Путь служанки

– Я все поняла. Благодарю управляющего У за наставление.

Чем выше поднимаешься, тем осторожнее следует быть в речах и поступках. Каждое слово должно быть тщательно обдумано и взвешено. И иметь свои последствия.

«Ладно, об этом я подумаю потом, – решила Вэй Инло. Посмотрев на небо, она улыбнулась. – Сегодня есть куда более важные дела».

В столовой для служанок к Цзисян аккуратно придвинулась чашка лапши долголетия [72] .

72

Праздничная лапша, подаваемая на стол по случаю дня рождения или другого значимого события, символизирует пожелание долгой жизни.

Белоснежная лапша томилась в ароматном бульоне, а сверху была приправлена щедрой порцией фарша из красного мяса и свежей изумрудной зеленью.

– Судьба пусть будет сладкой, точно персик. Пусть даже боги позавидуют тебе. По жизни ты плыви драконом, ввысь парящим. И век твой пусть будет долгим-долгим, Подобно вечной песне журавля [73] .

Вэй Инло подмигнула сидящей напротив Цзисян:

– Желаю тебе долгих лет жизни и бесконечного счастья.

73

Журавль в Китае символизирует долголетие и бессмертие.

– Сестрица Инло. – Цзисян была так изумлена, что даже начала заикаться. – Т-ты, т-ты, ты откуда узнала, что сегодня – мой день рождения?

– Когда мы только вошли во дворец и евнух проверял наши имена по списку, разве он не говорил тогда? – Вэй Инло улыбалась.

– Он всего раз сказал, а ты и запомнила? – с восхищением смотрела на нее Цзисян. – У тебя отличная память.

– Да, память у меня хоть куда, – посмеиваясь, ответила подруга.

«Хоть куда, как же!»

Вэй Инло, заметив, что Цзисян в последнее время ходит подавленная, специально пошла к ведающему делами дворца евнуху.

Даже эту чашку лапши она выбила с трудом.

Госпожи, разумеется, могли есть что угодно и когда пожелают, служанки же, если хотели съесть что-то сверх положенного, должны были отсыпать серебра императорским кухням. Вэй Инло вошла во дворец, не имея ничего за душой. Она могла предложить только свою работу в обмен на награду – несколько ночей девушка не спала, вышивая для повара, и получила эту чашку лапши.

– Ешь скорее, пока не остыло, – сказала Вэй Инло, протягивая ей палочки. – Помни: все нужно съесть за один раз, так ты сможешь прожить долгую жизнь.

– Ага! – Цзисян приняла палочки, подцепила лапшу и, причмокивая, втянула ее в рот. А потом внезапно заплакала.

– Что такое? – удивилась Вэй Инло. – Не понравилось?

Она взяла другую палочку, смочила ее в бульоне, поднесла ко рту и попробовала. Вкус был отменный, так почему же Цзисян расплакалась?

– Сестрица Инло, ты так добра ко мне, – задыхалась от слез девочка. – Во всем дворце только ты так заботишься обо мне, а когда ты уйдешь к императрице, то никого больше и не останется, кто бы меня поддержал.

– Это не значит, что мы не сможем больше видеться. – Вэй Инло мягко приобняла подругу. – Даже если я не смогу прийти сюда, неужели ты не сможешь навестить меня?

– А мне и вправду можно так сделать? – с тревогой и надеждой посмотрела на нее Цзисян. – А у тебя не будет из-за меня неприятностей? Я хоть и глупая, но понимаю, что во дворец Чанчунь нельзя входить кому попало…

– Да какие могут быть неприятности? – Вэй Инло сунула ей в руки давно заготовленный платок. – Держи, это тебе на день рождения. Если соскучишься, то приходи во дворец Чанчунь, а если не пропустят, то попроси кого-нибудь отнести этот платок мне. Я, как увижу его, сразу пойму, что ты соскучилась, и тут же отпрошусь повидаться с тобой. Договорились?

От слов Инло Цзисян стало так тепло, что она снова заплакала. Соленые слезы падали в бульон, но для девочки его вкус был слаще меда.

– Вэй Инло! Вэй Инло! – громко позвала служанка. – Ты здесь?

– Здесь, что такое? – откликнулась Вэй Инло.

– Из дворца Чанчунь пожаловали, скорее идем за мной, – поторопила ее служанка.

– Сестрица Инло, скорее иди. А я останусь здесь доедать лапшу. С этой чашкой я еще не скоро справлюсь.

– Ага, хорошо, тогда я пойду, а потом сразу же назад.

Цзисян с нежностью рассматривала платок.

На нем был вышит золотистый пес – тот самый, который остался ждать ее дома. Жизнь во дворце давалась ей нелегко, но и в родительском жилище приходилось несладко. Отец с матерью всегда больше любили сыновей: если ее младшие братья ели рис, то ей доставался лишь пустой бульон, а иногда не было и того, и Цзисян часто плакала от голода. Ее бабушка больше не могла на это смотреть и забрала внучку к себе.

Родители не содержали бабушку, ей помогал выживать только старый пес с золотистой шерстью. На вид неказистый, он был хорошим охотником и постоянно приносил в зубах воробьев или мышей.

Цзисян редко рассказывала о своем прошлом. Такие истории никому не нравились, и все считали ее надоедой.

Одна лишь Вэй Инло не только слушала ее, но и запомнила подробности.

– Спасибо, – повторяла про себя Цзисян, прижав платок к сердцу. – Спасибо, сестрица Инло. Я так счастлива, что оказалась во дворце и смогла встретить тебя. Пусть я проживу лишь пятьдесят лет, мне больше и не надо, все остальные годы я отдам тебе. Живи долго-долго, пусть твоя жизнь будет самой счастливой.

– Эй?

Этот звук заставил девушку очнуться. Она повернулась, лицо ее тут же омрачилось.

Она не знала, когда именно Линлун оказалась рядом с ней. Но лицо ее было белее бумаги, и выглядела она очень испуганной.

Цзисян взяла свою чашку и собиралась уйти, но Линлун ее остановила.

– Цзисян, почему ты стала так ко мне относиться? – грустно спросила она. – В детстве ты была совсем другая.

Они жили по соседству, семья Линлун была более зажиточной, и временами та отдавала Цзисян еду, которую не хотела есть сама. Ради съестного маленькая Цзисян была готова полностью подчиняться Линлун: прикажет взобраться на дерево – заберется, прикажет лаять по-собачьи – залает.

– Раньше мы так хорошо ладили, но как оказались во дворце, так ты сразу отдалилась от меня. Это из-за Инло, да?

– Эх, ничего ты не понимаешь! Она тебе ничего не сделала, а ты все время злословишь за ее спиной!

Лицо Линлун стало непроницаемым, но она принялась утирать глаза рукавами, притворяясь, что плачет:

– Я ее обижаю? А ты не думала, что мне тоже может быть обидно? Я стараюсь не меньше, моя вышивка не хуже, но матушка Чжан всегда выделяет лишь Инло.

– Хуже, причем намного. Тебе только кошки и удаются, все остальное нет. Куда тебе до сестрицы Инло – она любую картину может вышить, любой стежок сделать. Хочешь, чтобы матушка Чжан заметила тебя, – больше старайся, вышивай не только кошек, а что-нибудь еще… Ты разве не потому вышиваешь кошек, что другие твои работы не могут сравниться с ее?