Путь в стаю

— Здравствуйте, сёстры! — широко и открыто улыбнулась Высшая.

Ответом ей был нестройный гул валькирий. Они, словно забыв, что имеют дело с голограммой, отвечали подруге!

— И ты, милый мой мальчик, здравствуй. Видишь, как всё получилось? Не смог в этот раз уберечь свою шебутную валькирию — как и ту Милли, во время десанта. Но я уверена, что ты пытался, и тем более уверена, что ты отомстил. Жестоко и кроваво, — женщина на голограмме упрямо сжала губы, её глаза сверкнули сталью. — А посему живите дальше, сёстры. Раз я отомщена, раз живёт моё наследие, раз я что-то успела сделать для Экспансии, — я счастлива. И вы будьте счастливы этим. Но сегодня я хотела сказать не об этом. Сегодня я хочу рассказать вам историю своей любви, сёстры. Хочу, чтобы и вы нашли её, а найдя, не потеряли, не растоптали из-за дурацких условностей.

Дальнейшее изложение состояло из нарезок голографических картинок, мастерски скомпонованных в единый событийный ряд. Перед валькириями промелькнула сжатая в полчаса история нашей любви — от самой встречи на станции на орбите Земли, и до достопамятной совместной десантной операции. Порой картинки были весьма откровенны. Чего только стоил вид опускающейся на колени Высшей! С вполне конкретными намерениями опускающейся! На этом месте облепившие меня валькирии выпустили коготки, а Лиса восхищённо прошептала в самое ухо: «Каков наглец!»

Образы на голограмме сопровождались неизменными пояснениями Тёмной Матери. Она рассказывала чётко, без всяких красивостей, строго по делу, словно делала доклад. Валькирии же слушали её, будто моя девочка пела им балладу — настолько привыкли к подобной подаче важной информации. Скупые слова Высшей проникали в их души, вызывая эффект ничуть не меньший, чем от яркого видеоряда. Поэтому, когда голографический столб вновь показал замершую в кресле О`Стирх, её встретила звенящая тишина, нарушаемая лишь отдельными отрывочными возгласами-всхлипами.

— Как-то так, девочки. Как видите, я вовремя поняла, что дело вовсе не в импланте, и была счастлива. Хочу сказать спасибо своему мечнику за это. Не каждой из нас выпадает такая удача — познать всю глубину настоящей любви; а мне, такой испорченной и порочной, выпало. Благодаря тебе, мой мальчик.

Несколько минут Валери на голограмме молчала. Я с трудом сдерживал подкатывающие к горлу слёзы — благодаря показанному женщиной фильму, я словно вновь пережил все эти волнительные мгновенья. Воспоминания о былых ощущениях волной омыли тело и душу, оставив по себе ощущение чистоты и осознание важности текущего мгновения.

— Ещё я хотела поблагодарить всех вас, девочки, за то, что вы были у меня. Я была счастлива ещё и благодаря вам, благодаря вашей любви и дружбе. Спасибо вам, сёстры! Как видите, я даже в смерти пытаюсь наставить вас на путь истинный, пытаюсь сделать за вас правильный выбор, пытаюсь позаботиться о вас. Всё это потому, что не могу иначе, а также потому, что хочу, чтобы вы жили дальше и не забывали меня и других сестёр, отдавших свои жизни Экспансии. Память о нас должна сделать вас сильнее. Наши свершения не должны кануть в Лету, наши жертвы не должны быть напрасными. Теперь я хотела бы сказать и вам своё слово.

Следующий фильм, растянувшийся на полтора часа, был… сильным. Я смотрел, и порой шалел от увиденного. Вся просмотренная мною на Земле фантастика была жалкой пародией на ЭТО. На экране сталкивались многотысячные флота, сотни тысяч валькирий обрушивались на обречённые миры или гибли, до последней капли крови защищая свои планеты. Передо мной проходили судьбы целых миров, гибнущих, чтобы потом быть восстановленными в новой, непредставимой ипостаси. Гасли звёзды, чтобы потом вновь загореться с новой силой. Чудовищной, непредставимой сложности операции, требовавшие переброски ресурсов в масштабах, превосходящих космические процессы. Затраты энергии, превышающие годичный выход от десятка солнц. Информационные объёмы, превосходящие даже самые смелые предположения земного человечества. Бесконечные вереницы производственных цепочек, учитываемые в деле Космической Экспансии Республики Ноч. И над всем этим чудовищный, мощнейший, непредставимый интеллект одной Высшей валькирии, внёсший в эти процессы свою упорядочивающую роль.

Масштаб личности моей Ри потрясал. Она думала и принимала решения, она лила реки крови, она собственноручно казнила и миловала целые цивилизации. Она, не задумываясь, жертвовала собой, и великое множество раз спасала своей жертвой даже не десяток, и не сотню, а тысячи и десятки тысяч сестёр — целые флотские соединения десантных кораблей. Она сутками не вылезала из центра управления операциями, она грызла глотки, дралась на дуэлях — всё это ради своих сестёр, чтобы украсть у смерти очередную жертву, которую та уже считала своей. Она не боялась никого и ничего. Для неё не было авторитетов — кроме интересов Космической Экспансии. Даже последняя её операция, в которой она, вроде бы, просто помогала мне, предстала совсем в другом свете. Она, вроде бы ненавязчиво, даже не всегда лично, но вела дело в нужную сторону. Корректировала свои стремления и решения, если у окружающих были другие, лучшие, но никогда — никогда! — не плыла по течению. Да, она вроде бы просто учила меня, просто страховала, но в её такой милой и такой невероятно умной головке любые внешне спонтанные процессы оказывались разложены по полочкам. Любые наши совместные решения, любые её действия оказывались исполненны рассудочности — с её стороны они не выглядели случайной импровизацией. Та же десантная операция, когда мы срезали оружие с фрегата внешников. И самое поразительное — это её цель. Да, помочь мне, да прикрыть меня, но самое главное — послужить Космической Экспансии, какой она её видела. И она чётко отдавала себя отчёт, сколько жизней сестёр сохранила. Это поражало больше всего. Она даже в такой, как мне казалось, малости, как помощь в рейдерстве, была до последнего верна себе, стремилась к конкретной цели, о существовании которой я даже не подозревал.

Когда картинки вновь сменились образом моей Ри, целых десять минут на поляне стояла тишина. Только частое и глубокое дыхание валькирий и гражданских республиканок нарушало её обволакивающее ничто.

Я вдруг с поразительной ясностью осознал, что после таких кадров девочки не отступят. Никогда. Можно снимать искусственные, ненастоящие фильмы и пытаться ими заразить людей. Можно вести самую изощрённую пропаганду. Но всегда найдутся скептики, всегда кто-то вычислит идеологию. А вот когда перед тобой вот так, без всякой шелухи, предстаёт жертвенный путь твоей сестры… Отдавшей жизнь, и ни о чём не жалеющей… Завещающей не предавать того, что она сделала ради тебя… Это сильно. Это невозможно победить, перебороть. Я был уверен, что после подобного вечера валькирии пойдут убивать и умирать с ещё большим энтузиазмом. А ведь каждая из них наверняка носит под сердцем, или где ещё там, информационный кристалл с записями Памяти своих самых близких и любимых сестёр, погибших когда-то ради Экспансии, погибших ради них. Я сглотнул подступивший к горлу ком. У меня больше не было сомнений: Экспансия Республики достигнет своей цели. Просто во вселенной нет ничего подобного по силе, по жертвенности, по вложенному интеллекту. Внешники по сравнению с этой мощью — пигмеи. Языком Космической Экспансии говорит сама История, говорит само будущее Человечества. Даже если его кто-то ещё не осознал, не увидел, оно уже родилось. И неизбежно вызреет, неизбежно достигнет зрелости, неизбежно проявит себя во всей красе.

— Признаюсь вам, сёстры, в моей жизни был период, когда я почти утратила часть своих кондиций, и стояла на грани падения. Я, своей собственной нетерпимостью, своей испорченностью, своим заблуждением о смысле жизни, — чуть было не ввергла себя в психологических коллапс. Я наслаждалась пытками мужчин внешников. Я шалела от крови, испытывая самые яркие оргазмы именно там, в крови по колено. Я пьянела от боли и страха врагов. Мне помог мой мальчик. Он остановил падение, заставил переосмыслить всё и вся. Об этом я говорила в самом начале, даже показала некоторые эпизоды этого просветления. Я хочу ещё раз попросить вас, сёстры, подумать над теми вопросами, которые чуть было не стоили мне собственных кондиций. Я своей тщеславной самоуверенностью чуть было не нанесла вред Космической Экспансии, ведь кондиции каждой из Высших и каждой из Старших — это основа Экспансии, и потеря их наносит непоправимый ущерб, отодвигает светлое будущее Человечества на месяцы и годы. Учтите мои ошибки, сёстры! Молю вас об этом. Ведь эти ошибки встречаются и у вас. Кстати, я уже помогла однажды одной республиканке не соскользнуть в бездну. Её имя Виста А`Дилтс, она трудится по терраформингу планет. Я не стала здесь собирать наши с ней разговоры. Найдите её и поговорите. Это мой Путь Памяти для вас, сёстры.

Снова пауза, в ходе которой Ри транслировала внутри голограммы ещё одну голограмму, в виде женской фигурки на ладони. Потом она продолжила.

— Теперь мой Путь Памяти для тебя, милый. Я понимаю: тебе тяжелей других. Ты из другой культуры, да и мы были слишком близки. Даже не представляю себя на твоём месте. Наверное, тоже не хотела бы жить. А ты не хочешь. Я знаю. Я помню, как ты уничтожил крейсер внешников на орбите своей планеты. Ты шёл умирать, потому что тебя лишили всего. Я понимаю тебя. Но ты не один. Тебя ждут сёстры. Милена, Диана, Тиш. Вспомни Ли. Вспомни, как она отдала свою жизнь — в том числе за тебя. Вспомни стаю Милены. Вспомни стаю Милли. Вспомни стаю, с которой ты шёл на штурм флагмана. Вспомни команду нашего фрегата дальней разведки, которую ты спас своими полями. Вспомни Высших, с которыми сошёлся в Республике. Вспомни сестёр из Ордена, которые надеются на тебя. Ты нужен нам, Леон. И Республике ты тоже нужен. Я знаю, что нужно от тебя Ордену. Это всё на поверхности. И я знаю, насколько это важно. Сейчас только тебе это под силу, ты можешь приблизить будущее Экспансии. Сильно приблизить. Ты можешь сохранить миллионы и миллиарды жизней. Это эпохальный, исторический шанс, о котором я, когда только шла за тобой, даже помыслить не могла. Знай, милый, я не отдавала тебя Ордену не потому, что не хотела отпускать, а потому, что хотела подготовить тебя, хотела воспитать тебя в любви к Республике, к её дочерям и сынам. Орден так не сможет, он парит в слишком высоких материях, а я шла снизу, от республиканок и внешников, от валькирий и ласточек. А ещё я хотела сохранить в тебе эту твою гордость, эту готовность жертвовать собой ради женщин не по принуждению, не из-за импланта, а просто потому, что ты нас любишь, и хочешь, чтобы мы жили дальше. Прошу: пойми меня. Пойми, что твоя жизнь нужна девочкам. Они ведь наверняка уже рядом с тобой, а если нет, позвони им, и они придут. А пока бери мою яхту — я там заменила искусственный интеллект своим образом, — бери, и лети смотреть Величие Республики. Кровные тебя прикроют. Именно поэтому я отправила тебе сразу двоих. Ну а потом и твои девочки подключатся.

Ри немного помолчала. Её жаркий, любящий взгляд в этот момент пронизал меня насквозь, проник в самую душу — он будоражил и волновал почище откровенной ласки. Потом Высшая продолжила.

— Обещай мне. Здесь и сейчас. Перед лицом моих возлюбленных сестёр. Обещай, что будешь жить. Обещай, что выполнишь своё предназначение. Ты не представляешь, как я хочу, чтобы ты оставил Великую Память! Ты достоин этого. Я знаю. Иного бы я не полюбила. Не обрывай всё в самом начале. Обещаешь?

Валькирии вокруг больше не играли. Они с достойной лучшего применения настойчивостью подняли меня на ноги, явив образу своей Высшей. Так мы и стояли, вглядываясь друг другу в глаза, а за моей спиной вогнутой полусферой выстроились Старшие десантных стай. Стояли, и ждали. Ждали и другие республиканки. Больше никто не лежал, больше никто не сидел. Даже гражданские прониклись важностью момента. Все ожидали чего-то поистине эпохального.