Путь в Версаль (др. перевод)

– Это кто же рычит? – снова приняв угрожающий вид, спросил господин Буржю.

– Вы.

– Я?!

– И ваша жена, которая была такой веселой, и трех минут не стала бы терпеть вашей физиономии над кувшином вина.

– А ты думаешь, она стала бы терпеть вшивую нахалку вроде тебя в своем дворе?

– Я не вшивая! – возразила Анжелика и распрямилась. – Одежда у меня чистая. Судите сами.

– А ты думаешь, она стала бы терпеть, чтобы ты притащила к ней в кухню своих наглых мальчишек? Это же настоящие мелкие воришки! Я застал их у себя в погребе, где они лакомились салом. К тому же я уверен, что это они украли мои часы.

– Вот ваши часы. – Анжелика пренебрежительно вынула что-то из кармана. – Нашла на ступеньках лестницы. Думаю, вы их потеряли вчера, когда поднимались к себе в спальню, вы были очень пьяны…

Протягивая часы через колодец, она добавила:

– Видите, я не воровка. Ведь могла бы присвоить их себе.

– Смотри не урони в колодец! – забеспокоился он.

– Охотно подошла бы поближе, да боюсь вашего половника.

Выругавшись, господин Буржю бросил половник на землю. Анжелика игриво приблизилась. Она чувствовала, что ночь, проведенная с капитаном королевской стражи, не прошла для нее бесследно и научила некоторым хитростям искусства соблазнения ворчунов и сопротивления грубиянам. У нее появилось новое ощущение непринужденности, которое отныне может ей пригодиться.

Анжелика не спешила вернуть часы.

– Красивая вещица, – проговорила она, с интересом разглядывая часы.

Лицо кабатчика снова озарилось улыбкой.

– Вам нравится? Я их купил у одного торговца из кантона Юра. Они на зиму спускаются с гор со своим товаром и живут в Париже. Чего у них только нет… Но, должен признать, они не перед каждым раскрывают свои закрома, будь ты хоть принц. Они любят знать, с кем имеют дело. Эти люди предпочитают общаться с серьезными покупателями, а не с простофилями… Особенно если речь идет о таких чудесах техники, как мои часы. Верно ты говоришь, это поистине произведение искусства, – повторил господин Буржю, любуясь, как серебряная крышка часов сверкает в робких лучах пробивающегося сквозь облака солнца.

Потом он сунул часы в карман, продел цепочки и брелоки в петли и снова бросил на Анжелику подозрительный взгляд.

– Никак не пойму, как часы могли выпасть из кармана, – сказал он. – И еще не пойму, с чего вдруг ты заговорила как знатная дама, хотя еще вчера говорила на таком жаргоне, что у меня волосы дыбом вставали. Видать, ты хочешь меня облапошить и соблазнить, ты ж потаскуха.

Анжелика не растерялась.

– Не так-то легко с вами разговаривать, папаша Жак, – укоризненно заметила она. – Вы чересчур хорошо знаете женщин.

Торговец сложил короткопалые руки на круглом, как бочонок, брюхе, и лицо его приняло свирепое выражение.

– Знаю я вас. Так что меня не проведешь!

Не отводя взгляда от потупившейся преступницы, он выдержал многозначительную паузу.

– Ну так что? – решительно продолжил он.

Анжелика была выше ростом. Суровый вид толстяка в надетом набекрень колпаке рассмешил ее. Однако она смиренно ответила:

– Я сделаю, как прикажете, господин Буржю. Если выгоните меня с детьми, уйду. Но я не знаю, куда идти, куда увести малышей, чтобы защитить их от холода и дождя. Я живу в комнате Барбы. Я вас не стесняю. У меня свои дрова и пища. Сопровождающие меня мальчишки и девочка могли бы оказывать вам мелкие услуги: носить воду, мести двор… Малыши останутся наверху…

– Почему это они останутся наверху? – проревел кабатчик. – Детям место не в голубятне, а в кухне, возле очага, где они могли бы греться и прогуливаться в свое удовольствие. Ох уж эти нищенки!.. Бессердечные, как скотина! Ну-ка, спускай своих карапузов в кухню, если не хочешь, чтобы я рассердился! Не хватало еще, чтобы ты ненароком подожгла мне кровлю!..

Как птица взлетела Анжелика на седьмой этаж, в мансарду Барбы. В этом торговом квартале, где под натиском бурно растущего города в Средние века дома стояли очень тесно, их строили высокими и узкими.

На каждом этаже располагалось две комнаты, а чаще даже одна, вокруг которой и вилась винтовая лестница, словно решившая довести вас до неба.

На площадке перед Анжеликой метнулась какая-то испуганная тень, в которой она узнала Давида, племянника хозяина. Поваренок вжался в стену и бросил на Анжелику мстительный взгляд. Анжелика уже не помнила унизительных слов, брошенных ею в адрес парнишки в тот день, когда она впервые пришла в харчевню, чтобы повидать Барбу.

Она улыбнулась, решившись завести друзей в доме, где намеревалась вернуться к достойному существованию:

– Здравствуй, малыш.

– Малыш? – вздрогнув, проворчал тот. – Заметь, при случае я бы мог на твоей голове есть пирожки. По осени мне стукнуло шестнадцать.

– О, извините, сударь! Непростительная ошибка с моей стороны. Будете ли вы столь великодушны даровать мне прощение?

Давид, судя по всему, не привык к подобным шуткам. Он неловко пожал плечами и пробормотал:

– Да ладно, чего там…

– Вы слишком добры. Я растрогана. И как вы прекрасно воспитаны, что не позволяете себе фамильярно тыкать знатной даме…

Казалось, бедный поваренок испытывал страшные муки. У него были довольно красивые черные глаза на худом и бледном лице переростка. Уверенность мигом покинула его.

Вдруг Анжелика, которая уже снова поднималась по лестнице, остановилась:

– С таким акцентом ты точно южанин, угадала?

– Ага… из Тулузы.

– Из Тулузы! – воскликнула она. – Братец-земляк!

Она бросилась парню на шею и расцеловала его.

– Тулуза, – повторяла она.

Поваренок покраснел как помидор. Анжелика сказала ему еще что-то на родном наречии, и волнение Давида удвоилось.

– Так вы, значит, оттуда?

– Почти.

Эта встреча странным образом обрадовала Анжелику. Какой поворот судьбы! Быть одной из знатных дам Тулузы и дойти до того, чтобы целовать какого-то поваренка только за то, что в языке его чувствуется этот привкус солнца с запахом чеснока и цветов!

– Красивый город, – прошептала она. – Почему ты там не остался?

Давид объяснил:

– Мой отец умер. А он всегда хотел, чтобы я обосновался в Париже, где можно заняться оптовой торговлей и научиться ремеслу торговца прохладительными напитками. Сам-то он был бакалейщик. Я поступил, как он велел, и даже собирался пройти экзамен по воску, макаронам, сахару и пряностям, тут он и помер. Тогда я отправился в Париж и прибыл сюда как раз в тот день, когда моя тетушка, мамаша Буржю, умирала от оспы. Никогда мне не будет удачи. Я вечно промахиваюсь. – Он умолк, едва сдерживаясь, чтобы не расплакаться.

– Удача к тебе вернется, – пообещала Анжелика и принялась подниматься по лестнице.

В мансарде Анжелика обнаружила Розину. Почесывая голову, та вполглаза наблюдала за шалостями Флоримона и Кантора. Барба была внизу, в кухне. Мальчишки отправились «пройтись». На воровском жаргоне это означало, что они пошли попрошайничать.

– Не хочу, чтобы они просили милостыню, – решительно сказала Анжелика.

– Ты не хочешь, чтобы они воровали, ты не хочешь, чтобы они попрошайничали. Тогда чего же ты хочешь?