Путь

Конечно, тут же появились скептики, которые посчитали данную идею реформации несостоятельной. Они принялись хмурить брови и говорить о невозможности менять то, что, в целом, успешно существовало десятилетиями. Тут же в высоких кабинетах нашлись те, кто соглашался с подобным консервативным настроем, ибо смена парадигмы образования напрямую влияла на то, каким станет общество уже лет через пятнадцать-двадцать. Вырастить поколение умных людей себе на голову — это необдуманный поступок с политической точки зрения, ибо глупые тянутся стадом, куда их поведут, а разумные имеют свою точку зрения. С дураками намного легче — им наплевать на всё, кроме борща, примитивных сериалов и вспузырившихся треников, а вот с теми, кто с головой — с ними ж заколебёшься, их же стандартное существование не устраивает, им реальную жизнь подавай! Ишь чё!

Поэтому, наверное, никакой реформы так бы и не случилось, если бы не Великий Потоп. А там уже деваться некуда — пришлось, скрепя сердце, расцепить скрепы и начать меняться. Суть новой системы образования как раз и заключалась в том, чтобы максимально подготовить ребёнка к реальной жизни — причём сделать это так, чтобы он входил в неё уверенно, со знанием дела. Бессмысленную борьбу за получение академических оценок отменили, поскольку вызубрить материал, а потом пересказать его, получив оценку — не находит применения нигде за пределами школы, кроме, быть может, самых низкооплачиваемых профессий.

Жизнь не терпит шаблонов, она зиждется на новых подходах, постоянном движении вперёд, взлётах и падениях, эпохах Средневековья и Возрождения. Конечно, основное качество людей — животное умение приспосабливаться к меняющейся обстановке, но есть в нас и человеческое желание творить нечто прекрасное, иметь вкус к жизни.

Вот этому раньше не учили в школе. Не приближали к реальности, а давали устаревшую теорию. Да, детям нужно уметь бегло читать и быстро считать, да нужно знать классиков и основы алгебры с геометрией, но необходимы и предметы, обучающие логике и практическому праву, знанию своего организма и нейропсихологии, а также генетики и эволюции, физики и химии, биологии и астрономии — для осознания глубины окружающего мира.

Главное, всё это должно быть в удовольствие, потому что знание без положительного эмоционального подкрепления плохо откладывается в памяти. Чтобы процесс запоминания происходил правильно, во-первых, стремились добиваться заинтересованности детей, дабы они сами принимали решение учиться, а во-вторых, старались исключать любой стресс, ибо он сбивал ребят с курса. Поэтому основными критериями новой системы образования стали две вещи: получение максимума интеллектуальных знаний, необходимых для полной творческой жизни, а также стремление научить детей просто-напросто получать от неё удовольствие. Но легко сказать, а как сделать? Сотни тысяч школьных преподавателей, десятки тысяч сотрудников вузов — их-то как обновить?

«Делай из проблемы задачу, и тогда она решится» — так говорили мудрые люди. Поэтому решение проблемы нашлось… и многое изменилось. Теперь, после окончания учёбы в схоле, лет в тринадцать, полисные дети поступали учиться в младший ликей. На первом курсе, помимо обязательной теории, два раза в неделю ребятишки посещали практические занятия, пробуя свои силы в какой-либо профессии. Всего в первый год обучения они узнавали девять специальностей, на каждую из которых уходило по месяцу практики. На втором курсе можно было заменить три профессии на выбор, а на третьем, четвёртом и пятом — по четыре. Так в возрасте семнадцати лет некоторые ученики успевали попрактиковаться аж на двадцати четырёх различных работах, и поэтому к концу юношеского возраста многие уже понимали, что им нравится делать в жизни, а что — нет. Тем более что за работу платили — когда треть, когда полставки. Так решали первую задачу — подготовить детей к взрослой жизни.

А в восемнадцать лет начиналось углублённое изучение теории по тематикам, что больше всего интересовали студентов, и тогда количество профессий сменялось качеством образования. Ученики высшего ликея получали знания о предмете от теоретиков и конкретику от практиков, нередко становясь связующим звеном между ними и даже родоначальниками новых направлений, ведь на стыке полученных знаний чаще появлялись свежие идеи.

Наиболее престижными у них, в Ахейском ликее считались кафедры «УПС» (Управление путей сообщения), «МИФ» (Механика, информатика, физика)», «ЗБС» (Здоровье, биоинженерия, спорт) и ещё, пожалуй, «Кварта» — гуманитарная кафедра с известными выходцами — знаменитыми художниками, музыкантами, поэтами. Архитектурный профиль «Кварты» был настолько силён, что давал фору даже проектировочному бюро «МИФа», выполняющему крупные инженерные заказы и зарабатывающему на этом огромные деньги.

Александр преподавал на довольно слабеньком нейро-профиле «ЗБСа», и в последнее время дела там шли неважно. Ведь совсем рядом, всего в семистах с небольшим километрах, в Аквилейском ликее, располагалась известная на весь союз кафедра «Нейрологии и развития мозга» под руководством профессора Гавриловского, оснащённая самым современным оборудованием для изучения мозга и операций на нём. Лучшие хирурги, учёные и преподаватели стекались туда, как мухи на мёд, потому что при кафедре был выстроен великолепный научно-исследовательский центр с огромным госпиталем и невероятным Александровским парком, с потерями, но перевезённым сюда аж из самого Питера много лет назад.

Именно там, в шуме молоденьких дубов, будучи студентом первого курса высшего ликея, проходил практику и Алекс, но на втором курсе он влюбился и не смог сдать выпускной экзамен, а потом погорячился при разговоре с профессором Гавриловским и пулей вылетел из ликея. Затем, впрочем, без проблем, поступил на кафедру ЗБС в Ахейском ликее, закончил её и остался преподавать после учёбы. Сейчас, находясь на подсосе Союзного министерства инженерии и науки, преподаватели получали необходимый денежный минимум зарплаты и совсем мизерный научный — на исследования. Обучать обучали, но открытий не делали, и, в общем-то, прозябали. И Алекс, естественно, тоже. Его надёжным союзником на этом нудном поприще был Юджин — друг и верный на протяжении последних лет. Они вместе учились, а потом и сами обучали ликеистов на «ЗБСе», но по разным профилям — Юдж преподавал «психонейроиммунологию».

У Юджина был сегодня выходной, а это значит, что он сто процентов сидит дома и сочиняет свои стишки. Сашин друг уже давно забил на карьеру, работал, конечно, но так, для галочки, чтобы оплачивать аренду и огромные счета за электричество. Всё свободное время он уделял каляканью, как называл его стихоплетство Алекс. Зато у Юджина хоть какое-то хобби было, а вот у него самого ни с чем особо не складывалось. «Какая-то размазня, а не человек. Всё не так идёт. Всё через жопу. Но почему?» — упрекнул он сам себя.

Алек вечно принимал какие-то не такие решения, или с ним что-то случалось. Самой первой нелепостью было в возрасте десяти лет уехать от матери из Македонии, потому что ей не хватало денег, чтобы прокормить всю семью. Она уговаривала, плакала и молила, но Алекос был непреклонен и улетел из Македонии в Союз, к отцу в Аквилею. Он до сих пор считает, что это было вердикт самому себе. В юности выбрал медицину, хотя сейчас понимал, что лучше бы педагогику. Затем зачем-то ушёл в нейропрофиль, потом придумал совершить открытие и долго над чем-то безуспешно бился, но ни к чему не пришёл. Оказывается, и тут он выбрал путь не туда. И вот так всю жизнь, малака!

Пока он думал такие грустные думы, его состояние, естественно, ухудшалось. Свежий утренний ветер бодрил, конечно, но желание сесть на унитаз, потом сходить в душ, съесть бутерброд и лечь спать, никак не выходило у него из головы, но до этого было ой как далеко. А хуже всего было то, что он ни черта не помнил. Что у них было с Алисой? Какая она без одежды? Сколько раз и подолгу ли у них всё происходило? И, самое главное, выполнила ли она обещание, данное ему в споре? Как он ни ломал голову, так ничего не вспомнил из этого — и именно этот факт был самым невыносимым!