Путешествие Абу Хамида ал-Гарнати в восточную и центральную Европу (1131-1153 гг.)
Шрифт:
E. Э. Бертельс и Ф. А. Розенберг уточнили перевод Хаммера: "На Руси ходячая монета — белка, не деньги. Это кожи без волос с передними и задними лапками и с когтями" [355] (рис. 8). Переводы списков рукописи, находящихся в Институте востоковедения Академии наук СССР, сделанные Л. Т. Гюзальяном по просьбе И. Г. Спасского, в общем повторяют тот же текст [356] , если не считать, по-видимому спорного, перевода списка Д-129. К этому списку обратился А. П. Ковалевский, который доказывает (по нашему мнению, не очень убедительно), что первоисточником сочинения Наджиба Хамадани служит сообщение Ибн Фадлана и даже вставляет реконструированный текст Хамадани в свои критический перевод мешхедской рукописи. Признавая, что текст Хамадани имеется в вариантах столь различных, что пока восстановить его первоначальную редакцию не удалось, А. П. Ковалевский все же дает условный сводный текст по рукописи Института востоковедения (Д-129 из собрания С. Ф. Ольденбурга) с учетом выписок у Хаммера и у Дорна [357] . "У русов ходовая местная монета — шкурки белки [358] [и] соболя без шерсти, [но] с хвостом, передними и задними лапами, когтями и головой. Если чего-нибудь недостает, то от этого шкурка становится бракованной. Их [эти деньги] оттуда вывозить нельзя — их отдают за товары [359] . Весов там не имеют, но только определенные [стандартные] слитки [металла]..." У Амина Рази (конец XVI в.) тот же текст пересказан так: "Вместо денег [у них] в обращении шкурки белок. Ими они совершают торговые сделки. Точно так же весы в тех местах не распространены. Они совершают куплю-продажу посредством мерной чашки..." А. П. Ковалевский предполагает, что у обоих авторов был один первоисточник, но один пропустил упоминание о мерных чашках, другой — о слитках металла.
355
И.
356
И. Г. Спасский, Из истории древнерусского товароведения, стр. 50.
357
Ковалевский, Книга Ибн-Фадлана, стр. 44.
358
Другой вариант перевода этого места у А. П. Ковалевского: "Дирхемы русов — это шкурки белки..." и т. д. (Ковалевский, Книга Ибн-Фадлана, стр. 153).
359
В этом месте А. П. Ковалевский делает примечание: "То есть перед отъездом купца из их страны он на эти деньги покупает товары" (Ковалевский, Книга Ибн-Фадлана, стр. 44, прим. 2).
В поэме Низами "Искандер-намэ" говорится о том, что у русов вместо денег в ходу ветхие, вытертые шкурки белок и соболя.
Увидел он: навалено столько, что не помыслить, беличьих голов и соболиных морд. Старые они были, волос из них повылез, но висели они на лучших местах. Когда он некоторое время на те кожи поглядел, не знал он, чего ради накоплены те кожи. Спросил он: "Эти старые кожи для какого украшения в сущности годны?" Один рус дал ему прекрасный ответ: "Из этой кожи [скорлупы] рождается все то ядро. Не гляди с презрением на эти сухие шкуры. Самая звонкая монета области — это и есть. У нас эта жалкая кожа много дороже, чем самые мягкие меха. Всякий мех, который здесь виден, за эту безволосую кожу можно купить. Если серебро каждой области при чеканке все меняет свое клеймо, как время, то у нас нет иных денег, кроме этой шерсти, ни на волос эта шерсть дешевле не становится". Этому диву поразился царь, До какой степени покорны велению те люди [360] .360
Низами Гянджеви, Искандер-намэ, ч. I., пер. Е. Э. Бертельса, Баку, 1940, стр. 357-358 (см. также пер. К. Липскерова, М., 1953, стр. 420).
Но вот перед нами новый источник. Его автор не компилятор, пользовавшийся чужими сведениями, и не поэт, а путешественник, побывавший в русских землях. Абу Хамид пишет:
"Рассчитываются они между собой старыми беличьими шкурками, на которых нет шерсти, и которые нельзя ни на что никогда использовать, и которые совсем ни на что не годятся. Если же шкурка головы белки и шкурка ее лапок целы, то каждые восемнадцать шкурок стоят по счету [славян] серебряный дирхем, связывают [шкурки] в связку и называют ее джукн. И за каждую из таких шкурок дают отличный круглый хлеб, которого хватает сильному мужчине.
На них покупают любые товары: невольниц, и невольников, и золото, и серебро, и бобров, и другие товары. И если бы эти шкурки были в какой-нибудь другой стране, то не купили бы тысячу их вьюков за хаббу и не пригодились бы они совсем ни на что. Когда они [шкурки] испортятся в их домах, то их, [иногда даже] рваные, несут в мешках, направляясь с ними на известный рынок, на котором есть некие люди, а перед ними работники. И вот они кладут их перед ними, и работники нанизывают их на крепкие нитки, каждые восемнадцать в одну связку, и прикрепляют на конец нитки кусочек черного свинца, и припечатывают его печаткой, на которой имеется изображение царя. И берут за каждую печать одну шкурку из этих шкурок, пока не опечатают их все. И никто не может отказаться от них, на них продают и покупают".
Свидетельство Абу Хамида очень важно. Мы не знаем, где он видел описываемые им шкурки — в Рязанской земле, когда он проезжал по Оке, или в Киеве, но, по-видимому, он относит эти сведения ко всем восточнославянским землям. Археологическим материалом, который подтверждает сообщение Абу Хамида и который в свете этого сообщения сам приобретает новое значение, являются находимые во многих русских городах свинцовые пломбы, количество которых в русских музеях составляет уже около 15 тыс. штук [361] . Это небольшие круглые кусочки свинца со следами шнура и с изображениями или знаками на одной или на обеих плоских сторонах. Эти пломбы подобны печатям, но отличаются от них меньшими размерами и небрежностью отделки. Самая большая коллекция таких пломб собрана в Дрогичине Надбужском, они найдены в Новгороде Великом, Пскове, на Днепре, на острове Каменоватом, в Киеве, Твери, Рязани, Переяславле Рязанском. Вопрос о назначении этих пломб, часто называемых по месту наибольшего количества находок "дрогичинскими", имеет довольно обширную литературу [362] . Наиболее широко распространена точка зрения, согласно которой эти пломбы привешивались к различным товарам [363] . Для того чтобы объяснить их скопление в некоторых пунктах, было высказано предположение, что их находят в большинстве случаев в крупных торговых центрах, где могли перегружаться или продаваться опечатанные этими пломбами товары.
361
Эта цифра сообщена мне В. Л. Яниным.
362
Наиболее полный обзор всей предшествующей литературы о пломбах был дан К. В. Болсуновским ("Дрогичинские пломбы", Киев, 1894). Позже о пломбах писали Н. П. Лихачев ("Материалы для истории византийской и русской сфрагистики", т. II, Л., 1930), А. В. Орешников ("Классификация древнейших русских монет по родовым знакам", — ИАН, Отд. гуманитарных наук, 1930, № 2), Б. А. Рыбаков ("Знаки собственности в княжеском хозяйстве Киевской Руси Х-XIII вв."). Т. Левицкий посвятил специальную статью вопросу о торговом значении Дрогичина и о назначении найденных там пломб (Т. Lewicki. Znaczenie handlowe Drohiczyna nad Bugem, — "Kwartalnik Historii Kultury Materialnej", R. IV, № 2, 1950, стр. 196).
363
Это мнение, впервые высказанное, кажется, английскими археологами, было поддержано К. В. Болсуновским, И. В. Лучицким, А. В. Орешниковым и др. Из работ советских ученых следует отметить статью Б. А. Рыбакова "Торговля и торговые пути" ("История культуры древней Руси", т. I, M.-Л., 1948; стр. 343-345). Этой же точки зрения придерживался автор данной статьи в книге "Старая Рязань" (M., 1955, стр. 160-161).
Исследователи русской денежной системы, сомневаясь в возможности обращения меховых денег, всегда подчеркивали их непрочность и то, что в процессе обращения они должны быстро изнашиваться и терять ценность. Свидетельства восточных авторов снимают этот вопрос, так как прямо указывают, что потерявшие свою абсолютную товарную ценность шкурки продолжают служить деньгами, как объясняет Абу Хамид, благодаря тому, что на них стоит княжеский знак, и они обязательны к приему в качестве денег, никто не смеет от них отказаться. То же подчеркивается в поэме Низами: Александру Македонскому объясняют значение у русов вытертых шкурок соболей и белок как денег. Низами знал, что эти шкурки обязательны к приему в качестве денег и что такой порядок поддерживается государственной властью. Мы можем представить себе существование своеобразной системы "кредитных билетов", выпуск которых, однако, лимитируется не государственной властью, а количеством добытой и оставшейся в употреблении в стране пушнины [364] .
364
Экономисты, занимавшиеся проблемами денежного обращения в феодальную эпоху, признавали вполне допустимым обращение мехов. Ф. И. Михалевский, не зная еще сообщения ал-Гарнати, но основываясь на источниках, доступных Карамзину, писал: "Теоретически может быть допущено и обращение головок. Число головок не может превышать числа убитых зверей и, следовательно, ограничено количеством труда, которое можег быть затрачено на охоту, и производительностью этого труда. С этой точки зрения теоретически допустимо обращение шкурок и после того, как на них вытерлась шерсть" (Ф. И. Михалевский, Очерки истории денег и денежного обращения, т. I. Деньги в феодальном хозяйстве, Л., 1948, стр. 235). Возможность существования "ассигнаций" на ранних этапах денежного обращения признавал К. Маркс. Он писал: "Россия представляет поразительный пример естественного возникновения знака стоимости. В те времена, когда деньгами там служили шкуры и меха, противоречие между этим неустойчивым и неудобным материалом и его функцией
в качестве средства обращения породило обычай заменять его маленькими кусочками штемпелеванной кожи, которые таким образом превращались в ассигновки, подлежавшие оплате шкурами и мехами" (К. Маркс, К критике политической экономии, — К. Маркс и Ф. Энгельс, Сочинения, изд. 2, т. 13, M., 1959, стр. 99). Конечно, нельзя полностью принять данный вывод К. Маркса, так как он основан на неточной информации, полученной им от Г. Шторха, в свою очередь заимствовавшего сведения у Карамзина. Для нас в данном случае важно, что великий экономист не видел никакой экономической несообразности в существовании ассигнаций в форме кожаных денег.Разные типы пломб датируются временем от XI до XIV в. Вопрос о знаках, изображенных на пломбах и варьирующих в разных формах, — "трезубец", "двузубец" и т. н. "тамги", — за последние 50 лет неоднократно обсуждался, и после работ Н. П. Лихачева, А. В. Орешникова, Б. А. Рыбакова и В. Л. Янина, кажется, не вызывает сомнения определение этих знаков как княжеских знаков Рюриковичей. Знаки Рюриковичей на пломбах составляют не менее 25% общего количества знаков [365] . Можно отметить, что среди знаков, изображенных на рязанских пломбах, многие напоминают знаки Рюриковичей рода Святослава Черниговского и некоторые — знаки суздальских Рюриковичей.
365
Б. А. Рыбаков, Знаки собственности, стр. 245.
При попытке истолковать значение пломб в свете свидетельства Абу Хамида следует ответить на вопрос о том, что, собственно, имеет в виду автор, когда он говорит об "изображении царя", оттиснутом на свинце. Пломбы с изображениями человеческих лиц составляют сравнительно небольшой процент общего количества, и изображения святых, в которых можно видеть княжеских патронов, среди них очень редки. Может быть, автор имел в виду не только "изображение царя" (князя), но и княжеские знаки вообще [366] . Но и в этом случае не более 25% пломб смогут быть определены как носящие такие знаки. На других пломбах изображения очень разнообразны. Есть поясные изображения святых, процветший крест, латинские буквы. На некоторых изображены кресты, звездочки, точки, кружки. На многочисленных пломбах — буквы славянского алфавита. Быть может, пломбы, на которых не изображены князья и которые не снабжены княжескими знаками, иного происхождения и действительно являются товарными пломбами? В целом же вопрос о пломбах может быть решен только в результате комплексного изучения общерусского материала.
366
В. Ф. Минорский считал допустимым вариантом перевода "знак царства" вместо "изображения царя", см. "Очерки русской культуры XIII-XV вв.", М., 1969, стр. 323.
Если поверить свидетельству Абу Хамида и предположить, что свинцовые пломбы — это не товарные знаки, а знаки, свидетельствующие о денежном обращении, те самые кусочки свинца с изображением князя, которые привешивались к связкам мехов и придавали им значение денег, то возникает вопрос: как обращались эти "деньги" в условиях феодальной раздробленности? Переходили ли опломбированные княжескими печатями связки мехов границы княжества? В связи с этим следует обратить внимание на очень важное наблюдение Н. П. Лихачева: "Получается общее впечатление наибольшего сходства дрогичинских пломб с рязанскими и прямого родства новгородских с киевскими, хотя эти последние все-таки как будто могут быть выделены в особую группу" [367] .
367
Н. П. Лихачев, Материалы для истории византийской и русской сфрагистики, стр. 80-81.
Отношение меховых денег к серебряным неоднократно подсчитывалось по русским письменным источникам. Но в большинстве случаев исследователи полагали, что термины "куна" и "веверица" или "векша" в письменных памятниках XI-XII вв. — пережиточные и означают металлические деньги. Сообщение Абу Хамида заставляет вновь рассмотреть этот вопрос. В его время 18 вевериц равнялись по стоимости одному серебряному дирхему [368] (рис. 10).
Для более позднего времени иностранные путешественники также упоминают о кожаных или меховых деньгах на Руси, об этом пишут Рубрук (XIII в.), Герберштейн (XVI в.); Гильбер де Ланнуа, посетивший Новгород в 1412 г., обратил внимание на то, что монетой здесь служат головки белок и кун. В Новгородских двинских владениях белка сохраняет значение денег в течение всего периода независимого существования Великого Новгорода [369] . По-видимому, в XIII-XV вв. связки шкурок, служившие деньгами в Новгороде, были предметом экспорта за границу в качестве дешевого сорта меха или даже как кожи уже без волос. В документах о ганзейской торговле пушниной, и в частности в торговых книгах Тевтонского ордена, изданных Заттлером [370] , среди загадочных названий мехов, принятых в нидерландско-ганзейском торговом обороте, упоминается самый низкосортный, дешевый товар — "шевениссы" (schewenissen). Исследователи ломали себе голову над объяснением этого термина. Г. Гутцейт считал его измененным русским словом "веверица", "векша"; Сорториус и Лянненберг — производным от немецкого "schaben" — "скрести", "скоблить" — выщипанный мех. Л. X. Штида предполагал, что это слово произошло от русского "шевня" — мех, сшитый из известного количества беличьих шкурок, или связка мехов [371] . В памятнике 1345-1386 гг., говорящем о пошлинах на Торно-Владимирской торговой дороге, сказано: "Должны платить пошлину за бобра полторы куны, за лисицу — 9 шевень, за выдру — 13 шевень". По мнению издателя памятника, "шевня" — здесь монета, соответствующая монете "белка" [372] .
368
Ибн Руста, сведения которого относятся ко времени на 200 лет раньше, сообщал о меховых деньгах у булгар: "Главное из имущества их — куницы, нет у них имущества (богатства. — А. М.) в золоте или серебре, так как дирхемы их — куницы; ходит у них одна куница за два дирхема с половиной, а белые, круглые дирхемы привозят из областей ислама, совершают на них сделки" (пер. Б. Н. Заходера, — "Каспийский свод", II, стр. 34).
369
А. И. Никитский, История экономического быта Великого Новгорода, М., 1893, стр. 95; А. А. Шахматов, Исследование о Двинских грамотах XV в., СПб., 1903, стр. 59 и сл. Вообще у многих восточноевропейских народов меха, в частности беличьи, долго служили денежными единицами. Об этом см.: Э. Беке, Беличья система валюты у мари, — "Acta Linguistica Academia scientiarum Hungaricae", т. I, вып. 1, Budapest, 1951, стр. 65-75. Проблеме существования неметаллических денег в средние века посвящена статья J. Sztetyllo, Czeski i morawski pieniodz pozakruszowy wczesnego sredniowiecza, — "Kwartalnik Historii Kultury Materialny", R. XI, № 3-4, 1963, стр. 505-522.
370
С. Sattler, Die Handels rechnungen des Deutschen Ordens, Leipzig, 1887.
371
Л. X. Штида, О различных именах сортов меха в ганзейское время, — "Труды IX археологического съезда в Вильне (1893)", т. II, М., 1897, стр. 48-49.
372
Hansisches Urkundenbuch, bearbeitet von K. Hohlbaum III, Halle, 1882-1886, № 559, стр. 312. См. также: J. Sztetyllo, Scheven en Russie de Vladimir d'apres le taraf des peages et des douanes du milieu du XIV-e siecle, — "Kwartalnik Historii Kultury Materialnej", R. XIV, № 4, 1966, стр. 779-793.
Для счета "шевенисс" имеется особая единица — "рейзе" (reyse). "Орденские книги не оставляют сомнения в том, что "рейзе" — это определенное количество, а именно — 18 штук, которое можно легко вычислить из ряда записей" [373] . Все эти данные по-новому выглядят в свете свидетельства Абу Хамида. Орденские приказчики обменивали на серебро русские меховые деньги и вывозили их в качестве товара за рубеж. Этот очень дешевый и легкий товар (в бочку можно было набить 12 тыс. штук) мерился связками по 18 штук, как он и ходил в качестве денег на Руси. Может быть, название "рейзе" было производным от русского денежного термина "резана". Конечно, нельзя прямо сопоставлять рассказ Абу Хамида с сообщением о шевениссах. Абу Хамид говорит определенно об "ассигнациях", о шкурках, имевших ценность лишь при обращении внутри страны, и притом с печатью князя. Нелепо предположение, что "ассигнации" могли вывозиться за границу, где их ценность несомненно была ниже номинальной. Вероятно, в эпоху ганзейской торговли, если шевениссы служили деньгами, их меновая стоимость соответствовала потребительской.
373
М. П. Лесников, Торговые сношения Великого Новгорода с Тевтонским орденом в конце XIV и начале XV в., — ИЗ, т. 39, стр. 270; С. Sattler, Die Handels, стр. 343, 353. Утверждение, что "рейзе" равняется 18 шкуркам, совпадает с прямым указанием в претензии ливонских городов к Англии в 1406 г.: "34 reysas levissimi operis dicti schewenissen, et reysa continen 18 pelles" (K. Kunze, Hanseakten aus England 1275 bis 1413, Halle, 1891, стр. 243). А. Л. Хорошкевич соглашается с Л. X. Штидой и считает, что название единицы счета шевенисс "reyse" произошло от русского глагола "резать" и свидетельствует лишь о том, что шевениссы — это обрывки или обрезки меха ("Торговля Великого Новгорода в XIV-XV веках", М., 1963, стр. 82).