Путешествие к Арктуру

– Потому что тебя заставит твоя страсть.

– А как насчет тебя? – спросил Маскалл, покусывая ногти.

– О, у меня есть мои мужские камни. Я невосприимчив.

– Это все, что мешает тебе быть таким же, как другие?

– Да, но не вздумай выкинуть какую-нибудь шутку, Маскалл.

Маскалл продолжал спокойно пить и некоторое время молчал.

– Значит, мужчины и женщины здесь враждебны друг другу, а любовь неизвестна? – продолжил он наконец.

– Это волшебное слово… Должен ли я рассказывать тебе, Маскалл, что такое любовь? Любовь между мужчиной и женщиной невозможна. Когда Маскалл любит женщину, это ее любят женские предки Маскалла. Но здесь, в этой стране, мужчины являются чистыми мужчинами. Они не взяли от женщин ничего.

– А откуда берутся мужские камни?

– О, это не аномалия. Где-то должны быть целые залежи этого добра. Это все, что не дает миру быть чисто женским. Он стал бы одной большой густой сладкой массой, без всяких индивидуальных форм.

– И все же, та же самая сладость приносит мужчинам мучения?

– Жизнь абсолютного мужчины жестока. Избыток жизни для тела. Что это еще, если не мука?

Вдруг Корпан сел и обратился к Хонту:

– Хочу напомнить свое обещание рассказать о Маспеле.

Хонт взглянул на него со злобной улыбкой.

– Ха! Подземный человек ожил.

– Да, расскажи, – небрежно вставил Маскалл.

Хонт выпил и слегка рассмеялся.

– Хорошо, эта история коротка и вряд ли достойна упоминания, но раз вы интересуетесь… Пять лет назад сюда пришел незнакомец, расспрашивающий о свете Маспела. Его звали Лодд. Он пришел с востока. Одним ясным летним утром он встретил меня, возле этой самой пещеры. Если вы попросите меня описать его – второго такого человека я не могу себе вообразить. Он выглядел таким гордым, благородным, недосягаемым, что я почувствовал, как грязна моя кровь по сравнению с ним. Вы можете догадаться, что я не к каждому испытываю такие чувства. Теперь, когда я его вспоминаю, я понимаю, что он был не столько выше меня, сколько ИНЫМ. Я был так потрясен, что встал и разговаривал с ним стоя. Он спросил, в какой стороне гора Эдидж, и продолжал: «Говорят, там иногда виден свет Маспела. Что ты знаешь об этом?» Я сказал ему правду – что я ничего об этом не знаю, и тогда он продолжал: «Ладно, я иду на Эдидж. И скажи тем, кто придет за мной с той же целью, что им следует сделать то же. Вот и весь разговор. Он пустился в путь, а я с тех пор его не видел и ничего о нем не слышал.

– И ты не пошел за ним из любопытства?

– Нет, потому что едва он повернулся спиной, весь мой интерес к этому человеку почему-то пропал.

– Возможно потому, что он был для тебя бесполезен.

Корпан взглянул на Маскалла.

– Дорога для нас намечена.

– Похоже на то, – безразлично сказал Маскалл. Некоторое время разговор не клеился. Тишина казалась Маскаллу гнетущей, он начал ощущать беспокойство.

– Как ты называешь цвет своей кожи, Хонт, какой я ее видел при дневном свете? Он показался мне странным.

– Долмовый, – сказал Хонт.

– Смесь ульфирового и синего, – объяснил Корпан.

– Теперь буду знать. Эти цвета озадачивают чужеземца.

– А какие цвета есть в вашем мире? – спросил Корпан.

– Первичных всего три, а здесь у вас, похоже, их пять, хотя не могу представить, почему так получается.

– Здесь два набора первичных цветов, – сказал Корпан, – но поскольку один из цветов – синий – одинаков в обоих наборах, всего имеется пять первичных цветов.

– Почему два набора?

– Создаются двумя солнцами. Бранчспелл создает синий, желтый и красный. Альпейн – ульфировый, синий и джейловый.

– Удивительно, что это объяснение раньше не пришло мне в голову.

– То есть это еще одна иллюстрация необходимой тройственности природы. Синий это существование. Это темнота, видимая сквозь свет; контраст существования и пустоты. Желтый это отношение. В желтом свете мы самым ясным образом видим отношение предметов. Красный это чувство. Когда мы видим красный, нас отбрасывает обратно в наши личные чувства… Что касается цветов Альпейна, синий находится посредине и является поэтому не существованием, а отношением. Существование это ульфировый; следовательно, это должно быть иное существование.

Хонт зевнул.

– В твоей подземной дыре есть замечательные философы.

Маскалл встал и огляделся вокруг.

– Куда ведет другая дверь?

– Посмотри сам, – сказал Хонт.

Маскалл поймал его на слове, пересек пещеру широким шагом, отдернул в сторону завесу и исчез в ночи. Хонт резко встал и поспешил за ним.

Корпан тоже поднялся. Он подошел к нетронутым мехам со спиртом, развязал горлышки и дал содержимому вылиться на пол. Затем он взял охотничьи дротики и руками отломил наконечники. Едва он успел занять свое прежнее место, появились Хонт и Маскалл. Быстрые, подвижные глаза хозяина сразу заметили, что произошло. Он улыбнулся и побледнел.

– Ты не терял даром времени, друг.

Корпан не сводил с Хонта смелый, тяжелый взгляд.

– Я подумал, что неплохо бы выдернуть твои зубы.

Маскалл разразился хохотом.

– Жаба вылезла на свет с какой-то целью, Хонт. Кто бы мог этого ожидать?

Хонт, две-три минуты пристально глядевший на Корпана, вдруг издал странный крик, будто злой дух, и бросился на него. Они начали бороться, как дикие кошки. Они то оказывались на полу, то вновь на ногах, и Маскалл не мог разобрать, кто берет верх. Он не пытался расцепить их. Ему в голову пришла одна мысль и, схватив два мужских камня, он со смехом выбежал с ними через верхний вход на открытый ночной воздух.

Проход выходил к пропасти на другой стороне горы. Узкий карниз, посыпанный зеленым снегом, вился вправо вдоль скалы. Это был единственно возможный путь. Маскалл бросил камни с края обрыва. Хотя в руке они были твердыми и тяжелыми, падали они скорее как перья, чем как камни, и оставляли за собой длинный туманный след. Маскалл еще наблюдал, как они исчезают, когда из пещеры выскочил Хонт, преследуемый Корпаном. Он возбужденно схватил Маскалла за руку.

– Что ты сделал, Крэг тебя побери?

– Они улетели за борт, – ответил Маскалл, вновь разражаясь смехом. – Проклятый безумец!

Светящийся цвет Хонта пульсировал, как будто дышал. Затем он неожиданно успокоился, неимоверным усилием воли.

– Ты знаешь, что это меня убьет?

– Разве ты не старался изо всех сил весь этот последний час, чтобы я созрел для Салленбод? А теперь веселее, присоединяйся к компании, ищущей развлечений!

– Ты говоришь это в шутку, но это печальная правда.

Насмешливая злобность Хонта полностью улетучилась.

Он походил на больного человека – но почему-то лицо его стало благороднее.

– Я бы очень пожалел тебя, Хонт, если бы это не влекло тем самым жалости к себе. У нас троих теперь одна цель – но до тебя, похоже, она еще не дошла.

– Но зачем нам вообще это нужно? – тихо спросил Корпан. – Не могли бы вы держать себя в руках, пока мы не выберемся из опасного места?

Хонт глянул на него дикими глазами.

– Нет. Призраки уже набросились на меня.

Он мрачно уселся, но через минуту вновь вскочил.