Путешествие среди людей

***

На следующий день мы должны были идти в вуз, на встречу с группой. Заодно нам должны были выдать зачетки. Как и полагалось, нас посадили в украшенный актовый зал с роскошной сценой и всякими побрекушками на ней. Кто-то пел, потом кто-то танцевал, между ними выходил ведущий и выкрикивал: «Военмех», на что мы должны были крикнуть: «Лучше всех». В общем, на сцене кипела жизнь, пока несколько сотен студентов ждали завершения всего. Хотелось, конечно же, верить, что в помещении собрались одни Холдены Колфилды и что все они понимают фальшивость таких вот мероприятий, но, когда дело дошло до конкурсов, пол зала рванулось в них участвовать. Бедные недотепы.

После всех конкурсов и напутствий от преподавателей мы отправились в специально отведенную нам аудиторию, чтобы познакомиться с одногруппниками и деканом нашего факультета.

Когда мы с Матвеем вошли в аудиторию, все уже сидели и явно ждали нас – мы слегка заплутали в коридорах этого Хогвартса. Мне никогда не давались такие стадные моменты. Все эти настороженные лица, так знакомые и все, как один, на кого-то уже похожие. Потом какой-нибудь придурок начнет высирать из себя неумелые остроты, кто-нибудь его поддержит, потом подключится пай-девица и попросит его замолчать. Словом, тем придурком все время оказывался я, вот только не находилось поддержки, и пай-мальчик Матвей шикал на меня, чтобы я заткнулся.

А лица и правда были каждый раз очень похожие. Создавалось ощущение, будто я уже их видел. Допустим, вот этого парня я видел в супермаркете – он работал охранником, ему было сорок лет и сорок унылых морщин. Вот того я как-то видел на заправке, когда тот заливал девяносто второй в машину моего отца. Отец еще отсыпал ему мелочи после. Вот эти двое – однозначно детсадовские лопухи. Их всегда забирали бабушки, они подолгу не хотели натягивать колготки, так что это приходилось делать бабушкам. Вставать на колени с артритом, а потом пыхтя вставать. Тогда они, наверное, бабушкины мальчики. Или бабушкины овощи. А вот эти две дурочки – недавно появившаяся подкатегория пустышек – блогерши-пустышки. Высокий коэффициент бесполезности и низкий уровень интеллекта, вкупе с их пятью подписчиками и подтянутой пятой точкой, создавали идеальный пылесос. А вот, кстати, и будущий обладатель пылесоса – в школе его не особо принимали, но он ушел из девятого класса и уже заработал на первую девятку. По выходным они с пацанами едут на парковки больших супермаркетов, достают из багажников кальяны, включают музыку и обсуждают свои новые пылесосы. А этому повезло чуть больше – его рожу я видел по ящику, он отчитывался за «потраченные» из бюджета деньги. А эти вот считают, что последнему повезло в жизни. Только пару лиц я еще не видел.

Еще в школе я понял, что те люди, с которыми я учусь – будущие кто-то. Теперь же, моими одногруппниками стали чьи-то бывшие одноклассники. По большому счету, ничего не изменилось. И это напрягало мое восприятие. Я все никак не мог понять, кто они такие. И кто я тогда, если они – кассиры из Пятерочки?

По лицу многое можно сказать. В конце концов, и влюбляются всегда не в человека, а в его лицо. В то, что скрывают глаза. В то, о чем грустит улыбка. В молчанье смеха и в то, что видно лишь тебе. Когда смотришь на человека впервые, и вдруг видишь нечто в нем. А уже приложением к этому «нечто» идет и сам человек. И если с этим человеком получается ужиться, то это уже называют ячейкой общества. То есть человек нам может и не сильно-то нравиться. Но его лицо мы любим. Все остальное – не любовь. Если в этом нет глаз, улыбок и желания смотреть, то человек не стоит любви и взглядов. Ведь любят только лица.

Через полчаса мы уже стояли у выхода в вуз. Все счастливые и столь же озадаченные, как и полчаса назад. Но теперь мы официально были студентами. Вот ты просто школьник, а теперь – на, держи студак.

Эта фраза доносилась отовсюду. Она кружила среди толпы, вселяясь то в одного, то в другого. Эти слова, что я никак не мог сказать про себя, «Мы – студенты!». Они пугали меня. Матвея тоже. Он молчал. Потом кто-то сказал: «А пошли в бар, ребят? Отпразднуем», а я крикнул: «Айда, мы с Мотом знаем хорошее место неподалеку», а они такие: «Айда! Айда!». Ну, как-то так и было.

Почти все жили в нашей общаге, поэтому мы толпой двинулись переодеваться, брать зарядки для телефонов, деньги и все прочее. По дороге мы все оживленно разговаривали. Только Матвей молчал. Я спрашивал у них: «Почему Питер?», на что они говорили: «Чувак», – будто тысячу лет уже со мной знакомы, – «ну ты чего? Это же город-мечта. Это же Питер».

Мы с Матвеем остались ждать всех на улице. Брать нам ничего не нужно было, да и в комнату, если честно, заходить совсем не хотелось. Я достал сигарету и спросил его:

– Ну, как ты, братан?

– Они все какие-то фрики, чувак, – помотав головой и пожав плечами, ответил он. – Не знаю еще. Я, конечно, пойду с вами, но только потому, что в комнате находиться совершенно невозможно. Даже с этими савдепоскими матрасами спать невозможно. Даже сидеть там не хочется.

– Да ладно тебе, не усугубляй ты так все. Давай будем чуть менее… требовательными, что ли. Что-нибудь придумаем, ладно? В смысле, послушай их: «Это же город-мечта. Это же город-мечта». А нам что, не мечта? Давай так и будем думать. Вон они, идут счастливые. Улыбнись, собака. Нам с ними в одной группе 4 года дрессироваться.

Уже через минуту мы все шли отмечать последний день лета и первый день в статусе «студентов». Мы шли в местный бар, в котором совсем недавно было противно находиться из-за противной компании. Но там играла хорошая музыка и наливали вкусный сидр, а студенту больше и не должно быть нужно.

По дороге я слегка отстранился от общей толпы и подошел к той девочке, чье лицо я никак не мог определить час назад. Она была похожа на остальных и, судя по неустанному контакту со своим айфоном, больше относилась к категории пустышек, но лицо ее как будто выдавало. И мне казалось, что она играет в какую-то игру, правил которой я не знал.

– Привет, – сказал я.

– И тебе, – не отрываясь от телефона, ответила она.

– Почему ты не идешь рядом со всеми?

– Я со всеми уже знакома, поэтому и решила ответить на пару сообщений, – она все еще смотрела в телефон, но взгляд уже успела на меня бросить. – А ты почему не ними?

– Я не особенно люблю знакомиться.

– Значит, со мной ты сейчас чем-то другим занят?

Вопрос заставил меня рассмеяться. И это подкупило.

– Почему Питер? – спросил я.

– Так уж случилось, что я родилась в Чувашии и выбраться в такой город из того места для меня многое значит. В Москву я не хотела, там как-то душно, а в Питере всегда ветерок и люди лучше. И вот, в 8ом классе меня отправили сюда с классом. Экскурсии, постоянные обеды в столовках, интересные люди вокруг, все такие разные. Так что я пообещала себе поступить сюда, взять от этого города все, что он сможет мне дать и вернуться домой, – она сделала паузу и на выдохе спросила: – Домой, понимаешь?

– Да, кажется, понимаю, – и устами, и глазами ответил я. На секунду задумавшись, я спросил: – Ты любишь свой родной край?

Она только рассмеялась в ответ.

– Люблю ли я Чувашию? Ты, парень, ни разу в нашей беседе не появлялся, да?

– Почему, я как-то что-то спрашивал. Но идея постоянно общаться в сети мне не очень-то нравится.

– Ну, там уже все меня стебут за разрез глаз и за то, что я постоянно говорю о Чувашии. Странный ты.

– Ты тоже. Забавно, я даже имени твоего не знаю.

– Влада. Меня зовут Влада, – и на этих словах она потянулась приподнимать свою блузку. Оказалось, она решила показать мне свою татуировку.

– «Чувашский ниндзя», – прочел я под рисунком лягушки-ниндзя с катаной в руке. – Вот это да. Почему ниндзя?

– Как-то, привязалось прозвище. Сама его придумала, и оно за мной почему-то закрепилось.

– Мне нравится, – и на этих словах я потянулся поднять футболку.

– «Free thought», – прочла она перечеркнутую надпись у меня на ребрах под рисунком. – Интересно. Что означает?