Путешествие в Элевсин

Порфирий вытер лезвие топора краем своего плаща.

– Здесь надо понимать, – сказал он, – что именно элевсинские мисты называют убийством. На земле живут очень разные люди. Философы делят их на физиков и лириков. Ты слышал про это?

– Не припоминаю.

– Физики, также называемые гиликами – это чисто плотские люди. Их разумение не выходит за пределы чувственного. Они целиком относятся к материальному миру. Убить физика – как срубить дерево. Мудрый не делает этого без необходимости, но большого греха здесь нет. Сегодня ты убил двадцать физиков, Дарт Аньян. Неужели ты думаешь, что боги Элевсина отвернутся от тебя из-за такой малости? Вот если бы ты убил лирика… Да и то…

– А кто такие лирики?

– Лирики – это люди, способные ощущать нематериальное. Они делятся на психиков и пневматиков. У психиков уже есть душа, но она пока не видит истину. Пневматики же воспринимают все происходящее как движение чистого духа. Если богам угодно, психик может развить свою душу и стать пневматиком. Именно в этом смысл паломничества в Элевсин…

Я хотел спросить, кто по его классификации буду я (наполовину жрец, наполовину гладиатор), но не успел. Порфирий поднял руку.

– Погоди с расспросами, Маркус. Впереди твоя настоящая битва…

– Сколько у меня соперников теперь?

– Один, – сказал Порфирий. – Но это страшный враг. Он нападет на тебя одновременно снаружи и изнутри.

– Что значит изнутри?

– Это нечто такое, с чем ты еще не сталкивался, Маркус. Он… Он наведет на тебя морок. Прикинется твоим другом. Заставит тебя поверить, будто вас связывает общая тайна и цель. Не поверить ему будет почти невозможно. Ты соблазнишься. Ты решишь, что на самом деле твой друг он, а я твой враг.

– Такого не может быть, господин, – сказал я. – Я никогда не забуду, как высоко ты меня поднял…

Сказав это, я тут же понял, что «высоко поднял» означает лишь одно – Порфирий позволил мне подвергаться невзгодам рядом с ним. Но думать подобное рядом с цезарем небезопасно, ибо мысль рано или поздно становится поступком…

– Я не пущу врага в свою душу, – произнес я решительно.

– Не зарекайся, Маркус. Как бы ты не отрекся от меня трижды под пение иудейских петухов.

Я не понял, на что намекал Порфирий, но ощутил в его словах горечь.

– Не сомневайся в моей верности, господин. Я выстою.

– Хорошо, – сказал Порфирий. – Помни об этих словах, если задумаешь повернуть оружие против меня.

– А кто мой враг?

– Он у тебя за спиной.

Я повернулся.

Перед дверью в Телестерион ждал некто в темной хламиде с капюшоном. Его одежда выглядела в точности как одеяние Порфирия, только край капюшона был расшит блестевшим под луной золотом.

В первую минуту мне показалось, что это двойник моего господина, или его брат – так похожи были контуры их фигур.

Но это, кажется, даже не был человек. За его спиной качалось белое крыло, размером больше орлиного, но лишь одно, словно другого он лишился в битве. Он не стоял на мостовой, а парил над ней, почти касаясь ее босыми ногами. Его лица я не видел – оно было скрыто капюшоном.

– Сразись с ним, – прошептал Порфирий, – и победи. Только тогда ты сможешь войти в чертог тайны…

– Кто это?

– Ангел, сторожащий вход.

Ну конечно, дошло до меня, ну конечно. Зачем иначе Порфирий дал бы мне ангельское оружие? Будь я умнее, все сделалось бы ясно с самого начала…

– Значит, это правда? – спросил я. – Про ангела у райского сада, не пускающего людей к истине?

– Я уже говорил, что истин в мире много, – ответил Порфирий. – Одна из них такова – если берешься за ангельское оружие, будь готов сразиться с небом. Истины выше откроются тебе, если сможешь победить.

– У него тоже огненный меч?

– Иди и узнай, – сказал Порфирий. – Но я скажу тебе кое-что важное.

Он наклонился к моему уху и прошептал:

– Ангела может победить только добро. Помни.

Думая о значении этих слов, я пошел навстречу однокрылому. Когда до него осталось несколько шагов, он откинул капюшон – и я вздрогнул.

Я знал его лицо. Видел много раз…

Это был черный человек, снившийся мне во время моих кошмаров.

Обучавшие меня в детстве вавилонские жрецы говорили, что духовные сущности, принимающие человеческий облик, часто кажутся нам знакомыми, поскольку мы подвергаемся их влиянию всю жизнь и в некотором смысле действительно хорошо их знаем. Но я помнил даже имя этого ангела.

– Ломас, – сказал я. – Твое имя Ломас. Я знаю тебя, враг.

– Добрый день, Маркус, – отозвался Ломас. – Я же просил не принимать никаких электронных наркотиков. Порфирий особым образом возбуждает твой мозг. Вернее, возбуждает одни зоны, а другие тормозит. Ты, возможно, уже видишь швы реальности. Но я не могу разбудить тебя до конца. Ты помнишь, кто я?

Вот, значит, как враг нападает изнутри…

– Да, – сказал я храбро. – Я видел сны, где мрачное божество чего-то от меня хотело. И сейчас я понимаю – это был ты. Но только я живу не во сне. Я живу в настоящем мире. Как сновидение собирается разбудить бодрствующего?

– Так нам не переубедить Порфирия, – вздохнул Ломас. – Это Порфирию удалось переубедить тебя. Ты придешь в себя, мой мальчик, но будет поздно. Слишком поздно. Ты не должен заходить в Телестерион.

– Почему?

– Порфирий собирается использовать тебя, – сказал Ломас. – Он хочет, чтобы команду на уничтожение человечества отдал человек.

Ангел изъяснялся так же загадочно, как перед этим Порфирий. Уж не сговорились ли друг с другом, чтобы смутить мой ум…

– Да зачем это?

– Видимо, – ответил ангел, – подобный подход одобрен сознанием RCP-кластеров. Все-таки карма – универсальный космический закон. Зачем уничтожать человечество, если можно заставить его самовыпилиться?

В этот раз я не понял ни слова. Вообще и совсем – словно ангел заговорил со мной на небесном языке. Или привел какие-то древние аргументы, внятные лишь богам и жителям рая.

– Твои слова мутны и загадочны, – сказал я. – Господин велел мне сразиться с тобой. Я постигну истину, если сумею тебя победить.