Пути-Пучи
Шрифт:
– Ого как! – сказал Саша. – Это с какого это бряку спасающим? Про такое никогда не говорилось. Я на такое никогда не подписывался. Спасение мира, ничего себе! Это что, вроде как террористическая группа, что ли?
Адамов поморщился.
– Нет, теракты не наш профиль.
– Но тогда что? Чем отбирание может улучшить мир?
Адамов помолчал и снова поморщился.
– Один мой друг, - сказал он, - жуткая, между нами говоря, сволочь, оправдывая передо мной свою очередную гадость, говорил: "Смотри на вещи шире". Так вот, Ендоба, смотри на вещи шире. Институт Соседей Бога есть вещь необходимая для стабильности существования человечества. Чтобы отбирать, нужно, чтобы было,
– Постой, - сказал Саша.
– Ты меня запутал совсем. Что за точки мира такие? Причем тут везение и желание?
Адамов улыбнулся кровожадной улыбкой.
– Это отдельная и долгая тема, Ендоба. К которой даже ты не готов пока.
И, подумав, добавил:
– Да и я, если так разобраться, тоже еще не готов до конца. Хотя во многом разобрался. Я просто хочу сказать, что хоть и старается каждый из нас, включая Левого, только для себя самого и ни для кого больше, все равно, в деле нашем кроется великая миссия во спасение и во благо всего человечества. Мы, которых остальные люди ненавидят больше всего на свете, именно мы обеспечиваем им сносную жизнь, именно мы постоянно отводим от них угрозу уничтожения… Вот за это и выпьем мы с тобой водки.
Водки, между тем, на столе не было.
– Адамов! – сказал Саша, озлобившись. – Ты меня за дурака не держи. Когда я слышу о необходимости спасать мир, я хватаюсь за револьвер. Нет уж! Я сам по себе, мир сам по себе, я на такое не подписвался.
Адамов при этих словах странно крякнул. Похихикал потом и сказал:
– Ты безусловно прав, Ендоба дорогой мой. На такое подписываются только в дурных книжках да еще фанатики, а они, как известно, представляют собой низшую касту человечества, тем и сильны.
Про фанатиков и низшую касту Саше известно не было, но он промолчал, опасаясь показаться невеждой. Адамов между тем продолжал:
– О великой миссии и прочем тому подобном я говорил вовсе не за тем, чтобы показать, что будущая твоя карьера важна не столько для тебя, но и для мира Пути-Пучи, равно как и для всего остального мира, хоть мы с тобой и презираем его (Саша не презирал). Но и твоя собственная прибыль окажется настолько огромной, что ты в себе, в твоем теперешнем состоянии и представить не можешь.
Тут Саша заинтересовался.
– Это как? – спросил он. – Что значит прибыль? Это что, доллары миллионами отбирать?
Адамов комически замотал головой.
– Ну, и это тоже, конечно, только я про другое. Ты пойми, искусство отбирания не есть самоцель для рыцаря Пути-Пучи. Это только ступенька, только средство, помогающее ему овладевать другими искусствами. Ты, причем заметь, безо всяких великих битв станешь чем-то вроде Левого Соседа Бога в миниатюре. Ты сможешь изменять мир по своему желанию – настолько, разумеется, насколько тебе это позволит Зиггурд.
Саша задумался. Он искал подвох. Особенно его смущало то, что Адамов назвал Зиггурда Зиггурдом – это имя все знали, но обычно предпочитали не произносить, Адамов же произнес.
– Вот что, - наконец сказал он. – Я в принципе не против, только понять хочу. Вот сейчас мы с тобой уединились водки выпить, ты мне нарассказал всякого, рассказал о всем хорошем, что меня ждет… Но… за любую вещь надо платить. Какую с меня ты потребуешь плату, Адамов?
Адамов в ответ юмористически пожал плечами.
– Ну, знаешь ли, - сказал он. – Ты не совсем так понимаешь устройство мира. Например, рыцарь Пути-Пучи не платит. Никогда. Он отбирает. Бесплатно. И не возвращает. Просто не умеет возвращать.
Но Саша был настойчив.
– А все-таки? – сказал он.
Адамов кивнул понятливо.
– Ну что ж. Единственное, что от тебя требуется –
согласие. Без которого, впрочем, я вполне могу обойтись. Ты пойми, ты для меня – открытие, в каком-то смысле оправдание всей моей жизни, мой преемник. Ну, какая с тебя может быть в этом случае плата? Неужели ты думаешь, что я не постараюсь сделать из тебя рыцаря в любом случае?– Хо-хо-хо, - сказал Саша задумчиво. – Мое согласие, значит. Ну, хорошо, а после того, как я дам это согласие, что-нибудь для меня изменится? Буду я делать что-то, чего ты не потребуешь от других?
– Мудр, - улыбнулся Адамов самой кровожадной из своих улыбок. Вздохнул. – Мудр. Сначала ничего не потребую. Ты будешь учиться так же, как и другие. Закончишь эту ступень, перейдешь к следующей – она будет короткой. Но если на этом первичное обучение слуг Пути-Пучи заканчивается, тебя будет ждать еще одна процедура.
– Вот оно! – подумал Саша Ендоба, а вслух сказал:
– Какая же?
Адамов сделал загадочные глаза, сунул руку куда-то под свой письменный стол, пошарил там и, наконец, извлек на свет потертый кожаный чемоданчик. Тот самый, с которым Саша явился в первый раз ко мне на ночевку.
Собственно, про этот самый чемоданчик я и собирался говорить, когда затеял пересказ Сашиной беседы с Адамовым. Получилось, я извиняюсь, длинное, необязательное, но для меня совершенно необходимое вступление. Эта самая, как ее… экспозиция. Про тот чемоданчик я мог бы рассказать и пораньше, тем более что он, нет-нет, да и фигурировал в Сашиных рассказах. В нем Адамов бережно хранил Бумаги. Уж как они ему достались и почему именно в таком виде, не мне судить, не знаю. Время от времени, по особо торжественным поводам, только одному Адамову и известным, он извлекал этот чемоданчик из-под письменного стола (видел как-то), волок в общую залу, что-нибудь предварительно вещал с обязательным показом фокусов а ля Давид Копперфильд, потом щелкал замками и, немного пошуровав внутри под защитой вертикально поднятой крышки, извлекал оттуда несколько неаккуратно сложенных листочков формата А4, то желтых от старости, то ослепительно белых. Извлекал и начинал своим утробным, неестественно выразительным басом зачитывать записанное на них.
На Библию Пути-Пучи листочки не тянули, это мне и Саша Ендоба говорил, да я и сам понял, тем более что читал он своим слушателям, как я понимаю, далеко не все, что в чемоданчике находилось. Хотя на многих листочках было написано что-то связное. Это не было Священной Книгой ни в коей мере, но Саша листочки сильно уважал и называл их Протобиблией (даже не подозревал до того, как услышал, что он такие приставки знает), и в чем-то, наверное, он был прав. На меня все эти Бумаги произвели точно такое же впечатление – предварительный материал для дальнейшего синтеза во что-то, более великое. Единственное, что меня смущало – был в этих бумагах намек на какое-то издевательство, что ли. Но поскольку учение Пути-Пучи очевидно лживое и очевидно издевательское, как-то все это особенно в глаза не бросалось. В Бумагах, насколько я могу судить, было много интересного, но они явно не были предназначены для того, чтобы зачитывать их вслух, особенно перед не очень подготовленной аудиторией, какой была аудитория Угла Лебедя и Куницы. Они даже не были предназначены для того, чтобы кому-нибудь самому зачитываться ими. Это было чтение для неизвестных мне и, может быть, даже несуществующих специалистов, собирающихся выковать из Бумаг действующую модель Библии Пути-Пучи. Очень, на мой взгляд, много мусора, с некоторым, правда, количеством жемчуга, в том числе и первосортного. То из Бумаг, что я в этой книге представляю на суд читателя, представляет собой самые и самые законченные куски. Остальное – я имею в виду то остальное, что находится сейчас в моем распоряжении – обрывки мыслей, назиданий и воспоминаний, беспорядочно сваленных в мешок. Для широкого читателя, равно как и для меня самого, они явно не представляют собой ничего хоть сколько-нибудь интересного.
– Ты будешь читать вот это! – агрессивно заявил Адамов, потрясая перед Сашей своим чемоданчиком.
Чемоданчик был старый, замки на нем внезапно расстегнулись, Бумаги выскользнули из него, рассыпались по все комнате, и Адамов, испугавшись неадекватно, принялся суетливо их подбирать.
– Вот! – еще раз повторил он, закончив со своим подбиранием, усевшись напротив Саши и выразительно похлопывая по крышке тщательно защелкнутого чемоданчика. – Вот это ты и будешь читать.