Путин. Наши ценности

Вклад в общие усилия вносит и Фонд поддержки и защиты прав соотечественников, проживающих за рубежом. В том числе это касается помощи тем лицам, которых пытаются преследовать за деятельность, связанную с юбилеями значимых дат Великой Отечественной войны».

При этом, учитывая, что в ходе «Майдана» на политической арене Украины были представлены неонацистские силы, история «крымской весны» стала интерпретироваться и как история продолжения противостояния мировому нацизму. И в этом контексте события «крымской весны», как и было сказано выше, затронули не только судьбу вернувшегося в Россию полуострова, но и вопросы национальной самоидентификации всего российского общества.

Право на историю и идентичность

В рамках событий «крымской весны» многими публицистами и политологами были подняты темы идентичности, права на историю нашего общества, вопросы о том, кто же такие «мы», поддержавшие словом и делом воссоединение Крыма и России, как со стороны полуострова, так и всей остальной страны.

В середине марта 2017 года я уже высказывался по поводу идентичности и изменения позиции и внутренней логики государства в связи с «крымской весной». Стоит здесь повторить мои выводы, поскольку и сейчас они более чем актуальны.

Формулировка «Крым наш» предполагает уже случившееся переосмысление того, кто такие «мы».

Потому что если «мы» – это только лишь Российская Федерация, страна, которой, как выражался один из её руководителей не так уж и давно, «всего лишь чуть более двадцати лет», – то Крым, конечно, ни разу не наш и никогда не был. А вот если «мы» – это та самая тысячелетняя Россия, полноправная и полномочная наследница и царской, и советской, – тогда да, наш, но тогда…

Тогда встает слишком много вопросов, начиная с самого простого: как так, ведь вы же уже дважды за последнюю сотню лет капитулировали и самораспускались, и что, всё это и в 17-м, и в 91-м было для отвода глаз? Уловка? Нельзя упускать из виду, что все те силы, которые с «той» Россией боролись и победили (или, как сейчас выходит, думали, что победили), живы и вполне дееспособны. И никто ничего не забыл.

Формулировка «Крым наш» предполагает уже случившееся переосмысление того, кто такие «мы».

Одиннадцать лет назад в книге «Путин. Его идеология» я писал: «В истории существуют два типа отношения к ценностям. Сильный собственник готов всем предъявить то, чем он обладает. Сильные народы всегда строили для своих святынь огромные храмы на самой главной площади на холме, предъявляя всем свои ценности. Они могли их защитить: приди и возьми! Ведь любой ценностью, признаваемой в этом качестве, хочется обладать. Если возможности защитить ценность нет, делают по-другому. Ценность, которой обладает слабый собственник, скрываема. О том, что же именно является ценностью, где она спрятана и как туда добраться, знают только несколько посвященных. В этом случае главной защитой ценности является тайна. Путин вынужден использовать стратегию слабого. Оказывается, что любой сильный тезис, высказанный публично, гораздо труднее защитить, чем тот, который замаскирован общими словами».

Теперь всё иначе. Присоединив Крым, Россия отошла от стратегии слабого. И теперь – в чём нет ничего удивительного – нашу силу испытывают на прочность. А она, эта прочность, не так уж и велика. Но ставки сделаны, пути назад нет. И я не вижу, чему тут так уж радоваться, – хотя, впрочем, не вижу и чему скорбеть. Скорее, это повод для того, чтобы в очередной раз вспомнить обо всей серьёзности ситуации.

Действительно, присоединение Крыма поставило вопрос и о выборе исторического пути, и о поколенческой связи, и о действительном статусе нашей страны в мировом сообществе. О том, имеем ли мы право на практике продвигать свою концепцию мироустройства. Это вызов мировому сообществу, и понятно, что нам оказывают противодействие. Но смелые, кардинальные шаги никогда не остаются без ответа. Такой вызов, который бросили мы, требует напряжения сил, мобилизации, определённой перестройки в мировоззрении. Но, кажется, российское общество готово к этой ответственности и к этим шагам. Подтверждением тому служат и общая социальная мобилизация, и увеличение сторонников политического курса, сформулированного Владимиром Путиным.

Эту спокойную убеждённость российского большинства в верном направлении развития страны показало опубликованное в марте 2017 года исследование Всероссийского центра изучения общественного мнения. По данным ВЦИОМ, «всероссийская эйфория от «Крымнаш-2014» спустя три года после исторического воссоединения перешла в осознанное убеждение: решение было принято верное». При этом, согласно данным опроса, 97 % населения России считают Крым только и исключительно российским.

«Крымская весна» во многом воспринималась именно как «деоккупация», освобождение полуострова от незаконной, нелегитимной власти Украины и шире – от власти Запада, власти «нового мирового порядка».

Учитывая постоянный вооружённый конфликт на востоке Украины и общее состояние украинской государственности – её де-факто колониальное положение, россияне всё более убеждаются в верности принятого решения и в элементарной большей безопасности и Крыма, и остальной российской территории после «крымской весны».

Интересно, что одним из косвенных последствий воссоединения с полуостровом, помимо живой, практической консолидации большинства российских общественных и политических сил, стал и спад межэтнической напряжённости. Не на основе неких лекал западной толерантности, но в рамках проснувшейся исторической памяти об общем мирном прошлом.

«Крымский консенсус» в нашем обществе зафиксировало и проведенное в апреле 2016 года исследование социологического центра Юрия Левады. По данным этого исследования, «россияне понемногу «отходят» от Украины – их интерес к событиям в соседнем государстве находится на минимальном уровне, сопоставимом с началом 2014 года. Но, несмотря на это, представления россиян о дальнейшей судьбе Крыма в последние два года остаются неизменными – 87 % уверены, что полуостров должен оставаться частью России». При этом главный аргумент, который использовали респонденты, объясняя, почему, собственно, «Крым – наш», это: «Крым всегда был российским». Такое заключение сделали 67 % опрошенных.

Современный российский ценностный ряд вбирает в себя все лучшее, что было наработано за долгую историю страны – от призвания Рюрика и до настоящего времени.

Это ещё одно подтверждение и отхода от первой эйфории, и спокойного понимания своей роли в истории российским обществом. Мы действительно ощутили на себе груз исторической, длиной в тысячелетие, ответственности и оказались к нему готовы. Важным аспектом является также и то, что «идея не продается». За продолжение выбранного курса россияне, в том числе и крымчане, готовы понести и многие материальные неудобства.

Ярчайшим примером в этом отношении стала история с поставками электроэнергии на полуостров со стороны Украины. Стоит напомнить, что 31 декабря 2015 года Украина согласилась поставлять электричество в Крым, если в документах контракта на эти поставки полуостров будет обозначен как территория Украины. Владимир Путин тогда снова дал высказаться крымчанам. Был проведён социологический опрос; оказалось, что 93 % жителей готовы подождать, когда Россия проложит линии электроснабжения с материка, только бы не считаться Украиной даже в локальных экономических документах.

Аналогичное отношение, только уже к глобальным экономическим санкциям, продемонстрировали россияне. В марте этого года ВЦИОМ провел соответствующее исследование, по его итогам выступил глава Центра Валерий Фёдоров, который заявил: «Россияне и сегодня уверены в правильности решения о воссоединении с Крымом и считают, что так следовало бы поступить и сегодня в подобной ситуации. При этом россияне полагают, что Россия наказана санкциями незаслуженно, что говорит о несоответствии истине заявлений Запада о стремлении к строительству демократического транспарентного мира».