Пять баксов для доктора Брауна. Книга вторая

— Почему это она не сходится?

— По всему. Ваша теория, коллега, звучит красиво, но неубедительно. Ты где упряжь возьмешь? Она же стоит, как вся лошадь!

Д.Э. улыбнулся и сделал компаньону прекрасные глаза.

— В городе военное положение, идиот! — Дюк схватился за голову. — Сам же видел, как это делается!

Д.Э. поднял бровь.

— Джейк, прекрати.

— Не писай в штаны, компаньон. Большой уже.

Дюк пощупал себе лоб и выдохнул не хуже лошади.

— Лошадь в одном месте. Катафалк — в другом. С упряжью придется переть пешком через полгорода. Первый же солдат или полицейский спросит, что да откуда. Ты понимаешь, чем это кончится?

— Ну, предложите, сэр, что-нибудь лучше!

— Ну, и очень просто. Уедем человеческим способом.

— По железной дороге, которой теперь нет? Или в экипаже, вшестьдорога, с одним билетом в кармане, неизвестно куда и неизвестно, зачем? Прозябать можно и здесь! Здесь даже веселее!

— Так мы не будем прозябать! У нас будут деньги!

Д.Э. позвенел бы мелочью в кармане, только мелочи там уже не было.

— Какие деньги? — спросил он.

— А вот которые заработаем.

— Да что ты? — изумился компаньон. — Заработаем? В этом нашем заведении? Сэр, вы, часом, не перегрелись?

— Это вы, сэр, перегрелись. Тебе, вон, легче черта объездить, чем с девчонкой разобраться!

— Ну так сам бы и разобрался, если ты такой умный! — отбивался Джейк. — Катафалк — не просто наш шанс уехать отсюда. Это возможность передвигаться. Путешествовать, ржавый якорь тебе в корму! Надо идиотами быть, чтобы упустить такую возможность.

— Эта скотина чокнулась! — в полном отчаянии заорал Дюк. — К ней подойти нельзя, не видишь, что ли! От ужаса чокнулась!

— Ну и ничего удивительного, — буркнул Д.Э. — С такой жизнью странно, что мы с тобой еще сами по углам от страха не гадим.

И вдруг застыл.

— Я дурак.

— Вот я и говорю, — поддержал компаньон.

— Просто идиот какой-то!

— Ну, зачем так-то. Дурака вполне достаточно. Э? Ты что, обиделся? Стойте, сэр!

Неровные улицы Чайна-тауна резко спускались вниз. Пройдя оборванные тенты Сакраменто, известной здесь более как Чайнастрит, затем несколько улиц с разрушенными, почерневшими заводами и складами, двое джентльменов оказались среди руин на каких-то задворках. Джейк побродил там, сям, все что-то вздыхал, бормоча под нос ругательства, и, наконец, произнес:

— Не здесь.

Потом была Третья улица. Потом Одиннадцатая.

— Да что ищем-то? — пробовал спросить Дюк.

Но каждый раз получал один и тот же ответ:

— Одну полезную штуку. Облазив чуть не пол-Сан-Франциско, совершенно измочаленные, вернулись они домой, наврали барышням, что с клиентами не повезло, кое-как дождались утра и завалились спать. Около половины седьмого, когда в заведении только недавно настала тишина, Джейк резко сел в постели. Потом принялся лихорадочно одеваться. Что-то такое подсказало разбуженному М.Р., что собрался он не в уборную. — Я сейчас, скоро! — быстро ответил Д.Э. на сонное мычание компаньона и рванул к двери. — Один не пойдешь! — спохватился Дюк и запрыгал на одной ноге, пытаясь нацепить не до конца расшнурованный ботинок. И вот, представьте себе, минут так через двадцать ходу, этот джентльмен, которому неизвестно, что понадобилось в такую рань на улице, долго ползает по развалинам какого-то дома, потом ястребом кидается на то, что было когда-то книжным шкафом, потом роетсяроется-роется кругом, поднимая пыль и кашляя, и, наконец, с непередаваемым облегчением в голосе говорит: — Есть! В руках Д.Э. Саммерса была книга.

Утреннее солнце освещало рождественский паровоз на стене и осиротевшую без бесстыжего доктора дамочку с бантом.

— «Моей дорогой жене, — читал Джейк, лежа в кровати и держа книгу на поднятых коленях, — которая была мне лучшим помощником и здравым советчиком, когда я объезжал лошадей в различных частях света.»

— Представляю, — зевнул Дюк и полез под одеяло, — как этот капитан Хейз объезжает лошадь, а рядом стоит его жена, такая, знаешь, дама в очках, и строгим голосом дает ему здравые советы.

— Или чешет галопом ноздря в ноздрю с лошадью, говорит, говорит, берет на ходу препятствия, — продолжил Джейк. — Да еще все время повторяет одно и то же. А капитан противным голосом отвечает: «Да помню, я, помню, отстань!»

М.Р. посмеялся и повернулся на другой бок, собираясь все-таки поспать.

Д.Э. Саммерс листал книгу.

— Так, что тут у нас. Господи Боже ты мой. «Теория контроля над лошадью.» И тут теория! «Объект и область…» Жена, что ли, руку приложила?… «Желательность раннего приручения… «… «Быстрые методы объе…»— о, это как раз подходит! Вот, слушай:

«Обычная система объездки лошадей, в основном полагающаяся на формирование привычки к строгой дисциплине, содержит множество недостатков.»

— Ну да, — отозвался Дюк.

— «Некоторые объездчики предпочитают действовать кнутом, грубым обращением, ранить лошадь шпорами и затем задаются вопросом, почему они не в состоянии удержать контроль над лош…»

Джейк заложил страницу пальцем.

— Сто раз я об этом думал! — провозгласил он моргающему компаньону. — Сто! Вот, пожалуйста! Вся эта ваша строгая дисциплина — бред! Сивой кобылы!

— Чего это она наша!

— «Опытный всадник, — наставительно продолжал разгоряченный мистер Саммерс, — будет часто замечать у животного колебания. И пользоваться ими, чтобы действовать в своих целях сообразно его инстинктам…»

Он закрыл книгу.

— Вот! А я что всегда говорил! Сообразно его инстинктам!

Нечеловеческим усилием воли М.Р. поднял отяжелевшие веки, сообразил, что, чтобы слушать, глаза не нужны, закрыл их и постарался изобразить, что весь внимание.

Джейк продолжал читать. С выражением.

Минут через десять Дюк взмолился:

— Слушай, ну давай завтра! А?

— Завтра, — строго сказал компаньон, — все это уже нужно будет применять на деле.

В конце концов М.Р. так и уснул под увлекательное чтение. У Д.Э. у самого слипались глаза, но он все лежал, уже молча глядя в книгу, не в силах ее закрыть и разглядывая экслибрис:

Чарльз Этвуд Кофоид.

Кофоидовский экслибрис был весь уделан ирисами, ракушками и семейными гербами научного вида. В самом низу прочесывал бездну океана корабль. Корабль вылавливал морских тварей гигантским сачком. Но дело было не в этом. В верхней, главной, части экслибрис изображал библиотеку. В этой библиотеке было просторное окно, за которым простиралась между деревьями дорога и виднелась вдалеке церковь. И чем больше Д.Э. всматривался в рисунок, тем больше находил предметов. Телефон на столе, три вазы на подоконнике, лампы, которые можно было рассмотреть до мельчайших деталей. Корешки книг на полках, были нарисованы так, что, кажется, еще немного, и станут видны их названия.

— Я буду слушать рэгтайм с ночи до утра! Петь в ванной!

— Огромной!

— Завтракать с книгой в постели! А на завтрак пломбир и кофе!

— И читать за обедом!

— И библиотека!

— Огромная!

— Все, все, все как мы хотим!

— И никто никогда, — произнес Д.Э. в тишине, — не посмеет мне тыкать, что делать и чего не делать.