Пять минут между жизнью и смертью
Шрифт:
Господи, ну о чем он снова?! Нужен он ей с сизым лицом своим и разницей в возрасте в полтора десятка лет! А то она не найдет себе молодого, и не такого вредного, как он. Они вон, Валерка и Сережка – сотрудники его, – вокруг нее так и вьются. Раньше не замечал, а в последнее время сильно в глаза стало бросаться. Интересно, а их она прикармливает или нет?
О чем он опять?! Его-то какое дело, с кем и на какой ноге его секретарша? Он вообще ее увольнять собирался. И не уволил лишь из упрямства, потому что она первая об увольнении заговорила. Ну, точно уволил бы. И эта кофта нелепая
– Зайди! – гавкнул он в селектор и лицо сделал сердитое.
Она зашла, без лишних разговоров собрала посуду со стола, смахнула крошки салфеткой и пошла снова к двери.
– Спасибо, – нехотя буркнул он ей в спину, подумал и добавил: – Все было очень вкусно. Сама готовила?
– Да, – кивнула она, смешно качнув хвостиком. – Я рада, что вам понравилось. Какие-то еще указания будут?
«Кофту сними свою нелепую», – хотелось крикнуть Сомову, но промолчал.
Еще чего доброго заподозрит его в домогательстве. А он ничего такого… И вдруг у нее под этой толстой кофтой ничего нет? В чем она тогда останется?
– Что? – вдруг спросила она и не забыла покраснеть.
– Что?
– Вы так смотрите на меня странно, – объяснила она и зачем-то свободной от подноса рукой подтянула воротник кофты повыше.
– Цвет не идет тебе этот… – Сомов почувствовал, что краснеет.
Может, зелье какое в ее котлетах содержалось, что он теперь наперегонки с ней краснеть взялся. Или в числе «три» что-то таилось, и он теперь…
– Это мамина кофта, – призналась она со смущением. – Света дома не было, погладить не успела…
– А готовила как же?! – вытаращился Сомов. – Без света-то?!
– Так плита газовая. И свечи есть, – удивилась она. – Три подсвечника со свечами, светло было. А погладить не смогла. Извините.
– За что? – он спрятал усмешку в ладонь, и снова подумал: а стала бы она для Сереги с Валеркой при свечах еду готовить? – Ты на меня не обижайся, придираюсь к тебе. А ты вон… Пирогов напекла. Ребятам понравились?
– Да, очень, – заулыбалась она и ушла.
А он так разозлился, что глобус хрустальный со стола смахнул. И он хрустнул где-то в углу, как скорлупа яичная.
Не для него, стало быть, для одного старалась. Всех уважила, всех ублажила. Могла бы и не стараться, он бы и в ресторане пообедал. Был бы лишний повод по улице прогуляться и подумать.
Тьфу ты, о чем он все время думает сегодня?! А то ему думать не о чем! Думать-то как раз было о чем, над чем. Только не придумывалось, как на грех, ничего.
Сетина после убийства в его доме бывшей жены Александры задержали. Скоро либо освободят, либо предъявят обвинение. Вот чтобы второго не случилось, Сомов теперь и старается. Только получается плоховато.
– Скажи, что через полчаса совещаемся, – очень строго проговорил в селектор Сомов.
– Хорошо, – испуганно откликнулась она.
Наверняка снова покраснеет сейчас и станет думать, что она опять сделала не так. Все так. Она все делала так. Это он неправильный какой-то. Не угодишь ему. Не кормила – плохо. Накормила – снова нехорошо.
Признаться самому себе, что просто приревновал секретаршу к своим молодым сотрудникам, Сомов не
мог.Еще чего! Какая, к чертям, ревность?! Это не про него и не о нем. Он старый холостяк с устоявшимися привычками, к которым присовокупил несколько новых и старается их закрепить. И ради тарелки супа он не изменит им. А все, кому он не хорош, пускай катятся!
Сомов вздохнул, попытавшись поймать собственное отражение в стеклянной дверце книжного шкафа. Отражение некрасиво горбилось в мешковато сидевшем на нем новом пиджаке. Волосы казались взъерошенными, сильно смахивающими на воронье гнездо. Лица рассмотреть и вовсе невозможно было, какой-то темный провал с неприятно мерцающим сердитым взглядом.
Красавец, нечего сказать! А все туда же! Все петушится, и ершится, и молодым девушкам хамит, будто очередь из них к нему стоит.
А когда у него в последний раз ночевала женщина?
Сомов нахмурился, пытаясь вспомнить. Не вспоминалось, досада какая. Как халат, наверное, купил, так женщины ходить к нему перестали. Они и раньше, конечно же, не ходили. Он сам их приводил, привозил, заманивал. А теперь и вовсе…
Стареет, дряхлеет, теряет хватку. Профессиональную, между прочим, тоже. Никак все не может расплести клубок сетинских злоключений. А должен был! Еще когда должен был! Валерка его пропала уже больше месяца назад. С тех пор не дает о себе знать. И все бы ничего, кабы не бывшие жены Сетина, вознамерившиеся погибать одна за другой.
Попробуй докажи Рашидову, что бывший друг и одноклассник Сомова Ростислава Викторовича, Сетин Виталий Станиславович, тут совершенно ни при чем.
– Не могу я его не задержать! – орал Рашидов на Сомова, когда тот взялся его уговаривать.
– Ну почему?! Разве ты не понимаешь, что это подстава?
Сомов и сам ничего не понимал в происходящем, но все же пытался убедить Рашидова.
– Зачем?! Зачем кому-то подставлять твоего Сетина? Конкуренты? Маразм, Ростик! Полный маразм! Станут они с бабами так валандаться, как же! Бабахнули бы ему в башку из пистолета, и все. А тут… Тут все слишком далеко зашло. И вообще, ступай отсюда.
Сомова выставили из кабинета, из отдела и мягко намекнули в ближайшие несколько дней там не появляться. В свидании с Сетиным ему отказали.
– У него есть адвокат, – сверкал черными очами Иван Иванович. – С ним и общайся.
Адвокат лишь разводил руками и пожимал плечами, пытаясь хоть как-то облегчить судьбу своего клиента.
– Он молчит! – возмущенным шепотом вещал он Сомову. – Он не хочет говорить, а ведь мы должны с ним сотрудничать! Единственное, передал вам привет, и все.
В привете, переданном Сетиным, Сомову отчетливо слышалась издевка. Оно и понятно было, платил, платил деньги, а воз и ныне там. Валерия не нашлась. Маша погибла в ее квартире. Александра в его доме. И во всем теперь подозревают Сетина.
– Если это месть, то весьма и весьма изощренная, – фыркал недоверчиво Рашидов, когда Сомов пытался до него достучаться. – Ты не находишь, что все слишком как-то невероятно!
– Что?
– Стечение обстоятельств.
– Вот именно… – ворчливо отзывался Сомов, не зная, что возразить.