Пять невест и одна демоница. Трилогия
Шрифт:
– На севере. Далеко. Я шел совершать подвиг.
– Бывает, – Брунгильда оперлась на секиру. – И как?
– В честь прекрасной дамы, Элеоноры Северной. Я обещал ей привезти зеркало…
– Это ты зря…
– В которое она бы гляделась день ото дня, и красота её прибывала бы. Хотя не было девы прекрасней её… давно… очень давно. Я шел… и сражался.
Он посмотрел на руки.
– Это… как во сне. Я побеждал разбойников. Я добрался до Южного моря, до земель, где солнце никогда не опускается на землю. Я… попал в плен и был продан.
– Сочувствую.
– Я пытался бежать.
Ульрих.
Имя ему не подходит. Слишком уж вычурное.
– И меня купил тот, кто повелевал Тьмой. Он предложил службу. Три года… три года верности и я получаю свободу.
Он пошевелил пальцами.
– Я прослужил два. А потом меня убили. И подняли. И… и дальше все, словно в тумане. Спасибо тебе, дева, – он поклонился до самой земли. И Брунгильда смутилась. – Ты силой своей сняла темные чары…
Наверное, все-таки что-то такое у него с головою приключилось. За сотни-то лет.
– И я отблагодарю тебя. Я на тебе женюсь.
– Лучше золотом, – вырвалось у Брунгильды. И Ульрих нахмурился. – Извини. Это… нервы. И жениться на первой попавшейся деве – плохая затея.
Вот ведь… ожил на её голову. А остальные? Если один ожил, то и остальные… и что, они тоже жениться захотят? Или это один такой, Брунгильде попался?
– Ты сперва оглядись… – сказала она мягко, успокаивая. – Дев много, может, какая другая…
– Ульрих фон Виттенгроф всегда держал свое слово! – возмутился Легионер. – И мы знакомы. Некогда ты в милости своей снизошла до меня, зачарованного, подарив мне знак своего расположения.
Это когда ж она успела-то?
Легионер вытащил откуда-то платок. Её, Брунгильды, платок… и вот что с ним делать? С Легионером.
– Я, пусть и беспамятный тогда, понял, что судьба смилостивилась над душой моею…
Чтоб его, болезного…
– Слушай, – перебила Брунгильда, пытаясь отделаться от мысли, что не совсем живым Легионер ей нравился больше. – Тут… такое дело. Мы в Проклятом городе. Понимаешь?
– Я помню, о прекраснейшая…
– У тебя уже есть одна прекраснейшая. Твоя эта… Элеонора…
– Увы, она давно мертва, как и дети её, и внуки… время беспощадно к людям.
Интересно, он такой болтливый сам по себе или потому что молчал долго? Брунгильда подавила вздох. Ладно, пусть прекраснейшая. Ворон еще когда говорил, что хоть горшком называйте, только в печь не сувайте.
– Нам надо найти остальных.
– Прекрасных дев?
– Очень прекрасных.
– Ни одна из них не сравнится с вами! Ибо очи ваши сияют, подобны звездам…
Боги, дайте сил!
– Найти и спасти. От демона. Или демона.
– Демона спасти?
– Пока не разобралась, – честно сказала Брунгильда. – Но вполне возможно. Так что, ты идешь или и дальше тут стоять будешь?
Легионер поклонился.
– Отныне жизнь моя всецело принадлежит вам! И нет чести выше, служить той, что поцелуем своим…
– Не было поцелуя! – Брунгильда задохнулась от возмущения.
– Будет, – уверенно заявил Ульрих фон Виттенгроф. – На свадьбе.
Вот… вот встретит она Арицию, точно отвесит затрещину, чтоб знала, кого оживлять.
А ведь казался приличным человеком.– …и подвиг, совершенный…
Чтоб его!
И Брунгильда решительно направилась к следующим дверям, которые были больше и роскошнее предыдущих. Глядишь, и повезет добраться до демона раньше, чем терпение иссякнет.
Глава 41. В которой случается еще одна встреча
И тогда увидел он деву прекрасную. Лежала она в стеклянном гробу, на серебряных цепях подвешенном. Подошел юноша, и стрела любви пронзила сердце его. Склонился он над гробом, не в силах противиться светлому чувству. Коснулся губами мертвых губ. Вдохнул в них свое дыхание. Тогда и ожила дева. И улыбнулась. И восстала из мертвых, чтобы вырвать сердце влюбленного глупца да пожрать его.
Страшная сказка о мертвой принцессе и её женихах.
Ариция воровато огляделась и, убедившись, что никого-то рядом нет, сплюнула. Во рту был гадостный привкус. Нет, не так. Во рту был на диво гадостный привкус, будто она дохлую кошку пожевала. Не то, чтобы случалось этакое в жизни, но вот… ощущения, как представлялось Ариции, были бы схожими.
Где она?
Опять непонятно. И эта непонятность, признаться, утомляет.
Мрамор слева. Мрамор справа. Картины какие-то, заросшие пылью так плотно, что не разглядеть, чего ж на них-то намалевано.
Ковер… остатки ковра.
Позолота, но тоже пропыленная.
– Эй, – Ариция вытерла рот рукой. – Есть тут кто…
– Кто, кто, кто… – печально отозвалось эхо.
Понятно.
Вот ведь… туман… и где она теперь? Ариция добралась до окна, благо, окна были роскошные, в пол и еще с витражами. Витражи, правда, немного грязью заросли и вообще местами треснули, но увидеть далекую площадь и дорогу к ней получилось.
Стало быть, она во дворце.
Это хорошо?
С учетом того, что сюда и направлялись, наверное, хорошо. А остальные где? Или… ну да, опять раскидало? Дворец-то издали гляделся огромным, а вживую и того больше будет. И бродить в нем можно долго.
– Эй, – крикнула Ариция. И прислушалась. Ничего. Только эхо покатилось по коридору. Хотя… раздался тихий шелест.
Скрип.
И Ариция уже прокляла себя за дурость, когда куча тряпья, некогда, надо полагать, бывшая шторами, шевельнулась.
Так… ей надо оружие!
Ей…
Из кучи выглянула узкая морда, покрытая мелкой чешуей.
– Тьфу ты, – Ариция снова сплюнула, на сей раз с облегчение. Вот котика жалко. То ли сгинул, то ли где-то там, средь городских закоулков остался. – Иди сюда…
Виверн выбрался и отряхнулся. Стал он будто бы меньше… определенно меньше. А вот чешуя позеленела. И блеск обрела. И крылья… крылья целыми стали!
Ничего себе.
Зверюга добралась до Ариции, ткнулась в нее носом и чихнула. Она же теплая! Не горячая, нет, но теплая. Живая! По-настоящему.