Пять невест и одна демоница. Трилогия

– Я?

Он все-таки остановился. И до Мудрославы долетело эхо… удивления? Растерянности?

– Кто вы?

– Лассар… – он запнулся. – Командор… Командующий Южными легионами. Наместник…

– Командор, – согласилась Мудрослава. – Может, вы меня все-таки поставите?

И её поставили. Осторожно, будто она, Мудрослава, была из фарфора.

– Благодарю, – она поклонилась.

– Ты…

– Мудрослава Виросская, – представилась Мудрослава. – Вы ведь помните.

– Да… и нет, – он потер голову. – Все… мешается. Погодите.

Тишина. И сердце бьется. Её. Тьма… клубится. Тьма беспокоится.

– Я… не успел. Я отправил вестников, но все были слишком заняты. И я не успел.

– В том, что случилось, нет вашей вины.

– Есть… – он покачал головой. И тьма посмотрела на Мудрославу. – Я должен был остановить их еще тогда. Но я предпочел удалиться. Я решил, что не хочу марать руки. И что мне все это не нужно. А получилось… мне ведь писали. Просили поддержать. Недовольных много. Всегда было много, это нормально. Не бывает, чтобы все были довольны властью. Но в последние годы… слишком все стало… наводнения. И засухи. Песчаные бури. Землетрясения. Оползни. Сам мир пытался отторгнуть чуждую ему силу. И надо было лишь избавиться от демонов… просто избавиться… элементарное решение, о котором знали.

– Кто?

– Совет. И маги. И я в том числе. На поверхности ведь… но простое решение не всем было по вкусу. Отказаться от демонов. И собственной силы? – смех был хриплым. – Сравняться с обычными людьми? Утратить все… им тогда казалось, что они утратят все. И ведь утратили. Все!

– Успокойтесь, – строго сказала Мудрослава. – Это было много лет тому.

– Да, девочка. Много лет… тому… ко мне приходили. Меня знали. И любили. Поддержали бы. Легионы. Маги… маги тоже не все думали о себе. И надо было согласиться. Я бы мог. Войти в город. Обложить этот проклятый дворец. Я был достаточно силен, чтобы выступить против Совета. Против Императора. Объявить себя новым… приняли бы. И все остальное тоже. И тогда, постепенно, я бы… мог отпустить их… запретить вызовы. Не сразу…

– Или не могли бы, – возразила Мудрослава.

– Почему?

– Потому что даже государь не волен в деяниях своих. Так мне говорил наставник. Взять моего брата. С одной стороны, он самодержавный правитель. А с другой есть Дума, которая вроде бы как подчиняется, но при том только и думают там, как напакостить. И то одни начинают к смуте подбивать, то другие… и за каждым своя сила, которую просто не получится игнорировать, если и вправду хочешь трон сохранить. Вы бы просто стали новым Императором и все.

Он смотрел. Долго так.

И тьма клубилась. Но почему-то показалось, что там, за тьмой, кто-то да есть. Кто-то вполне живой, даже если мертвый. И… и жаль его.

– Вы ведь клятву приносили, верно? Императору. И Совету вашему. И если бы нарушили, стали бы клятвоотступником. А еще мятеж мог бы и не удастся. Или удастся, но частично. Тогда началась бы смута. Вы бы вызывали одних демонов, Совет – других. Демоны сражались бы между собой. И возможно, мир снова погиб бы, но на сей раз – в пламени. А их пепла возрождаются только фениксы.

– Умная девочка, – рука в латной перчатке коснулась щеки. И Мудрослава снова удивилась тому, до чего та горяча. – Каждый день потом, после, я повторял себе это… снова и снова.

– Не помогало?

– Нет.

– А теперь… если уж вы все вспомнили. Как вы здесь оказались? И… где мы вообще находимся?

– В Императорском дворце, девочка.

Обидно. Вовсе она даже не девочка. Царевна. Настоящая. И… и если верить сну, вполне может стать государыней. Только не хочется.

Совершенно.

– А как оказался… просто. Шли. Ко дворцу. Попали на площадь. Там туман поднялся. Потом выброс силы был. И вот… я и вправду решил, что успеваю. Что… смогу все исправить.

– Исправить – это вряд ли, – Мудрослава решительно взяла Командора за руку. – А вот изменить, чтобы мир жил дальше – можно. Наверное. Это не точно, но ведь если попробуем, то хуже не станет?

Куда уж хуже-то.

Все еще смотрит.

– Идемте, – велела Мудрослава.

– Куда?

– Туда где проводили ритуал. Она там…

– Демона убить не так просто, – предупредил Командор. – Особенно древнего и сильного. А она очень сильна.

Мужчины… хлебом не корми, дай только убить кого-нибудь.

– Знаете, – Мудрослава улыбнулась. – А давайте для начала просто доберемся?

Теттенике уткнулась в чью-то грудь. Она шла-шла и вот…

– Стоять, – сказали ей и перехватили за шиворот. А потом просто подняли. – Ты тут откуда взялся?

– Не знаю, – в носу опять зачесалось, и сопли потекли. И стало обидно, что остальные-то, небось, нормальные, а она в соплях и чужом теле.

– Нежить?

– Нет.

Держали её все еще на весу, но хоть убить не пытались. А потом поставили, похлопали по плечу и так, что колени подломились. И в конце вовсе ко лбу прижали.

Монету.

Теттенике скосила глаза, пытаясь разглядеть, но не вышло.

– Не нежить, – сказал человек, которого… вот почему из всех встретился именно он? – Тебя как зовут-то?

– Те… Тет, – спохватилась она.

Если представиться настоящим именем, то не поймут. В лучшем случае. В худшем и вовсе решат, что издевается. Теттенике точно решила бы.

От обиды сопли потекли ручьями. И Теттенике вытерла их рукавом.

– На от, – ей протянули платок. – Замерз?

Азым из рода Чангай, точнее уже не из рода Чангай, смотрел с сочувствием. Теттенике платок взяла. И кивнула.

– Откуда ты взялся-то?

– Я… ехал. По дороге, – врать нельзя, но и правде не поверят. – А тут вот. И туман. И оно как бахнет… а я тут.

И руками развел. А высморкаться все же высморкался. Громко вышло.

– Бывает, – Азым кивнул и за руку взял. – Я вот тоже, похоже, потерялся. Шли. И потом туман. А в нем…

Он поморщился.

– Туманы тут особые.

Теттенике кивнула.

Она ведь… долго бродила. Потом. Сперва то оказалась будто… будто в сказке. В той, где она снова дом. В степи.

У нее был роскошный шатер.

Подарок мужа.

И еще золотые серьги. Браслеты. Два сундука украшений. Но не в них дело, а в том, что её любили. Она видела эту любовь в его глазах. И отвечала любовью же.

У нее снова были дети.

И отец смеялся, подкидывая их к небу. И брат тоже смеялся. И все-то вокруг радовались… именно это и заставило усомниться. Не может такого, чтобы все и радовались, чтобы жизнь – как засахаренные лепестки розы, сладка до умопомрачения.