Пять шагов навстречу

— Тебе не изменяли, ты не понимаешь.

Между нами повисает минутное молчание, но отец его разрушает тем, что переворачивает внутри меня всё.

— Я был тем, с кем изменяют.

Резко поворачиваю к нему голову и смотрю так, как не смотрел никогда. Я не верю и отказываюсь в это верить, но не вижу в его глазах и намёка на шутку. Это разочаровывает меня.

— Зачем? — хриплю я.

— Это мои ошибки, за которые я заплатил.

— Мама знает?

— Да. Она знает всё. Всё, что я делал. Это было дерьмово, потому что она узнала, когда была беременна вами. Мы сидели компанией в кафе, и по счастливой случайности, туда зашли мои школьные неприятели. Мы никогда не ладили, понимаешь? Это был повод насолить. Я не оправдываю себя. Смотря назад, мне становится стыдно, потому что я гордился своим поступком и хвалился псевдопобедой. Я не думал, что будет чувствовать он или она, мне было плевать. Она сама хотела, а я позволил этому произойти. Я не горжусь тем, что делал. Это было не один раз, но весь стыд почувствовал, когда об этом узнала Лизи. Я хотел провалиться сквозь землю. Тогда она посмотрела на меня иначе.

— Разочарованно?

— Да. Я больше не хотел видеть тот взгляд. И не видел, потому что не хотел разочаровывать её. Она всегда была моей мотивацией быть лучше.

— Это не изменить.

— Так же, как и у тебя. Как бы ты не хотел всё исправить, исход будет тот же. Это как в математике: ты можешь решать пример разными способами и теоремами, но верный ответ будет один. Она пришла бы к этому. Рано или поздно, всё бы случилось.

— Но это было бы с кем-то другим. Мы могли разойтись по другой причине.

— Жалеешь себя?

— Не знаю.

— Никогда не жалей себя. Это оправдание, которое потянет на дно. Сначала будешь говорить, что у тебя нога болит, потом рука, потом голова, будешь себя жалеть, как божий одуванчик. Говорить, какой ты бедный и несчастный. В итоге, станешь никем.

— В чём должна быть моя мотивация? У тебя она была, что я должен делать?

— Жить дальше. Отпустить и радоваться полученному опыту.

— Дерьмовая перспектива радоваться измене.

— Кто-то мог бы принять это за радость.

— Тот, кому насрать.

— Твоя мама научила меня радоваться всему. Если она изменила, то пусть катится. Что ты понял благодаря этому?

— Что никому нельзя доверять, себе в том числе.

— Можно, но не всем. Ты можешь сосчитать таких людей на пальцах одной руки.

— В моём случае, на одном пальце.

Сощурив карие глаза, отец внимательно смотрит на меня.

— Я доверяю только семье.

— Ди?

— Не до конца. Хреново чувствовать себя одиноким. Как будто было всё, но потом отобрали, оставив только воспоминания.

— Это нормальное состояние. Больше пятидесяти процентов людей в мире чувствуют себя одинокими, даже если вокруг них карнавал. Ты не должен застревать в нём. За это время можешь сделать себя лучше.

— Для кого?

Отец кладёт ладонь на моё плечо и слегка сжимает его.

— Для себя самого. Ты не должен жить ради кого-то. Ты должен жить ради себя. Быть лучше ради себя. Если кто-то есть рядом, то это хорошо, но если ты свободен, то в этом нет ничего ужасного. Ты не одинок. Ты свободен. Пользуйся возможностями. Всё в твоих руках. У тебя чертовски охранительное предки, которые не садят в клетку и не дрессируют под свои неосуществлённые в юности мечты. Захотел — сделал.

— Это ты про себя? — усмехаюсь я.

— Да, я всегда говорил, что я — милашка.

— А мама?

— Мама руководит милашкой, только не говори об этом ей, — стукнув меня кулаком, он улыбается.

— Она и так знает, — смеюсь я.

— Она — женщина. Я должен быть мягким рядом с ней, где-то отступать и проявлять слабость. Без этого никак. Это не значит, что я вдруг перестал быть мужиком. Грубость и жестокость породит ненависть. Она счастлива, и я тоже. В этом нет ничего зазорного. Если кто-то скажет, что ты каблук, то просто скажи, чтобы посмотрели на свою женщину и на твою. Твоя счастлива, а это говорит обо всём. Посмотри на свою маму.

— Она более, чем счастлива, — соглашаюсь я.

— И я тому причиной, потому что я дарю ей улыбки, смех и счастье. Всё работает методом бумеранга. Всё вернётся. И она тоже. Запомни мои слова: они все возвращаются так же, как и мы.

— Не думаю, что она вернётся.

— Вернётся. Каждый ушедший вернётся.

Спор — не лучшая идея, особенно если это касается тайн другого. Сказал А, придётся сказать Б. У меня нет никакого права трепаться о секретах Мэди, как бы я сам того не желал. А видит Бог, я желаю, потому что мою ненависть разделит отец. И не он один. На вопрос, чьи чувства я поставлю на первое место свои или другого — я выберу другого. В этом моя проблема: я ставлю себя на второе место. А должен на первое.

Говорят, что человек, умеющий дружить — получает хороших друзей, но это всё ложь, потому что я был таким другом, а получил фальшивку. Не знаю, правильно ли говорить то, что я отдавался этой дружбе полностью, но только на мне вина, ведь именно я ждал ответной реакции. Я отдавал больше, чем получал, в этом тоже только моя собственная ошибка. Корысть в том, что я хотел ответа, но не должен требовать его. Я вычеркнул его из своей жизни, но он остался в воспоминаниях и душе, откуда вырвать невозможно. Хочу ли я возвращения? Нет. Категорически нет. Это невозможно, по крайне мере, в моём случае. Я не пускаю кого-то в свою жизнь дважды, особенно, когда дело кончается предательством. Предавший однажды, предаст дважды. Жирный крест на двух именах, которые были частью моей жизни. Её основной частью.

Глава 6

Трикси

«Никогда не скрывай своих истинных чувств. Отдавайся любви полностью. Без остатка. До самой последней капли. Люби так, как будто это последний раз, потому что это именно он. Настоящая любовь бывает лишь единожды. Кто бы ни был после — знай, ты всегда будешь помнить первого» — папа говорил это ещё в глубоком детстве, когда мне не было и пятнадцати. Я запомнила слово в слово, не упуская даже паузы, которые он делал. Мне двадцать два, и я помню. Но возможно ли полюбить с той же скоростью и лёгкостью, с которой я меняю местожительство?

Любовь для меня — это то, что я ещё не познала. Да, в школе были симпатии, и я даже успела повстречаться с парнем в пятнадцать. Получилось криво и не осмысленно, кроме того, недолго. Тогда я первый раз узнала, что такое привязанность и тоска. Всей душой я скучала по тому месту, где прожила три года, а точней, до пятнадцати лет, потому что, не достигнув шестнадцати, я снова собрала чемодан. Я до сих пор помню тот нежно лиловый огромный чемодан, в который я пихала свои вещи, ещё не подозревая, что никогда не вернусь назад. Что буду ездить по стране, хотя это вовсе и не требовалось. Конечно, бабушки с дедушками могли принять меня, но одни скончались, а вторых я не хотела смущать. Честно сказать, это просто предлог. Я хотела быть ближе к родителям, потому что никто не способен заменить именно их.

Вырываюсь из воспоминаний, когда телефон в руке говорит о том, что я пришла в пункт назначения. Делаю фото и отправляю Джен. Знаю, сейчас она на семинаре, но я пообещала держать её в курсе. Это я и делаю.

Поправляю волосы, которые волнистыми локонами связаны в небрежный хвостик на затылке и касаются местечка чуть выше лопаток, щекоча спину. Спасибо воде, которая снова сделала из меня полукудряшку Сью. Не могу сказать, что я выряжалась, но привела себя в порядок, подчеркнув глаза тушью. Мама всегда говорила, что она придёт глазам чуть больше глубины. Я воспользовалась советом.