Пять шагов навстречу
Шрифт:
Господи, я бы с удовольствием вырубил себя самого, потому что вновь останавливаюсь и поворачиваюсь. Расставляю руки в разные стороны и спокойно спрашиваю:
— Что?
— Я… я боюсь потерять тебя, — говорит Трикси.
Гребаное, нахрен, комбо. Я уже хочу развернуться и уйти, как она издаёт непонятный всхлип или хмыканье, которое уколом пронзает сердце. Либо я полный идиот, либо с ней что-то не так. Я не в силах подобрать описание или слово, которое может охарактеризовать её отмалчивание и трусость. Я ошибался, когда думал, что ей всё ни по чём. Она сняла футболку, увидев меня первый раз,
— Я люблю тебя, — без тени сомнения, заявляет Трикси, смотря в мои глаза.
— Что изменилось за пару секунд?
— Ничего не изменилось. Думаешь, так просто говорить эти слова кому-то?
— Да, если ощущаешь именно любовь.
— Я не знаю, как любить тебя!
— Господи, Трикси, ты действительно нихрена не понимаешь или тебе нравится? — вздохнув, запускаю пятерни в волосы и откидываю голову назад, закрывая глаза.
Какое-то беспросветные дерьмо. Игра в судоку или сапера, где я могу оступиться и подорвётся всё поле в виде наших отношений. Чертова русская рулетка с пушкой: щёлкаешь курок и с ужасом ждёшь, когда вылетит пуля.
— Нет никаких обучающих материалов, черт возьми, ты знаешь об этом? — рявкаю я, выпуская пар. Больше нет сил на это. — Кто тебя научит любить кроме тебя самой? Каждый любит по-разному. Нет никаких уроков для чайников и профессионалов. Это не игра. Это метод проб и ошибок. Ты действуешь так, как считаешь нужным, так, как требует твоё сердце. Хочешь, можешь бежать в трудную минуту, но не каждый побежит за тобой, кто-то может принять твой выбор. Это не так, как в сказке про принца и принцессу, у которых долго и счастливо. Это идти на уступки, принимать таким, какой есть, становиться лучше и помогать развиваться не только себе, но и тому, кто рядом. Ты готова быть со мной, когда я в полном дерьме? Когда опускаю руки и проигрываю? Когда на грани? Мне не нужен человек, который будет рядом только тогда, когда я — забавный Картер.
— Ты никогда не опускаешь руки.
— Ты хреново меня знаешь.
— Ты. Никогда. Не. Опускаешь. Руки.
— А знаешь, почему? — фыркаю я, не дав ей время на размышления, следом добавляю: — У меня есть Эйден.
— И что?
— Он не может видеть и знать, что его старший брат сдаётся и представляет собой размазню, а не железобетонную стену. Хотела бы ты показать своей младшей сестре, что сдалась и опустила руки? Каким будет такой пример для неё?
— У меня нет младшей сестры.
— Это была метафора, и ты прекрасно её уловила.
— Нет, не хотела бы, но и она должна понимать, что не может быть всегда всё хорошо.
— Ты хочешь быть паровозом или вагоном?
— Смотря, что ты имеешь в виду.
— В отношениях, Трикси. Либо ты — паровоз, либо вагон, который следует за ним. Тянешь на себе, либо позволяешь увезти себя.
— Он ничего не знает, так? — щурится Трикси.
— Что именно?
— Про Эмили, например, при Мэди.
— Что ты знаешь про Мэди? — цежу я, всматриваясь в её лицо.
— Только то, что вижу. С ней что-то было, я права?
— Ты и половины не представляешь, что было. Никто не представляет. Только я и она. Никто кроме нас. И никто никогда не узнает. В том числе ты.
— Ты можешь рассказать
мне.— Нет, — мой резкий ответ заставляет её вздрогнуть, как будто была отвешена словесная пощёчина, но я не жалею об отказе.
— Ты был груб.
— Ты не будешь учить меня. Я делаю так, как считаю необходимым. Если правда для тебя означает грубость, то увы, но сейчас этот разговор ведёт в никуда. Иногда это единственный правильный способ выразиться, чтобы тебя поняли.
— Ответишь честно на один вопрос?
— Я не соврал ни на один вопрос.
— Я хочу знать и быть уверенной, что ты точно мне не лжёшь.
— Ты никогда не можешь быть уверена в словах другого, даже если они юридически подтверждены. Правду знает только отвечающий. Дело совести.
— Кому ты доверяешь? Я хочу знать, — говорит Трикси, добавляя: — Кроме себя, конечно.
Жму плечами и говорю то, что первым возникает в голове.
— Отцу.
— Почему?
— Что почему?
— Почему ты ему доверяешь?
— Потому что знаю, что могу на него положиться всегда и во всём. Всё остаётся только между нами.
— На кого может положиться он?
— У него есть друзья.
— Кому он доверит пистолет и повернётся спиной в самой худшей ситуации?
— Маме, не считая нас.
— Ты думаешь, что он ничего не рассказывает ей?
— Нет.
— Откуда такая уверенность?
— Ты пытаешься настроить меня против моей же семьи? Ты совсем рехнулась?
— Я просто хочу знать. Я никогда не встану между тобой и семьёй. Во-первых, никогда нельзя ставить перед таким выбором, а во-вторых, ты всегда выберешь семью. Я хочу знать, почему ты доверяешь ему.
— Если бы мама знала обо всём, что я сделал, я бы скорей всего получил пулю в лоб или голова отсоединилась от тела с помощью её рук. Я доверяю ему, как себе, если не меньше.
— Тогда почему он ничего не знает о том, что случилось с тобой или Мэди, или между вами двумя?
— Потому что у нас есть объединяющая черта: сначала мы делаем, а потом думаем. И тогда мне просто повезло, что я ничего не сделал. Удачное стечение обстоятельств для меня и для него.
— Для него? Кто-то изнасиловал её?
Глаза Трикси бегают по мне, ища догадки и подсказки, но моё лицо похоже на камень. Она в ужасе, я же снова чувствую, как когда-то умер изнутри.
— Нет. Я уже сказал: ни ты, никто-либо другой об этом не узнает, кроме нас двоих… И Ди. Тем более родители.
— Он что-то сделал ей?
— Нет.
— Почему ты не хочешь говорить об этом? Может, проще рассказать кому-то другому?
— А ты сможешь что-то сделать или помочь? С чего ты взяла, что я доверяю тебе?
— Ты можешь это делать.
Изо рта вылетает смешок, который я не успеваю уловить.
— А чем ты отличаешься от других, Трикси? Почему я должен доверять тебе, а не кому-то ещё? Если я не рассказал это отцу, то была причина. Ты помнишь, что я сказал Эмили?
— Когда?
— В коридоре, — напоминаю я. — Я могу повторить слово в слово: никогда не придавай себе слишком большое значение в чей-то жизни. Ты можешь ошибаться. Я не говорил это из-за злости или чтобы сделать ей больно, честно сказать, мне плевать. Я лишь констатировал факты и правду.