Пятьдесят на пятьдесят
Шрифт:
Квартира Софии, оформленная в бежевых и кремовых тонах, оказалась куда больше любой, которую я мог бы себе позволить. Пакет с продуктами лежал на кухонной стойке. София стояла у кофейного столика, уставившись на шахматную доску.
– Я не играю, – сразу же предупредила Харпер.
– Вообще-то я тоже. С некоторых пор. Послушайте, я не собираюсь делать никаких глупостей.
– Вот и прекрасно. Харпер наверняка захочет немного с вами поговорить. Узнать кое-какую предысторию. Если мы собираемся защищать вас, нам нужно знать, что вы из себя представляете, чтобы мы могли представить этого человека присяжным, – сказал я.
София кивнула:
– Я просто сама не своя от конфет и старых черно-белых фильмов.
– Ну вот, уже в чем-то мы едины, – отозвалась Харпер, мягко подталкивая меня к двери.
В кармане
– Прошу прощения, мне надо ответить на звонок. Увидимся завтра вечером на проводах Гарри, но вечерком позвони мне, чтобы я был в курсе.
Харпер пообещала, что да, обязательно позвонит.
Затем я повернулся к Софии:
– Просто постарайтесь не нервничать. Все будет хорошо. Если здесь появятся журналисты или кто-то из них попытается дозвониться до вас, не разговаривайте с ними.
– Не буду. Наверное, потом я ненадолго выйду прогуляться. Надену бейсболку и худи, прикроюсь капюшоном. И буду смотреть в землю. Спасибо, мистер Флинн.
– Зовите меня просто Эдди, – сказал я, выходя из квартиры, после чего ответил на звонок.
– Мистер Флинн? – послышался женский голос из трубки.
– Да, и если вы по поводу тех штрафов за парковку…
– Простите? Гм, нет, я по другому вопросу.
Я и так знал, что дело не в штрафах за парковку, но иногда просто не в силах сдержаться, чтобы не поддеть прокуратуру. Ничего не могу с собой поделать. Будучи адвокатом защиты, я часто имею дело с представителями этого ведомства, выступающими на стороне обвинения. И звонят они мне, только когда возникает какая-то серьезная проблема в каком-то очень серьезном судебном деле.
Женщина на противоположном конце линии откашлялась и продолжила:
– Я секретарь мистера Драйера – он хотел бы завтра встретиться с вами по поводу дела Авеллино.
– По поводу чего конкретно?
– У него есть одно предложение, которое он хочет с вами обсудить.
Глава 7
После предъявления обвинения она вышла на свободу под залог. Как и ее дорогая сестричка.
Остаток дня выдался напряженным и хлопотным.
Очень хлопотным.
Пришлось приложить все усилия, чтобы замести следы и подставить сестру. Когда в час ночи она в полном изнеможении плюхнулась в постель, то поняла, что накануне почти ничего не ела.
Спала она урывками. Проснувшись в пять утра, сделала себе бутерброд с арахисовой пастой, съела его, запив стаканом молока, а затем опять улеглась в постель, то задремывая, то вдруг опять просыпаясь. Ее прерывистый сон не был вызван каким-либо страхом или тревогой. Мысль о возвращении в тюремную камеру на всю оставшуюся жизнь не внушала ей никаких опасений.
Этого никогда не произойдет.
Ни в коем случае.
Сон прерывался в основном из-за приподнятого возбуждения. Наконец-то она опять на свободе. А свобода – это деньги. Все деньги ее отца. Если ее сестру осудят, та не сможет унаследовать свою долю отцовского состояния – согласно закону, известному как «закон Сына Сэма» [9] . Она получит все до последнего цента. Деньги – это свобода и власть. Поначалу была мысль первым делом убить сестру, а потом уже и отца, но две смерти, оставившие единственного наследника огромного состояния, выглядели бы слишком уж подозрительно. Это навсегда омрачило бы ее жизнь вероятностью того, что в какой-то момент ей придется предстать перед судом за их смерть. Так было лучше. Комар носу не подточит. Отец мертв. Сестра в тюрьме за убийство. Никаких неувязанных концов. Никаких подозрений на ее счет.
9
Вообще-то закон, получивший такое разговорное название по прозвищу знаменитого серийного убийцы Дэвида Берковица, запрещает преступникам получать доходы от огласки своих преступлений (публикации мемуаров, интервью и пр.), но у автора так.
Впереди – полная свобода.
Она встала с постели около десяти утра. Приняв душ, потерла кожу грубым косметическим камнем. Гребни этого камня
были для нее настоящим чудом. Если б она излишне увлеклась, то могла бы добрых полчаса вертеть его в руках, ощупывать его, исследуя каждую линию на его поверхности.Потом вытерлась и стянула волосы резинкой. Перед тем, как вчера вечером завершить свои труды, она сделала кое-какие покупки. Продукты и предметы первой необходимости – в первую очередь кое-какие инструменты для предстоящей работы. У входной двери все еще стояли три сумки с покупками из магазина медицинских принадлежностей и хозяйственного. Она слишком устала, чтобы разобрать их сразу по возвращении.
Одевшись, она высушила волосы феном и остаток дня провела на диване, хрустя картофельными чипсами и пересматривая старые фильмы – «Касабланку», «39 ступеней» и, наконец, «Окно во двор». На кровати ее дожидался заранее заготовленный наряд – черные леггинсы из лайкры и облегающий спортивный топ. Выключив телевизор, она переоделась, влезла в кроссовки и заправила волосы под черную бейсболку «Найк». Прежде чем выйти из квартиры, размяла ноги, спину, руки и плечи.
На улице она пустилась легкой рысцой, чтобы разогреть мышцы, войти в ритм и настроить дыхание. После смерти матери их с сестрой поместили в разные школы-интернаты. Обе располагались в Вирджинии, в сотне миль друг от друга. Ни одна из сестер не приезжала домой на выходные. Именно в школе-интернате она прониклась любовью к бегу. Через год после смерти матери ей исполнилось тринадцать. Ее тогдашний учитель физкультуры был чемпионом по бегу по пересеченной местности и заразил этим увлечением и свою ученицу. Ей нравилось оказаться субботним утром на природе – смотреть, как солнце встает над бескрайними пшеничными полями, ощущать, как легкие готовы разорваться на куски. И когда вокруг совсем никого – только ее мысли и планы. Несколько лет бег помогал ей держать свои темные устремления в узде. И вот теперь, став молодой женщиной, она больше не чувствовала необходимости сдерживать этих демонов. В четырнадцать лет она всерьез подумывала о том, чтобы задушить девочку из своего класса, Мелани Блумингтон. Ее тошнило даже просто от одного этого имени. У Мелани были длинные тонкие косички, заплетенные в невероятно сложные узлы на голове, а кожа розовая и безупречная, как и результаты ее школьных тестов – абсолютно все в Мелани Блумингтон представляло собой образец совершенства.
Тогда она подумала, что было бы забавно задушить Мелани в туалетной кабинке. Завести ее туда, схватить за школьный галстук и тянуть, перекручивать и дергать, пока идеальное розовое личико Мелани не станет сначала красным, потом фиолетовым, а затем синим и окончательно мертвым. И тогда можно будет дотронуться до лица Мелани, до ее глаз, ее губ. Но в школе этого делать было нельзя. Это вызвало бы панику. Привлекло бы слишком много внимания. И все же устоять было трудно.
Однажды воскресным утром она оказалась в небольшом лесу на краю обширной школьной территории и остановилась, чтобы рассмотреть какой-то цветок с ярко-желтыми бархатистыми лепестками, но едва только потянулась к нему, как услышала какой-то шум. Шорох, блеяние… И, осторожно переступив через толстый ствол упавшего дерева, на поляне впереди увидела маленького олененка. Тот застрял в остатках ветхих столбов и проволочной сетки, которые, судя по всему, обозначали какую-то старую границу, прежде чем лес разросся и поглотил ее. Олененок был уже при смерти. Неподалеку на большом камне сидел большой кровожадный ворон – как видно, учуял запах крови столь же отчетливо, что и она. Он ждал, когда олененок умрет – что, судя по виду животного, не должно было занять много времени. Тремя своими тонкими ногами тот запутался в ржавой колючей проволоке и в ходе попыток вырваться на свободу едва не оторвал одну из них.
Запах крови теперь стал сильнее. Она шагнула к существу, которое не запаниковало, увидев, как кто-то приближается к нему, медленно и украдкой, что-то тихо шепча. Либо олененок надеялся на спасение, либо у него больше не было сил сопротивляться. Она достала из рюкзака перочинный нож, который купила в местном магазинчике на свои карманные деньги, – с перламутровой рукояткой и маленьким острым лезвием. Олененок забился, увидев отблеск солнечного света на лезвии, но она успокоила его.