Пятерка

— За нефть для моей машины? — свирепо осклабился Кочевник. — Ты про это?

— В частности. За наш образ жизни, пока мы не сможем подключить иные источники энергии. Но ты не понимаешь, что Джереми Петт и такие, как он, отправились туда с мужеством и решимостью делать работу, которую они обязаны делать как солдаты на службе своей страны. Не важно, хотели они или нет, их не спросили, и они не хотели, чтобы их спрашивали, потому что именно это они были обучены делать. И я могу вам сказать, что снайперская подготовка, которую проходил Петт, потяжелее других. Она невероятно трудна, и пройти ее могут только лучшие из лучших. Тебя бы не взяли ему носки подавать! — Движение указательного пальца подчеркнуло этот пункт. — Так вот, он — лучший из лучших, делающий то, что его обучили делать, и тут у него дома случается страшное несчастье, убивающее его дух и оставляющее пустую оболочку. Но физических повреждений — серьезных и долговременных — у него нет, а психологические травмы он, очевидно, сумел скрыть, потому что его учили терпеть и не поддаваться боли, и очень много его учил этому родной отец, так что никто не берет сержанта Петта под контроль. Нет, в госпиталях для ветеранов не хватает ни персонала, ни коек, так что крепкие, здоровые парни вроде Джереми Петта получали грамоту, что Корпус морской пехоты весьма благодарен им за службу. Может, им еще и медаль давали, как Петту, чтобы помнили, чем они отличаются от таких, как ты. Потом этих искалеченных молодых ветеранов, обученных убивать людей на расстоянии более восьмисот ярдов, выпускают в мир искать работу.

Голубые глаза Тру уже не были холодными, в них горело пламя. Они бросали Кочевнику вызов — а ну, попробуй перебить!

Вызов принят не был.

— А наш мир суров, — продолжал Тру. — Мы все это знаем. И что ты умеешь, тем и пользуешься, не так ли? Не все ли мы так? А за рабочие места идет конкуренция, и хватаешься, за что удастся зацепиться. Может быть, если бы ты был Джереми Петтом, у тебя были бы планы на целую жизнь вперед, планы работать так, что спина трещит и кости болят, и заработать себе и своим родным в Корпусе дом. Но планы, знаешь, удается выполнить не всегда. Какая-то мелочь не учтена — и упс! Извини. Вот тебе грамота, а вот медаль, чтобы ты на нее поглядывал и помнил времена, когда ты что-то собой представлял. А теперь тебе придется идти в этот штатский мир и в нем искать работу. Тебе, который был лучшим из лучших среди умеющих с расстояния восемьсот ярдов.

Тру наклонился вперед.

— И со временем, когда долго стучишься в стены, а они не поддаются, когда понимаешь, какой была твоя жизнь и какой она в этом мире стала… может быть, тогда ты начинаешь искать нового врага, потому что лишь на поле боя начинает чего-то стоить жизнь, которой ты живешь. — Тру кивнул сам себе. — Вот я думаю, такая история с ним и случилась, и я не буду очередным гадом, который его отпихнет к обочине. Если это будет в моих силах, я его спасу.

Он встал с рюмкой в руке.

— Спасибо за гостеприимство, миссис Фиск. А теперь я иду спать. — В кабинете на диванчике. — Поставлю себе будильник.

В этом не было необходимости, он умел просыпаться в любое задуманное время, но хотел гарантии, что не проспит. Хотя ему никогда не случалось проспать.

Когда он зашел в кухню поставить рюмку, Ариэль посторонилась, давая ему пройти.

Тру уже открыл дверь в кабинет, когда Кочевник сказал:

— Один только вопрос. Если Джереми Петт сперва наставит винтовку на тебя — что тогда? Тоже будешь в первую очередь его спасать?

Тру не ответил, и дверь за его спиной закрылась.

В шесть утра у него загудел сотовый. Тру тут же проснулся. Глаза слезились, рот будто забили опилками от половиц в баре, но сознание уже работало.

* * *

— Доброе утро, Труитт, — сказал знакомый голос. — Посылаю тебе вложение в почту. Материал срочный.

— Что там?

— Около полуночи заговорил Коннор Эддисон. Все на видео.

— О’кей. — Тру потер рукой глаза. — Посылай.

— Еще кое-что.

— Выкладывай.

— Несколько десятков сообщений о том, что заметили Петта, но вчера есть два из Ногалеса. Одно из них — от местного полисмена. Мы туда послали людей поспрашивать, строго неофициально и очень осторожно.

— Отлично.

— Он мог туда перебраться, — сказал человек из тусонского отделения. — Да, и скоро может возникнуть разговор насчет сворачивания. На это дело очень много уходит сил.

— Да, я в курсе.

— И много людей. А оно у нас не единственное.

— Конечно, я понимаю, — ответил Тру.

Он спал в одежде и сейчас чувствовал, что весь измят.

Пришел вопрос, которого он ждал:

— Сможешь обойтись одной группой?

Тру вздохнул. Тяжело, чтобы там было слышно.

— Я только спросил. Ты подумай, потом мне перезвони, да?

— Да, — ответил Тру, разминая затекшую мышцу на левом плече. — Перезвоню.

Когда разговор закончился, Тру поставил лэптоп на стол и включил его. Проверил, горят ли на беспроводном модеме кабинета все нужные сигналы, а потом так зевнул, что чуть не вывихнул челюсть.

И взялся за работу.

Глава двадцать пятая

Два номера для группы в мотеле «Дэйз Инн» на Западном бульваре Сансет Тру не понравились. Он решил, что окна слишком открыты со стороны парковки на восточной стороне здания, и хотя группы в «юконах» будут посменно дежурить с биноклями и приборами ночного видения, все равно ему это не нравилось. Он заставил поменять номера так, чтобы окна выходили на запад, где их загораживало другое здание. Потом он вернулся в свой номер, расположенный дальше по коридору, распаковал вещи, плеснул в лицо холодной воды из-под крана, лег на кровать навзничь и так и лежал, пока звонил жене и спрашивал, как проходит день.

«Тут все нормально, — говорил он ей. — Калифорнийское солнышко. Трафик не слишком плотный. Группа сегодня дает удаленное интервью из клуба „Кобра“ — да, так он называется, — Нэнси Грейс, если хочешь, посмотри вечером ее шоу. Помнишь человека из агентства по поиску талантов, я тебе про него рассказывал? Роджер Честер? Это он устраивает. И мне должны позвонить люди Греты ван Састерен, сделаем парочку радиоинтервью перед концертом. Ну, в общем, складывается такая же минута безумия, как вчера».

Ее фраза: «минута безумия». Период хаотической деятельности, когда остается лишь пригнуть голову и держаться, как кот на шторе.

Он ей сказал, что все под контролем. У него есть все, что ему нужно. Да, он знает, что забыл рыбий жир, оставил его на полочке с витаминами. Паровой утюг плохо работает. Наверное, они на всей полке выбрали единственный дефектный. Но все, что надо, у него есть. Он сказал ей про пальмы, которые растут прямо на улице, совсем как в кино, и ей бы до безумия хотелось посмотреть обувной склад «Офф Бродвей», который тут почти через улицу. Он попросил ее не волноваться, он найдет место, где будет хороший салат-бар.

Он не стал ей говорить, что у него «Дом блинчиков» через дорогу, потому что она знает, как он любит смешивать блинчики с сиропом, хрустящий бекон и капающие желтком яйца в невероятную вкуснятину пира, веселым сердечным смехом толстяка, ржущего над таблетками «Омега-3». Но такой пир он себе позволял нечасто. Только когда «Дом блинчиков» поблизости попадался.

«Люблю тебя», — сказала она ему.

«Люблю тебя, — ответил он. — Завтра позвоню».

Это можно было и не говорить: он ей звонил каждый день, когда бывал в командировках.