Пятицарствие Авесты

просто поздоровавшись, они начали рассматривать рентгеновские снимки Виктора, не

обращая на него внимания, а он, едва сдерживая себя, продолжал сидеть с книгой в руках,

которую читал до этого, почти не слыша, о чём говорили врачи. Разум выделил всё же

интересующую его информацию о том, что кончился курс антибиотиков, которыми его

кололи, но лечащего врача беспокоило какое-то затемнение в больном лёгком; теперь

разговор шёл об этом. Наконец Светлана Николаевна отпустила сослуживца, сказав, что

сама осмотрит больного, и тот ушёл, оставив их наедине, о чём с нетерпением мечтал

Виктор, немедленно поднявшись навстречу её улыбке. Взяв её руки, он положил их

ладонями себе на лицо и замер, восхищённый, потом тихо сказал:

— Можно, я поцелую вас, доктор?

Улыбаясь, она отрицательно покачала головой, но это не остановило его, осторожно

положившего руки ей на плечи и прикоснувшегося своими губами к её губам, чтобы вслед

за этим почувствовать, что она отвечает, что сама идёт навстречу. Охваченный безумной

страстью, он уверенно и нежно обнял её, прижав к груди, целуя мочку уха, в шею, и она

отвечала ему тем же, но вдруг остановилась и тихим, прерывистым голосом сказала:

— Если это произойдёт здесь, мне трудно будет уважать себя.

Он очнулся, тяжело дыша, сел на койку, обхватив голову руками. Его била крупная

дрожь.

— Простите меня, если можете!

— Спасибо! — с паузой ответила она и, на мгновение положив руку ему на голову,

вышла из палаты.

Весь день Виктор не находил себе места: иногда ему казалось, что он обидел её, а

иногда вновь и вновь слышал её слова, словно говорившие о том, что она готова к близости,

что желает её, но в том и другом случае чувствовал, что любит её всё больше и больше и

знает, зачем ему нужна эта любовь, чего он ждёт от неё.

На другой день лечащий врач сказал на обходе:

— Я могу выписать вас, но меня беспокоит ваша температура.

— А в чём дело?

— Она нестабильная.

2бЗ

— Это случайность. А во-вторых, ваши два прокола, или, как вы говорите,

пункции, тоже не обошлись без последствий.

— Возможно... У меня были подозрения, что у вас затемнение в лёгком, но, вполне

возможно, всё обошлось. Короче, идите на рентген, и если с вами всё в порядке,

сегодня мы вас отпустим.

После полудня он снова зашёл в палату.

— Ваши снимки почти удовлетворительны, — сказал он. Можете собираться

домой, а за больничным листом зайдёте к Светлане Николаевне. В общем, до свидания,

но, я надеюсь, не у нас в больнице.

Собравшись, Виктор попрощался с обитателями отделения, где лечился две недели,

и прошёл в здание поликлиники, примыкавшее к зданию стационара. Узнав в

регистратуре место кабинета замглавврача, прошёл к нему, с трудом сдерживая

волнение. В коридоре было пусто, он постучался в дверь, которая тут же открылась.

Она словно ожидала его и, закрыв за ним дверь, положила руки ему на грудь, а затем,

поцеловав легонько, отстранилась, сделав рукой останавливающий его жест, прошла к

столу, где взяла больничный лист, и передала ему.

— Я почти ничего не знаю о тебе, — сказала она, — но у меня такое ощущение, что

нам нельзя друг без друга, поэтому три дня назад я ушла от мужа. Сейчас живу в

другой квартире и хочу, чтобы вечером ты был там. Я дам тебе номер телефона,

позвони мне часов в шесть — за тобой приедут.

— Зачем, Света?! Простите, доктор! Можно мне вас так называть?

Она смеялась, гладила его ладонью по щеке.

— Я могу сам приехать, — улыбался он.

— И всё же лучше, если ты мне позвонишь.

Вырвав из блокнота листок с номером телефона и передав его Виктору, сказала:

— Всё! До вечера, милый,— потом, поцеловав на прощание, проводила до двери, а

перед выходом, спохватившись, спросила заботливо:

— Как ты доберёшься домой?

— У меня есть друзья, но сейчас проще на такси.

Возвратившись в свою квартиру, в хранилище той многолетней обыденности, что

протекала в ней, Виктор остро почувствовал наступивший конец этой обыденности —

и по той причине, что уехавшие из неё дети уже вряд ли вернутся обратно, и по той,

что уже и сам, возможно, не вернётся сюда. Понимая неизбежность происходящего, он

тосковал лишь об ушедших годах взросления детей, да его несколько беспокоила

судьба Веры, которая, впрочем, могла обходиться без него ранее, поэтому, очевидно, не

воспримет его уход как трагедию.

Помывшись после больничной палаты, немного прибравшись в квартире и даже

успев несколько отдохнуть в привычной ему обстановке, он наконец-то дояедался

шести часов и с волнением набрал телефонный номер Светланы.

Она ответила незамедлительно:

— Я яеду тебя. Машина около твоего дома, — она назвала номер машины, а

Виктор, удивившись вначале её осведомлённости, решил не придавать этому значения.

По номеру он нашёл машину, оказавшуюся внушительным внедорожником, и, открыв

дверь, спросил:

— Вы от Светланы Николаевны?

— Да! Садитесь, — был ответ.

Он сел, закрыл дверь; водитель понравился ему спокойным, уверенным,

порядочным выражением лица, и Виктор назвал себя.

— Михаил, — представился шофёр.

2бЗ

Машина тронулась, а водитель вдруг спросил спокойно, как само собой

разумеющееся:

— Какие у вас отношения со Светланой Николаевной?

— Я люблю её, — просто сказал Виктор, потом помолчал и добавил: — Она меня

тоже любит.

— Вы знаете, что она замужем?

— Да. Впрочем, она ушла от мужа.

— А с её мужем вы знакомы?

— Нет. Почему вы спрашиваете?