Пятицарствие Авесты
Шрифт:
совсем мало охотников, что он спасся бегством от Юла —
вождя рода, который чуть не убил его, когда он выразил
протест, что мясо, добытое во время охоты, доставалось только
сильнейшим охотникам, а те могли его дать, а могли и не дать
тем, кому хотели. Юл стал вождём рода прошлой осенью,
после перехода на зимнюю стоянку, и с тех пор погибло
больше половины охотников в результате кровавых ссор, а
также много стариков, женщин и детей от голода и болезней.
Ун, так звали
оставалось столько охотников, сколько пальцев на руке.
Прошло несколько дней, и он начал выходить из пещеры на
свежий воздух — заботы лечащих его и хорошее питание
делали своё дело.
Вскоре после того как был найден Ун, возвращавшийся
после полудня с охоты Од и двое охотников, бывших с ним,
услышали необычный шум возле пещеры; поспешив же к ней,
остановились на краю обрыва, изумлённые: на каменистой
осыпи перед пещерой собрался весь их род, а напротив стояли
измученные, усталые люди — остатки потерянного ранее рода.
Истощённые голодом дети покорно приникли к своим
измождённым, худым матерям, унылые подростки молчали,
уставившись взглядом на камни осыпи. Стариков и старух
совсем не было, лишь впереди группы стояли трое усталых
охотников, а перед ними лежало тело раненого человека.
17
Ро отдал приказания, и его сородичи подняли раненого
охотника, а женщины помогли соплеменницам, взяв на руки их
детей; все вошли в пещеру. Пришедших усадили как
сородичей, принесли еду, никого в ней не ограничивали, а
насытившиеся люди, словно оттаяв, постепенно оживлялись, и
в конце концов выяснилось, что род голодал, что охотников
было мало, уже давно звучали требования присоединиться к
соседнему роду, но Юл и слышать не хотел об этом. Лишь
когда на охоте он был ранен кабаном, присоединение стало
возможным.
Жизнь в пещере пошла своим обычным чередом,
пришельцы словно нисколько не смутили обыденную жизнь
хозяев, только по вечерам у костра стали несколько
оживлённее и шумнее стали ребячьи игры, но ничего
странного в этом не было: ещё на памяти большинства людей
произошло их разделение, а контакты родов были достаточно
частыми. Кровные связи были настолько глубоки, что между
людьми обоих родов не возникло серьёзных враждебных
отношений, еды хватало, как и прежде, поскольку каждые два-
три дня люди приносили мясо забитой лошади из загона с
места большой охоты, достаточно много собирали женщины,
кроме того, свободная охота давала некоторое количество дичи.
Оправившись и отдохнув, присоединившиеся охотники ходили
вместе с остальными на охрану загона и на охоту, а
выздоровевший и окрепший
Ун очень привязался к Оду и ходил на охоту только с
ним. Одунравился спокойный, справедливый юноша, поэтому он охотно
разрешал ему сопровождать себя. В противоположность ему
Лю, один из пришедших охотников, сразу вызвал брезгливость
у покровителя Уна своей угодливостью и навязчивостью; в
ответ на изъявление симпатии с его стороны Од резким
образом установил грань в отношениях, которую тот уже не
решался переступать, хотя, видимо, не очень расстроился,
найдя себе покровителя в лице Ора. К Юлу вернулось
18
сознание, но он был ещё очень слаб и не мог участвовать в
повседневных делах рода.
Возвращаясь однажды вместе с Уном с охраны загона, Од
заметил в перелеске одинокую лошадь, несколько удивился
этому, но решил выяснить, в чём тут дело, поскольку понимал,
что лошади редко оказывались вне табуна. Приблизившись к
перелеску, они увидели, что это больная жерёбая кобыла, с
трудом передвигавшаяся на трёх ногах и, очевидно,
смертельно мучимая жаждой, настолько ослабевшая, что даже
не пыталась встать и уйти от охотников, но лишь вздыхала
трудно и тяжело да слабо фыркала. Содрав кусок коры с дерева
при помощи каменного топорика, Од сделал двойную складку
и защемил её сверху расщеплённым сучком, в результате чего
получилась конусообразная ёмкость, достаточно
вместительная, в которой Ун принёс воды с речки, ещё
довольно далёкой. Жажда была настолько велика, что кобыла
выпила воду из туеса, который Од держал в руках, почти не
обращая на него внимания, но, конечно же, не напилась, и Уну
пришлось несколько раз ходить за водой, пока она не
успокоилась и, казалось, задремала. Охотники сидели рядом,
наблюдая за ней, Од был в раздумье, не зная, на что решиться:
то ли убить лошадь, то ли попытаться сохранить её живой,
сколько будет возможно, так как до загона было уже далеко, а
до пещеры хоть и ближе, но там не было загона, но и оставлять
её здесь без охраны было нельзя — ночью её растерзают
шакалы. Убивать кобылу здесь тоже не имело смысла — уже
вечерело, а им вдвоём не удалось бы перенести тушу к пещере.
Тогда он надрал коры с деревьев, из её тонких прядей свил
грубую верёвку, и этой верёвкой связал ноги слабой спящей
кобыле, чтобы потом насобирать хвороста, с трудом добыть
огонь, развести костёр и ночевать у костра в открытой степи,
изредка просыпаясь, чтобы поддержать огонь и прислушаться
к ночи.
Наутро Од сделал ещё одну длинную верёвку и перевязал
морду лошади двумя петлями: одной — вокруг лба и выше
19
челюстей, другой — по переносице и челюстям, достаточно