Пятицарствие Авесты
Шрифт:
раз, когда колонна завалилась в траншею, что технология изоляции неверная? Нельзя было
совмещать очистную и изоляционную машины. Очистная очень тяжела, а кроме того,
движется неравномерно, и это вредит качеству изоляции. Надо вернуться к старой схеме:
там трубопровод на вису более управляем, и лёгкая изоляционная машина движется ровно.
Качество изоляции гораздо лучше.
— Я уже не помню, сохранились ли где старые изоляционные машины. Но это мы
выясним, и если они ещё есть, то доставим.
—
— Почему это?
— Дело вот в чём... Траншея здесь широкая, гораздо шире, чем в других местах, а это
опасно тем, что возможно увеличение амплитуды раскачки трубопровода на вису.
— Ну ширину траншеи мы не можем изменить, это требуется балластировкой
трубопровода.
— Николай Иванович! — укоризненно протянул Виктор.
— Хорошо, хорошо! Мы выделим в колонну ещё один трубоукладчик, Виктор
Иванович.
— Ну вот и слава богу.
— А что мы будем делать с этими?
Что делать? Вытаскивать и ремонтировать.
241
— Но только побыстрее. Время не терпит. У меня и так
неприятности. Начальника изоляционной колонны уже сняли.
Виктор попал в трассовый городок к вечеру, а устроившись с
жильём, отправился в вагончик, где жил Кудеяров. Этот
вагончик, круглый с торца, имел цилиндрическую формуй
назывался «бочкой», а внутри перегородками был поделён на
четыре части; первая из них служила прихожей, раздевалкой для
рабочей одежды, и тут же стоял изначально отопительный котёл,
заменённый сейчас на металлический бак с вделанными внутрь
электрическими нагревателями. Во втором отделении были
умывальник и душевая, а также здесь готовилась еда
обитателями «бочки». Третье отделение было занято столом на
четыре посадочных места и шкафами для верхней одежды и
продуктов; четвёртое же, занимавшее большую часть вагончика,
служило спальней, в конце которой на маленьком столике стоял
телевизор.
Кудеяров в ковбойке и трикотажных брюках сидел лицом к
телевизору, у которого был выключен звук, за столом перед
полупустой бутылкой водки, а увидев Виктора, усмехнулся и
сказал тоскливо:
— Вот видишь, как получилось? Нехорошо... Будешь
обвинять меня?
— Здравствуй, Володя! Можно мне раздеться?
— Садись, давай выпьем.
Виктор, раздевшись, положил полушубок на первую
попавшуюся кровать и сел напротив. Владимир Иванович
достал ещё один стакан, налил водку, и Виктор, подняв стакан и
потянувшись к нему, сказал:
— Со встречей!
— Я не буду чокаться!
— Как скажешь.
Они выпили, закусив маринованными огурцами,
выуженными из трёхлитровой банки, поднятой Виктором из-
под стола.
242
— Плохо мне... Паскудно.
Голос Владимира
был всё так же негромок и тосклив, апроговорив это, он обхватил голову с вьющимися и
разлохмаченными волосами своими крупными мужицкими
руками, опершись локтями на стол.
— Да не мучь ты себя! Расскажи, как всё случилось?
Повременив немного, тот поднял голову, закурил и начал
тихо.
— Пошли мы закидывать трубу. Все были ещё в вагончике,
где плёнка. На улице холодно, а там тепло всё-таки. Нас
шестеро было вместе с машинистами: я взял двоих подсобных
рабочих, что плёнку подносят. Остальным сказал, чтобы не
подходили к машинам. Не было только машиниста последнего
трубоукладчика — находился около трактора. Я сказал ему,
чтобы шёл в вагончик, и мы поехали подвигать плеть. А тот, как
оказалось, придя к остальным, заявил, что у него пропало
давление масла в двигателе и он подозревает, что масло,
которым они пользовались, плохого качества. Позднее
выяснилось, что у него просто отказал датчик давления.
Машинисты забеспокоились и пошли проверять свои трактора.
Мне в низине ничего не было видно, а они, успев всё проверить,
снова запускали машины, когда всё случилось. Мы их достали
только к вечеру. Кто-то просто задохнулся, кого-то поломало
всего.
Он икнул, словно поперхнувшись.
— А что бульдозерист?
— А этот — увольняется; если не будет следствия — уволят,
— оправившись, отвечал Кудеяров.
— Я его не знаю? Что он?
— Ты же знаешь, рабочих в бригаду мы не всегда сами
выбираем, особенно на технику.
— Как же вы не досмотрели.
— Да вот так... Этот упёртый, гонористый, в мою сторону
даже не смотрел. Я ему машу, ору — всё бесполезно. Ещё
243
раньше, бывало, выговариваю ему, что не так, — отмахнёт- ся,
словно от мухи, с гонором: «Да понял я, понял!» Вот так и
угробили троих.
Он снова налил, выпили, помолчали.
— Ты ни в чём не виноват, — уверенно сказал Виктор. —
Тебя даже при всём желании нельзя обвинить.
— Спасибо тебе. Я и сам понимаю, но всё равно будут
говорить и думать, что виноват.
— Никто не будет. Я не позволю, чтобы тебя сняли с
должности бригадира.
— Знаешь, не столько чувствую себя виноватым, сколько
погибших ребят жалко. Ещё совсем молодые, кроме Павла.
Он назвал имена погибших, двое из которых были мало
знакомы Виктору, а третьего, пожилого мужчину, он очень
хорошо и давно знал; можно было даже сказать, что они были
дружны с ним какое-то время, но затем Виктор ушёл из
колонны, и они виделись очень редко. У того где-то в средней
полосе России была жена, но детей не было.