Пятнадцать поцелуев

— Желание должно быть одно на двоих? — уточнил он, переводя взгляд на мои губы.

— Не обязательно.

— Такое желание я готов загадывать хоть каждый день, — произнес Саша прежде, чем потянулся навстречу.

— Давай ещё кое-что загадаем, — попросила я, отрываясь от его губ.

— Что? — произнес он почти беззвучно.

— Дадим друг другу обещание, что через пять лет, несмотря ни на что, мы встретимся на этом же месте в это же время. В память об этом снеге.

Он улыбнулся, вероятно, поражаясь моей наивности и романтичности, но всё же согласился.

— Нужно поставить напоминалку в телефон, — подсказала я.

Мы оба достали свои мобильные.

— Сколько сейчас времени?

— 22.20

— Вот, значит, в это же время, в этот же день, через пять лет... Я поставила.

— А если мы будем женаты, придем уставшие после тяжелого дня? Нам нужно будет идти сюда к 22.20? — уточнил он со смехом.

Такой план мне очень понравился, но вместо ответа я просто кивнула и вновь потянулась к нему за поцелуем. Саша всё понял, и крепче прижал меня к себе, пока мимо, чуть дальше, из метро и в метро бежали прохожие.

И, если бы меня попросили назвать самый лучший миг этого дня, я бы, без сомнения, выбрала этот. Целоваться под крупным московским снегом — это так романтично.

Нет, неправильно. Целоваться под крупным московским снегом с любимым — вот теперь правильно.

Глава 14

Часть 2. Ещё пять поцелуев.

Домой я вернулась счастливая, в полной мере ощутив, что такое на самом деле — парить как на крыльях.

А потом столь же доходчиво жизнь объяснила, что значит «обрезать крылья» — те самые, что пару часов назад так вдохновляли и радовали.

Я успела только разуться, как навстречу мне вышла мама. Уже по тому, как она появилась и каким было её лицо в этот момент, я поняла, что добра ждать не стоит.

— Что это? — она застыла в дверях своей комнаты, размахивая… моим дневником.

— Ты что, рылась в моих вещах? — опешила я, выхватывая заветную тетрадь. Мама отдала её без боя.

— Я тебя спрашиваю, что это такое? И кто такой этот твой Саша? Ты забыла, что у тебя есть Глеб?

— Да нет, мама, это у тебя Глеб! — хмыкнула я, подхватывая с пола рюкзак и направляясь в свою комнату.

Мама, конечно, последовала за мной. Видимо, ссор с отцом мало — решила взяться и за меня.

— У него хоть образование высшее есть?

— Главное, что у него воспитание высшее, — парировала я.

— Что ж он тогда работает на автомойке? А я-то думала, что её тянет туда? Почему бы не найти нормальную работу, если проснулся вдруг трудоголизм?

— У меня нормальная работа, — отрезала сухо, занимаясь своими делами. Вытащила тетрадки из рюкзака, сложила на полку, положила вместо них те, которые нужны будут на учебе завтра.

— Да ты знаешь, какая перспектива ждет тебя, когда пройдет этот блеск дешевой романтики? — не унималась мать, а я держалась изо всех сил, чтобы не злиться. — Как ты не понимаешь, что однажды это твое необычное приключение надоест и тебе станет скучно. Потому что он не твоего круга! Какие у вас могут быть общие интересы?

— Представь себе, их достаточно.

— Пройдет каких-то полгода, а может, и меньше, и ты вырастешь из формата бесперспективных отношений как из тесной обуви и скажешь: «Как хорошо, что это прошло»!

Вместо этого я думала лишь: «Какой это бред! И почему я должна это слушать? Почему есть люди, которые уверены, что они во всем правы? Мне бы такую самооценку!»

— Хорошо, — не добившись скандала и даже ответа, мама присела на край кровати и постаралась воззвать к моему разуму.

— Вера, девочка моя, послушай… Это сначала тебе будет казаться, что ради чистой и светлой любви ты готова на всё, и всё равно, где жить — в подвале или во дворце. А потом начнется жизнь, и ты увидишь разницу. Поверь мне, я знаю, о чём говорю.

— Именно поэтому ты не разводишься с отцом? Потому что тебе не всё равно, где жить?

— Как ты смеешь? — её лицо моментально стало жёстким и она поднялась и сделала шаг навстречу, как будто хотела меня ударить.

Я замерла и смотрела на неё, не сводя глаз. В нашей семье такого никогда не было — никто никого никогда не бил. Даже когда я была ребенком, родители могли подобрать слова, не применяя физической силы. Да и, по словам мамы, я не доставляла особых проблем. Не то что сейчас, видимо.

— Ты не имеешь никакого права судить о наших с отцом отношениях!

— А ты не имеешь права лезть в мою личную жизнь, рыться в моих вещах, читать мой дневник и командовать, как мне строить свою личную жизнь!

Всё внутри меня просто кипело. Так не должно быть! Это нечестно: упрекать меня в том, что положение в обществе важнее, чем чувства, в том, что я лезу в ее отношения, в то время как она без зазрения совести может себе позволить то же самое в отношении меня.

Мама кричала на меня, но я слышала только звук, а не слова, отключив содержание.

Наконец она успокоилась, выпустив пар. Я молчала. Смотрела в окно, равнодушно пережидая бурю. Пусть орёт. Всё равно я завтра встречаюсь с Сашей и никто никогда нас не разлучит.

Я старалась перенестись в своих мыслях туда, к метро, где парил снег и мы целовались… Интересно, мать видела сегодняшний снег? Или так увлечена своими заботами о том, что купить, что надеть и как устроить получше жизнь своей дочери, что такие моменты простого счастья — не для нее?

— Чувства — явление временное, — донеслось до моего слуха.

— А положение нет? — ляпнула я. Ну зачем опять связываюсь, подбрасывая дров в ее костер? Однако остановиться, начав, уже не могла. — Кто может дать гарантию, что завтра папин бизнес не рассыплется, что он всегда будет на плаву, и что нашу семью будут всегда любить и рассыпаться в комплиментах, если мы вдруг станем «обычными людьми»?

— Не говори так!

— Но это правда, мама! — кричала я. — Правда, которой вы боитесь взглянуть в лицо. Вы окружили себя стайкой друзей-лицемеров и радуетесь их завистливым взглядам и льстивым речам, а я наконец-то нашла друга, который полюбил меня и его совершенно не волнует, от каких родителей я произошла. И ты упрекаешь меня в этом?