Пятничная я. Умереть, чтобы жить

И чтоб ей начать ощупывать этой гниде не «погремушку», а уши! Как бы сразу сузился круг подозреваемых! От одного только воспоминания о чужой плоти в пальцах стало мерзко. Отодвинув от себя руку так далеко, как было возможно, Янис-Эль отнесла ее к стоявшему у дальней стены на тумбе кувшину с водой для умывания, а после долго оттирала пальцы, продолжая глухо и монотонно материться.

Наконец удовлетворившись достигнутой чистотой, она закрыла дверь в коридор и, немного повозившись, приперла ее под ручку тем самым тяжелым стулом, об который чуть не сломала палец на ноге. Хоть что-то… Кто ж знал, что в этом проклятущем доме кому-то придет в голову покушаться на ее честь с подобной наглостью? Нет, ну какая сволочь! Интересно, кто это был? Логика подсказывала, что кто угодно: и «дорогой дядюшка» Титус, который так мечтал осчастливить племянницу порцией здорового секса, и святой отец Халльрод — истый поклонник учения святого Вазилеоса, блин, который на соски Янис-Эль вчера разве что слюной не капал, и тот солдат из свиты Титуса, которого она на постоялом дворе послала покрутиться на корешке Вечного леса, и… И все-таки муженек, который, по словам Халльрода, уже оправился от своего странного приступа и, вполне возможно, надумал заявиться к своей женушке, чтобы выполнить супружеский долг… Формально он, конечно, был в своем праве, но чисто по-человечески… Да и по-эльфийски тоже… А еще: почему тогда через «задние ворота»?

Нет. Все же нет. Гость был уверен, что Янис-Эль будет спать. Следовательно, как-то организовал (или думал, что организовал) снотворное ей в еду или питье… Но ела тут Янис-Эль всего один раз — в купальне, и ее «дорогой супруг» в этот момент уже был в отключке… Распорядился до того? Но когда? Сразу после «свадьбы», на которую Янис-Эль позабыли пригласить? Потому как потом ему заниматься этим точно было некогда. Возможностей озаботиться «правильным» питьем для юной фьорнэ имелось куда больше у других… Янис-Эль мотнула головой. Да. Все так. Но убедиться в верности построений все же стоило.

Подойдя к той двери, что вела в апартаменты мужа, Янис-Эль приоткрыла ее, поднимая свечу повыше. В спальне у дора Несланда тоже царила полная тьма, в которой было отчетливо слышно неровное дыхание. Так мог дышать больной… Или тот, кто только что пережил нечто неожиданное и болезненное. Дьявольщина. Вопрос оставлять открытым было нельзя.

Стараясь действовать бесшумно, Янис-Эль добралась до кровати горе-супруга. Спал тот на боку, свернувшись калачиком, словно маленький ребенок. И только грудь его ходила ходуном так, словно Несланд только что пробежал километров десять.

— Эй! — позвала Янис-Эль негромко, внимательно всматриваясь в бледное лицо.

Пресветлый дор не шевельнулся. Тогда Янис-Эль тряхнула его за плечо. Но Эйсон никак не отреагировал. Зато его кожа оказалась на ощупь просто-таки очень горячей. Да что там! Она горела, словно в огне. Янис-Эль приложила раскрытую ладонь ко лбу горе-супруга. У этого дуралея был сильнейший жар! И в таком состоянии ему явно было не до постельных утех — ж'uву* бы остаться.

Решив перенести разрешение загадки личности ночного посетителя на потом, Янис-Эль вернулась к себе, торопливо сменила ночную рубашку на привычную одежду — штаны, сапоги, рубашку и куртку от формы Академии… Ну, за неимением чистого платья, положенного замужней женщине. То, что перед поездкой принес ей Титус, так и осталось валяться в купальне, так ведь?

Прихватив с собой от греха меч и королевское кольцо (а то не комната, а проходной двор, чесс-слово), она торопливо вышла в коридор, одновременно включая свой внутренний радар. Ей нужна была знахарка, которая показалась Янис-Эль толковой и вполне компетентной. Женщина нашлась довольно быстро, правда, в комнате она была не одна, и на стук из дверей показался не кто-нибудь, а капитан Фьорнфельт собственной персоной. Полуодетый, лохматый и злой как собака.

— Ты?!

— Прости, — Янис-Эль улыбнулась криво. — Не хотела мешать, но муженек мой плох. Услышала что-то из своей комнаты, пошла проверить, а он горячий, как кухонная плита. Разве только не обжигает. Может, что-то…

Янис-Эль не договорила. В этот момент капитан был отодвинут решительной рукой, и в дверях появилась хозяйка комнаты — растрепанная, тоже одетая в одну лишь длинную простую рубаху, но, несмотря на это, до крайности серьезная и деловая.

— Горит, говорите? Непонятно. Погодите минутку, накину на себя что-нибудь. А ты, Гар, зайка, не стой столбом. Лучше тоже одевайся, поможешь мне сумку донести.

Знахарка скрылась в комнате, и Янис-Эль позволила своим губам расплыться в улыбке.

— Зайка?

Фьорнфельт молча поднес к ее носу свой здоровенный кулак. Янис-Эль, по-прежнему задушено хихикая, изобразила пантомиму, запирая свой рот на невидимый замок невидимым ключом. Фьорнфельт все так же молча погрозил ей пальцем и тоже скрылся за дверью. Через пять минут они уже торопливо шли по пустым и гулким коридорам Несланд Эльца. В комнате хозяина замка знахарка — теперь Янис-Эль знала, что зовут ее Агнессой — тут же пошла к кровати больного, а хмурый Фьорнфельт принялся зажигать дополнительные светильники.

— И правда жар… Не понимаю. Был ведь маг городской мэтр Курдбах… Так. Ладно. Гар, зая, сходи в погреб. Нужна бутылка горлодера — обтирать господина.

— Я могу чем-то помочь? — Янис-Эль подошла ближе.

— Да. Давайте-ка пособите мне. Надо его раздеть и уложить на спину.

Янис-Эль помогла Агнессе стянуть с дора Несланда пропитанную потом ночную рубашку со знакомыми кокетливыми кружавчиками у ворота. «Стало быть, служанка мне в качестве сменной одежки вещи этого дуралея притащила. То-то я в них на привидение похожа была — настолько велики оказались», — подумала Янис-Эль и принялась рассматривать мужа. Он был красив. Широкие плечи, руки прекрасной лепки, выпуклая грудь с темными, четко очерченными и весьма привлекательными — о, святой Вазилеос! — сосками. Темный, совершенный по форме провал пупка манил, но взгляд сам собой бежал от него ниже, вдоль узкой полоски волос. Стройная талия перетекала в столь же стройные бедра и длинные ноги. Даже стопы были гармоничны, как у античной статуи — узкие, с высокими подъемом и красивыми идеально вылепленными пальцами. Вот только то, что у «дорогого супруга» имелось между ног, античным назвать язык не поворачивался никак.

Янис-Эль, в бытность ее капитаном Иртеньевой, всегда занимал вопрос: почему древние греки, изображая в камне своих героев и прочих дискоболов, всегда приделывали им совершенно детские пиписьки? Что ими двигало? Крохотная детская плоть казалась красивее? Бред. Как бы то ни было, мужской орган у горе-мужа Янис-Эль был совсем не детским, а очень впечатляющим даже в таком, как сейчас, расслабленном состоянии. Крупный, ровный, прекрасно вылепленный. Так и хотелось погладить — такой нежной даже на вид была обтягивавшая его кожа.

Янис-Эль сглотнула. Одно было совершенно ясно — встреться она с таким вот парнем в прошлой жизни, она бы стала его любовницей с величайшей охотой… Впрочем, на такую, как Александра Иртеньева, красавчик вроде Эйсона, скорее всего, даже и не взглянул бы…

— Придержите ему голову, надо его заставить снадобье выпить.

Присев на кровать, Янис-Эль подняла тяжелую голову Несланда, пристроив ее себе на бедро.

— Вот так. А теперь попробуйте ему зубы разжать.

Янис-Эль нажала на две хорошо известные ей точки по бокам от нижней челюсти, и она тут же распахнулась. Агнесса хмыкнула, покачав головой, но ничего говорить не стала, принявшись осторожно вливать в рот Несланду что-то янтарно-солнечное, пахнувшее травами и летом.

— Прекрасно. Гар вернется, и надо будет господина периодически растирать, чтобы температуру…

Знахарка не успела договорить, как вдруг Несланда, который все еще лежал головой на коленях у Янис-Эль, выгнуло, а в горле у него как-то ужасно забулькало. Агнесса кинулась и едва успела повернуть голову страдальца набок, свесив ее с кровати, как Эйсона мучительно вырвало.

— Драконовы боги! — удивленно выговорила знахарка, вытирая чистой тряпицей перепачканный рот больного. — Что творится-то? Чем это бедолагу рвет?