Пятничная я. Умереть, чтобы жить

А еще впервые с того момента, как Янис-Эль оказалась в этом проклятом мире, остро захотелось напиться. Вдрызг, до поросячьего визга, а лучше до полной отключки. Вопрос: «С кем?» даже не возник. Янис-Эль оделась, натянув на себя последние целые штаны и рубашку, и отправилась в казармы. Ну да. А с кем еще пить, кроме как с солдатней, чтобы реальный толк был?

Но добраться до цели ей не дали. В украшенном по-прежнему перекошенным портретом дора Халльрода холле вокруг кучи какого-то шмотья, в котором Янис-Эль с трудом, но узнала свои городские покупки, сидели Альф, Лута и два щенка кадехо. Точнее, сидела только Лута, любовно прижимая к себе куклу, Альф же с гиканьем носился вокруг, а за ним бегали его четвероногие подельники.

Все трое одинаково обрадовались появлению Янис-Эль и кинулись ей в ноги, едва не завалив.

— Янис-Эль! — вопил Альф, перекрикивая нетерпеливые подвывания щенков, суетившихся под ногами. — Янис-Эль! Это ты нам все это купила? На Новый год? Ты такая добрая мачеха!

— Вам. На Новый год, — мрачно подтвердила «добрая мачеха» и присела на рулон ткани — ноги по-прежнему держали плохо.

— Спасибо, — с чувством сказала Лута, на четвереньках подобралась к Янис-Эль и поцеловала ее в щеку, крепко обхватив за шею. — Ты и правда такая добрая.

— Сама себе удивляюсь, — проворчала Янис-Эль.

— А это кому? Мне? — спросил Альф и уселся на горшок с цветочками.

Однако ночная ваза, каким-то чудом не разбившаяся в ходе всех этих приключений, была, скажем так, взрослой, а потому мелкий хулиган провалился в нее и, естественно, застрял.

— Не тебе, — по-прежнему ворчливо ответила Янис-Эль, с кряхтением извлекая Альфа из горшка. — Тебе — вот, — она ткнула пальцем в деревянного сарима, торчавшего из мотков тесьмы и сбитых отрезов ткани.

— Ну-у, — протянул Альф, а после стрельнул глазами в Янис-Эль. — А давай меняться. Тебе сарима, а мне вот его, — и мальчик обнял того щенка, который в этот момент оказался к нему ближе.

Маленький кадехо тут же клацнул зубами, но, на удивление, не укусил, а только пугнул, заставив Альфа разжать руки. Странное дело, но щенки, похоже, действительно относились к представителям рода Несланд не так, как к остальным людям. Или не совсем людям… Янис-Эль критически осмотрела розовое ушко Альфа, чтобы убедиться в том, что и у него оно все еще хранило намек на примесь эльфийской крови. Еще менее явный, чем у Эйсона, но, похоже, неистребимый. Сколько поколений Несландов сменилось с тех пор, как их родоначальник-эльф привел в дом человеческую женщину? Судя по фамильным портретам, немало, а кровь долгоживущих все еще оказывала себя в потомках…

Интересно, что сталось с тем самым эльфом-родоначальником?.. Если не напоролся на чей-то ловко подставленный клинок или не наелся яду, то ведь вполне может быть жив… Наверно…

Щенок убежал к своему брату, и они тут же затеяли буйную драку с погонями. Несколько обиженный Альф проводил его взглядом и вздохнул.

— Вредина.

— А мы всем этим дом наряжать будем? — спросила Лута и потянула из кучи длинную блескучую гирлянду.

— Обязательно, — вздохнув еще тяжелее, чем отвергнутый кадехо Альф, ответила Янис-Эль.

Радости добровольной алкогольной интоксикации организма отдалились в неизведанные дали.

* Канис, или Canis lupus familiaris — латинское наименование собак. Просто решила не выдумывать новое название местным животным, как и с маргаями.

** Толковый словарь Ушакова: ПОКОЙНЫЙ.

1. Не нарушающий покоя, тихий, кроткий, удобный, не беспокоящий. Покойный ребенок. Покойный нрав. «Покоен, прочен и легок на диво сложенный возок.» Некрасов.

2. только полн. формы. Умерший.

Глава 23

Неожиданно предложенный Лутой способ оказался еще более действенным, чем беспробудное пьянство в компании солдат. Через час дом кипел. Дети носились с гирляндами и украшениями. Щенки дрались из-за блестящих обрезков, с рычанием бегали по залу, вцепившись в один кусок и дергая его из стороны в сторону. Слуги, поднятые по тревоге, были вооружены вениками и тряпками.

Щенки и пугали, и одновременно привлекали их. Ожившая легенда рода Несланд все-таки оставалась именно легендой, да и то, насколько поняла Янис-Эль, страшной. А вполне живые черные кадехо, регулярно убивавшие людей, были как раз реальностью. Причем еще более пугающей, чем семейные сказания Несландов. Но щенки были маленькими, забавными, игривыми и, главное, вроде как беспрекословно слушались молодую эльфийку — новую жену господина, которая их в Несланд Эльц и привела. Правда, сама пресветлая дора снисходила до того, чтобы их унять, редко…

Но вскоре, несмотря на путавшихся под ногами щенков и детей, большой зал Несланд Эльца, избранный Янис-Эль для празднования Нового года и встречи волшебного дракона Ультен-Кир-Шуи, засиял. Вековая пыль покинула насиженные места, загаженные мухами предки Альфа и Луты, кажется, даже начали улыбаться со своих отмытых портретов, отодвинутые к стенам за ненадобностью столы заняли положенные им места в центре, под огромной люстрой.

Сама же Янис-Эль командовала «парадом», стоя на табурете. И не потому, что возомнила себя Наполеоном, а по той простой причине, что ей занималась портниха. Эту женщину привела растерянная, но при этом, кажется, обрадованная Ханна. Янис-Эль было хотела от встречи уклониться, но жизнь не позволила. После всех последних перипетий носить было уже совершенно нечего. Штаны и прочая одежка в этом гадском месте становились воистину одноразовыми.

Поскольку Эйсон вновь заперся у себя в комнате и носа из нее не казал, то всю красоту и модную продвинутость модели мини-платья и положенного к нему «халата» Янис-Эль пришлось объяснять портнихе на пальцах. Попытки нарисовать что-то похожее ни к чему не привели — художник из Янис-Эль был хуже, чем из дерьма пуля. Много вони — толку чуть.

В самый разгар «веселья» заявился дор Халльрод. У него за спиной маячил слуга, и маячил как-то так, что сразу стало понятно — именно он святоше и донес о том, что творилось в большом зале Несланд Эльца. А стало быть, вполне возможно, именно он ранее нашептал ему и о том, где и как провела ночь жена хозяина замка. Что ж, одной проблемой меньше. Теперь Янис-Эль, по крайней мере, знала в лицо стукача, которого не так давно сама себе пообещала отделать ремнем совсем не в садистских, а в самых что ни на есть правильных, воспитательных целях. Одно было плохо — лицо это совсем не совпало с физиономией того типа, что приносил ей еду и пенное питье в купальню. Значит… А что это значит? Да ничего, кроме того, что было понятно и раньше: гадючник — на то и гадючник, чтобы в нем гадов было, как фантиков у дурака.

Некоторое время дор Халльрод следил за мечущимися слугами и Янис-Эль, стоявшей с раскинутыми в стороны руками, а после все-таки решил вмешаться. Дело сразу застопорилось, слуги замерли, посматривая то на Янис-Эль, то на Халльрода. Зараза! Досадную помеху требовалось нейтрализовать.

— Дорогой шу-урин! — заорала Янис-Эль со своей табуретки, поцелуйно выпячивая губы на длинном «у».

— Я вам не шурин, — тут же послушно взъярился святой отец и двинулся к Янис-Эль.

— Вы очень вовремя, — продолжала орать она, не обратив никакого внимания на поправку. — Я как раз хотела посоветоваться с вами по поводу длины своего праздничного платья.

Халльрод зашаркал ногами еще быстрее, но зал был воистину огромным.

— Мой супруг, пресветлый дор Несланд, — вопила Янис-Эль, — считает, что оно должно быть таким, — подол хламиды, которую на ней, словно на манекене, собирала булавками портниха, был тут же подтянут так, что едва покрыл попу, — а мне кажется, что таким, — подол спустился сантиметра на два ниже. — Так, я считаю, намного, намно-о-ого целомудреннее.

— Что?! — взвыл Халльрод и аж закашлялся, подавившись воздухом и собственным ядом. — Эйсон считает?! Что?! Мне немедленно следует переговорить с ним!