Пятое время года
Шрифт:
– Как вы думаете, если мне так трудно с Леней, может быть, следует развестись? Пока не поздно… пока нет детей?
Галя испуганно отстранилась и посмотрела как на сумасшедшую.
– Ты спятила! Разведешься ты, и что? Останешься одна? Не забывай, теперь, после войны, мужчины на вес золота! И самое страшное – они уже догадались об этом. Ты говоришь «унижение», а не унижение такой девушке, как ты, стучать молотком на почте и ходить в драных чулках?
– Мне кажется, драные чулки – это менее унизительно, чем…
– И слушать не хочу! Ты думаешь, мне с Балашовым легко? Ошибаешься! Он иногда меня так утомляет! До мигрени. Его так много! Но я же терплю. Учти, Нинуля, такого, как твой Ленечка, ты вряд ли еще найдешь. Он интересный,
Как не броситься со всех ног? Такое удовольствие покачать на руках хорошенькую, сладенькую Вики, прижать к себе – ощутить теплоту, нежный запах крохотного тельца. Но Галя тревожилась напрасно: малышка спокойно спала под тонким марлевым пологом, который защищал ее от назойливо гудящих в саду толстых пушистых шмелей, злых пчелок и пестрых бабочек, целыми стайками перелетавших с роскошного куста «фламентанц», усыпанного красными розочками, на высокий бледно-голубой и лиловый дельфиниум.
– Спасибо, Нинуль… Так о чем мы?.. Ах да, о картине! Вообще, мой тебе совет на будущее – лучше покупай все сама, а мужа используй только как грузчика.
– Я не хочу ничего покупать.
– Что ты, Нинуль, все капризничаешь сегодня? Почему это ты ничего не хочешь покупать?
– Я не могу. Ведь немцы продают нам все за бесценок, и получается какой-то грабеж.
– А ты прибавь им, если чувствуешь, что вещь стоит дороже, и совесть твоя будет чиста. Я часто так делаю. Потом, согласись, если мы ничего не будем покупать у немцев, то им будет только хуже.
– Наверное.
– Не наверное, а верно! Умоляю тебя, Нинуля, выбрось ты из головы все эти картины и прочую ерунду! Сходим с тобой сегодня в парикмахерскую, нарядимся и вечерком будем крутить романы. Ожидаются весьма интересные мужчины, сослуживцы моего Балашова. Кстати, твой поклонник Левка припожалует к нам сегодня? С супругой или, к счастью, без?
Намеки на безусловно повышенное внимание со стороны майора Левитеса служили поводом поиронизировать над Лийкой, которую Галя невзлюбила с первой встречи.
– Думаю, один. Супруга теперь очень занята: днем работает, по вечерам усиленно занимается немецким.
– И прекрасно! Не выношу я эту вашу Лийку. Она такая умная! Газеты читает. Рядом с ней чувствуешь себя полной дурочкой. Страшненькая, а самомнение такое, будто она здесь первая раскрасавица! – Галя брезгливо наморщила носик и, конечно же, не преминула карикатурно изобразить Лийку – втянула щеки и вытаращила глаза. – Если товарищ Лия так жаждет изучать немецкий, пусть изучает. Но она сильно рискует! – Многозначительно подмигнув, Галя расхохоталась. – Пусть-пусть Лийка занимается! А мы, бездельницы и кокетки, как следует повеселимся. Через час придет кормилица, и я свободна. Понесемся с тобой в парикмахерскую. Как-нибудь они с Агнес тут управятся с Вики… Ах, я совсем забыла тебе рассказать! Вернулся из плена муж Ангес Отто, но она не желает возвращаться к нему. Плачет и говорит, что муженек у нее – жуткий пьяница, загубил ее молодость, а у русских ей очень хорошо, что она обожает Вики и лучше умрет, чем расстанется с крошкой. Знаешь, я заметила, немки – весьма сентиментальные существа.
8
Отражения во всех зеркалах, какие есть в доме, не могли обмануть: она выглядела ослепительно, умопомрачительно, «бесподобно»! Светло-коричневое элегантное платье, широкое в плечах и узкое в талии, и коричневые босоножки на высокой танкетке сделали еще выше и стройнее. Недаром пожилая немка, сшившая платье, долго в восхищении качала головой, что-то восторженно лепетала, открыла журнал мод и, указывая то на свою смутившуюся и порозовевшую
от комплиментов клиентку, то на изящных белокурых фрейлейн в журнале, попыталась объяснить, что «фрау Орлофф» вполне может сниматься для модного журнала. Видела бы портниха ее сейчас! С новой прической, почти такой же, как у Гали, – с «валиком» в золотистой сетке – она выглядела, правда, немного старше, зато современно, модно. Теперь уж определенно можно и в журнал! Лишь бы только Лене понравилось. Что, если он рассердится и скажет: а где же наши волосы?Грозный муж уже поднимался по каменным ступенькам в гостиную. Остановился в дверях и остолбенел.
– Ленечка, тебе не нравится?
– Мать честная! – Леня сдвинул фуражку на затылок и заулыбался. – Ну, Ниночка, была ты у меня принцесса, а нынче королева…
Красивая полукруглая гостиная Балашовых выглядела сегодня еще наряднее. Празднично, торжественно. Галя срезала все распустившиеся утром в саду цветы и расставила везде, где только можно – посередине большого овального стола, на буфете, на пианино, на четырех подоконниках, – букеты ярких роз, ароматных белых лилий, рудбекий, бархатцев, душистого горошка, синего дельфиниума. Но самым очаровательным цветочком была малютка Вики в розовых кружевных пеленках. Круглолицая Агнес, в холщовом переднике похожая на придворную кормилицу, держала ее на руках и с такой гордостью показывала гостям, словно крошка была ее собственной дочерью. «Молочные» глазки щурились от яркого солнца, Вики смешно морщилась и пускала из-под пустышки пузыри.
Жалобный детский плач стал полной неожиданностью. Перепуганная Агнес прижала девочку к груди, принялась ласково утешать ее по-немецки, а Галя весело расхохоталась:
– Все, смотрины закончены! Агнес, геен, геен, шнелль! Идите в сад. Балашов, что ты стоишь? Приглашай гостей к столу!
Нежный фарфор, хрусталь, серебро, крахмальные салфетки. А угощение!
– Ниночка, вы сегодня ослепительно хороши! – шепнул справа галантный майор Левитес, подсунув на тарелку два слоеных пирожка с мясом.
– Ты у меня, Ниночка, красиве'й всех, – шепнул слева Ленечка и подлил в бокал вина.
Нет, красивее всех была Галя. Необычайно пикантная со старинными изумрудами в маленьких ушках и очень постройневшая в новом темно-зеленом платье, Галя казалась чуть ли не дочерью сидящего рядом с ней во главе стола Балашова. Она, прямо как девочка, звонко смеялась, а на все комплименты потрясенных гостей в адрес великолепной хозяйки игриво отмахивалась:
– Это все заслуга Агнес! Нам с Балашовым крупно повезло! Бывший хозяин, большой поклонник фюрера, сообразил, что пора бежать, только когда наши доблестные мужчины уже вступили в Берлин, с перепугу бросил все свое имущество и главное сокровище – служанку Агнес!
Не очень молодые жены двух подполковников, сослуживцев Балашова, производили приятное впечатление, мужчины, Галя не обманула, были интересными, с разговором, произносили шутливые тосты, ухаживали за дамами, особенно за очаровательной хозяйкой, а вот немолодой, в очках, совершенно лысый одинокий полковник, тот не сводил проницательных глаз с нее, Нины.
Сколько же она съела слоеных пирожков, мяса под названием «коруонблянц», сильно развеселившим Леню, картофельного салата и рулета под соусом! Неимоверное количество. Все было так вкусно! И вина выпила порядочно.
– Балашов, веди мужчин курить в сад! На воздух, товарищи, на воздух! У меня здесь мать с младенцем! – Галя выпроводила курильщиков в сад, подскочила и по-дружески потрепала по плечу. – Нинуля, не трусь, у тебя все получится!
Две недели репетировала она в этой самой гостиной, за коричневым пианино, тайком от Ленечки, а сейчас села на высокий вертящийся табурет и растерялась: с чего же начать? Пожалуй, с несложной для голоса прекрасной песни Богословского «Темная ночь», всем хорошо знакомой и всеми любимой. Чтобы и гости подпевали.