Пятое время года
Шрифт:
– Темная ночь, только пули свистят по степи… – Голос чуть дрогнул, и верный друг Галя тут же подхватила: Только ветер гудит в проводах…
Побросав недокуренные папиросы, мужчины устремились обратно в дом.
Не успели еще отзвучать трогательные финальные слова, нечеткие из-за невольных слез: …и поэтому, знаю, со мной ничего не случится… – как потрясенный неожиданными музыкальными способностями жены Ленечка захлопал изо всех сил. Все гости тоже захлопали, заулыбались. Понравилось!
– Теперь, товарищи, буду выступать я! Только, чур, дружно подпевать. Я
…Дождливым вечером, вечером, вечером… – радостно, звонким голосом и пританцовывая пела веселая хозяйка.
Мы парни бравые, бравые, бравые… – очень серьезно по ее команде басили офицеры в парадной военной форме, с орденскими планками.
Смех, аплодисменты, крики «бис!» и «браво!» были слышны, наверное, далеко за пределами Карлсхорста. Как только разгулявшиеся гости не разбудили спящую на втором этаже виновницу торжества?
– Галочка, вы неподражаемы! – Лысый полковник склонился к Галиной руке и очень игриво сощурился. – Спойте нам еще, Галочка.
– Нет-нет, мы с Нинулей устали! – Галя капризно повела плечиком и, заметив, что утомленные офицеры устремились на перекур, перекрыла им дорогу. – Товарищи, никто не уходит! Сейчас будут танцы. Балашов, заводи радиолу!
Никто не посмел ослушаться хозяйку. Кроме Ленечки. Даже не дав отдышаться после пережитого волнения, он подхватил под руку и потащил в сад. В кустах колкого отцветшего жасмина стал целовать пылко, неистово, до боли сжимая в объятиях и царапая небритой щекой. Новое платье затрещало. В любую минуту в сад мог выйти кто-нибудь из гостей и, сделав всего несколько шагов, заметить полковника Орлова с женой в кустах. Тем временем возбужденный Леня, жадно целуя в губы, уже гладил ноги под юбкой.
– Ниночка, пойдем домой! Я очень хочу!
– Ленечка, успокойся! Ну, пожалуйста! Нас сейчас увидят!
В ярко освещенных дверях показалась высокая фигура Балашова. От ужаса внутри все похолодело.
– Пусти, Леня! Пусти сейчас же!
Фокстрот пока еще никто не танцевал, но лишь только она влетела в гостиную, как лысый полковник щелкнул каблуками:
– Разрешите вас пригласить?
– Пожалуйста.
– Я слышал, вас зовут Ниной? Разрешите представиться – полковник Николаев. Военврач первого ранга, а ныне – начальник санитарной службы. Александр Илларионович. Для красивых девушек – исключительно Саша.
«Сашей» невысокого, плотного, в прошлом, вероятно, брюнета девушки называли в последний раз, наверное, лет двадцать назад, но танцевал басовитый Николаев отлично.
– Ваш муж – полковник Орлов? Видите, Ниночка, я уже успел выяснить о вас все. Счастливчик этот Орлов! Где же, понимаешь, он отыскал такую красивую девушку? В Москве? Ах, так вы москвичка? Отлично. Я ведь тоже, понимаешь, москвич. Значит, договариваемся так – вернемся домой, я вас у Орлова отобью! – Увеличенные очками круглые карие глаза, право, пылали бешеной страстью. Мощная ладонь прижимала
все крепче и крепче. – Какие у вас глаза, Нина! Украинская, понимаешь, ночь. А фигура! Как вы пели, понимаешь! Царица! Следующий танец, надеюсь, тоже мой?– Следующий танец я обещала мужу, но потом – с удовольствием!
Хотя времени покурить у Лени было более чем достаточно, он не вернулся. Не оказалось его и в темном саду. На скамейке пребывал в одиночестве ссутулившийся Лева. Заметив, он сразу же кинулся навстречу:
– Ниночка, это вы?! Присядьте, отдохните. Вероятно, полковник Николаев очень утомил вас своими ухаживаниями? Он у нас известный бонвиван! – Лева робко взял за руку и заглянул в глаза. – Я потрясен, Ниночка! Вы так прекрасно пели!
– Что вы, Лева? Можно подумать, вы никогда не слышали хорошего пения?
– Слышал, но вы… вы всегда и везде – самая прекрасная, удивительная, а сегодня… – Свет из гостиной отражался в черных Левиных глазах, делая их демоническими, но его тонкая рука была почти ледяной. – Вы, Ниночка… впрочем, вы догадываетесь, что я хочу сказать.
– Не догадываюсь! – Посчитав за лучшее обойтись без весьма приятных, тем не менее опасных признаний, она кокетливо высвободила руку. – Лева, вы ужасный обманщик! Вы неоднократно обещали мне почитать свои стихи, и так ни разу и не почитали.
– Ах, Ниночка, я уже давно ничего не сочиняю!
– Почему же?
– На службе некогда, а дома… дома я не могу писать о том, о чем хотелось бы. И вдохновение совсем покинуло меня.
– Тогда что-нибудь из старого? Пожалуйста.
Долго уговаривать печального поэта не пришлось. Если человек сочиняет стихи, то, наверное, ему необходимо, чтобы их кто-нибудь слушал. Лева поднялся, сделал несколько шагов, и теперь его порозовевшее лицо скрывала густая тень листвы…
Стучали колеса, сырых перелесков
Прозрачную синь застилало туманом.
Знобило от счастья, хоть глаз твоих блеска
Желанная близость казалась обманом…
Поезд, перелески? Что-то знакомое… А глаза чьи, Лийкины?
Загадка судьбы – случайная встреча,
Быть может, ведомая мартовской вьюгой,
С тобою меня разделив, связала навеки,
И стала вся жизнь заколдованным кругом…
Нет, эти стихи посвящались не Лийке. Или «заколдованный круг» – всего лишь поэтический образ? Поэты обожают выдумывать всякие сложности.
Как будто пытаясь спасти от печали,
Стучали колеса, колеса стучали…
Не слишком-то хорошо она разбиралась в поэзии, но в Левиных стихах, безусловно, присутствовало чувство. Настроение, тоска.
– По-моему, Лева, вам не следует бросать ваши занятия литературой.
Много ли надо поэту для счастья? Лева тихонько засмеялся и в счастливом изнеможении упал на скамейку:
– Правда? Тогда завтра же сажусь сочинять оду в вашу честь!.. Ниночка, милая, изумительная…