Пятый свидетель

Перейдя к краткому изложению того, как все улики, складываясь воедино, приводят к заключению о «виновности вне разумных оснований для сомнения», Фриман начала выдыхаться. Было очевидно, что, повинуясь безапелляционному решению судьи ограничить регламент выступлений сторон, сокращения она делала именно в этом месте своей речи. Она знала, что сумеет связать все концы в заключительном слове, поэтому, до поры опустив многие из них, перешла к заключению.

— Дамы и господа, слушайтесь своего сердца, — сказала она. — Следите за уликами, и они приведут вас, без сомнения, к Лайзе Треммел. Она лишила жизни Митчелла Бондуранта. Она отняла у него все. И теперь наступило время свершить правосудие.

Поблагодарив присяжных за внимание, она села на место. Настал мой черед. Я опустил руки под стол, чтобы проверить, застегнута ли молния. Стоит один раз случиться такому, что вы предстанете перед жюри с расстегнутой ширинкой, и вы всю жизнь будете следить за тем, чтобы это не случилось снова.

Я встал и занял ту же позицию, что и Фриман — в центре «колодца», — стараясь не подать виду, что мои травмы все еще дают о себе знать.

— Дамы и господа, я хотел бы начать с представлений. Я Майкл Холлер, адвокат подсудимой. Мой долг — защищать Лайзу Треммел от очень, как вы слышали, серьезных обвинений. Наша конституция гарантирует каждому гражданину этой страны, обвиняемому в каком бы то ни было преступлении, право на самые разнообразные формы активной защиты, и именно это будет моей задачей на протяжении данного процесса. Если, исполняя свой долг, я буду порой раздражать кого-то из вас, прошу заранее извинить меня. Но прошу вас также помнить: отношение ко мне никоим образом не должно отражаться на Лайзе.

Повернувшись к столу защиты, я поднял обе руки, как бы приветствуя вступление Лайзы в судебный процесс.

— Лайза, встаньте, пожалуйста, на минуту.

Лайза встала, слегка развернувшись в сторону присяжных и медленно обведя взглядом все двенадцать лиц. Она выглядела решительной и отнюдь не сломленной — как я ей велел.

— А это Лайза Треммел, подсудимая, в виновности которой мисс Фриман желает вас убедить. Ее рост пять футов три дюйма, вес сто девять фунтов, она школьная учительница. Благодарю вас, Лайза. Можете сесть.

Треммел села, а я снова повернулся лицом к присяжным и продолжил, скользя взглядом по их лицам:

— Мы согласны с мисс Фриман в том, что это преступление жестокое и хладнокровное. Никто не имел права лишать жизни Митчелла Бондуранта, и тот, кто это сделал, должен предстать перед лицом правосудия. Но никогда не следует спешить с окончательными выводами. А именно это, как мы докажем, в данном случае произошло. Те, кто расследовал это дело, увидели лишь то, что находилось вблизи и что легко укладывалось в их версию. Они не увидели всей панорамы событий и упустили настоящего убийцу.

У меня за спиной раздался голос Фриман:

— Ваша честь, разрешите нам подойти для короткого совещания.

Перри нахмурился, но сделал знак подойти. Я проследовал за Фриман к торцу судейского стола, уже сформулировав ответ на ее вполне предсказуемый протест. Судья задернул звукопоглощающую шторку, чтобы присяжные не услышали того, что не предназначалось для их ушей, и мы сгрудились у края стола.

— Судья, — начала Фриман, — мне очень неприятно прерывать вступительное слово коллеги, но оно отнюдь не похоже на вступительное слово. Защита намерена доказать с помощью улик предположения, которыми хочет нас здесь ошеломить, или просто собирается в общих чертах рассуждать о некоем таинственном убийце, которого все остальные не заметили?

Судья взглядом велел мне отвечать. Я посмотрел на часы и сказал:

— Судья, протест на протест. Не прошло и пяти минут, как я начал свое выступление, ограниченное получасом, а прокурор уже возражает, поскольку я ничего не выложил пока на стол. Послушайте, она просто хочет выставить меня в неблагоприятном свете перед присяжными, и я прошу, чтобы вы отвергли этот ее протест и не позволяли ей впредь прерывать меня.

— Думаю, он прав, мисс Фриман, — сказал судья. — Слишком рано для протестов. Я буду считать ваше возражение подвешенным и в случае необходимости сам приму меры. Возвращайтесь за свой стол и сидите смирно.

Он отдернул шторку и отъехал на своем кресле обратно к центру стола. Мы с Фриман вернулись на свои позиции.

— Как я говорил перед тем, как меня перебили, существует более крупная панорама этого дела, и защита намерена вам ее открыть. Обвинение хочет, чтобы вы поверили, будто это простое дело, основанное на мести. Но убийство никогда не бывает простым, и если вы обратите внимание на упрощенные подходы следствия и обвинения, то увидите, что здесь многого недостает. Включая убийцу. Лайза Треммел даже не была знакома с Митчеллом Бондурантом. Они никогда не встречались. У нее не было мотива убивать его, потому что мотив, о котором будет говорить обвинение, ложен. Они вам скажут, что она убила Митчелла Бондуранта потому, что он хотел отнять у нее дом. Но истина заключается в том, что он не собирался этого делать, и мы это докажем. Мотив — это как руль у корабля. Уберите его — и кораблем станет править ветер. Именно такой корабль представляет собой предъявленное прокурором обвинение. Сплошной ветер.

Я сунул руки в карманы, устремил взгляд себе под ноги, мысленно сосчитал до трех и, подняв голову, посмотрел прямо в глаза Ферлонгу.

— Что действительно лежит в основе данного дела, так это деньги. Это эпидемия отъема домов, захлестнувшая страну. Убийство в данном случае не было простым актом мести. Это было хладнокровное, расчетливое убийство человека, который угрожал разоблачить коррупцию, царящую в наших банках и фирмах-посредниках, осуществляющих для них отъем домов. Речь идет о деньгах и о тех, у кого они есть и кто будет стремиться сохранить их любой ценой — даже ценой убийства.

Я снова сделал паузу, сменил позу и обвел взглядом всю ложу присяжных, остановив его на женщине по имени Эстер Маркс. Я знал, что она — мать-одиночка, работающая офис-менеджером в местном магазине одежды. Вероятно, она получала меньше, чем мужчины, выполняющие такую же работу, и я рассчитывал на нее как на присяжную, которая была способна испытать сочувствие к моей клиентке.

— Лайзу Треммел выдают за виновную в убийстве, которого она не совершала. Из нее сделали козла отпущения. Она протестовала против жестокой и мошеннической практики банка по отъему домов. Она боролась против них, и за это они вытребовали запретительный судебный приказ против нее. В глазах ленивого следствия подозреваемой ее сделало то же самое, что сделало ее идеальным козлом отпущения в глазах настоящих убийц. И мы собираемся доказать вам это.

Все глаза были устремлены на меня. Я безраздельно владел вниманием жюри.

— Улики, собранные штатом, не выдерживают никакой критики, — продолжил я. — Мы опровергнем их одну за другой. Мера, коей должно определяться ваше решение, — виновность, лишенная разумных оснований для сомнения. Я призываю вас обратить на это сугубое внимание и хорошо подумать. А подумав, вы найдете здесь более чем достаточно разумных оснований для сомнения, уверяю вас. И у вас останется только один вопрос: зачем? Зачем эту женщину обвинили в убийстве? Зачем заставляют пройти через все это?

Еще одна, последняя пауза, после которой я поклонился и поблагодарил их за внимание, после чего быстро вернулся к столу и сел. Лайза протянула руку и накрыла ею мою ладонь в знак признательности. Эта мизансцена тоже была заранее срежиссирована. Я понимал, что это игра на публику, но все равно получилось недурно.

Судья объявил пятнадцатиминутный перерыв перед началом допроса свидетелей. Зал опустел, но я остался сидеть за столом, все еще оставаясь под воздействием импульса, которым была заряжена моя речь. В предстоящие несколько дней Фриман, конечно, снова перехватит инициативу, но теперь она будет знать, что я у нее на хвосте.