Пятый свидетель

— В каком направлении шла миссис Треммел? — спросила Фриман.

— На восток.

— А в каком положении относительно банка она находилась?

— Она была в полуквартале к востоку от него и двигалась дальше на восток.

— Значит, она шла в направлении от банка, правильно?

— Правильно.

— А как близко от нее находились вы, когда увидели ее?

— Я ехала в западном направлении по Вентуре и стояла в тот момент в левом ряду, поскольку мне нужно было съехать на подъездную полосу, чтобы завернуть в банковский гараж. Так что она была от меня на расстоянии трех рядов.

— Наверное, вы следили за дорогой и смотрели прямо, не так ли?

— Нет, я стояла перед светофором, когда увидела ее.

— Значит, она находилась под прямым углом к вам, когда вы ее заметили?

— Да, прямо напротив моей машины, на тротуаре.

— А как вы узнали, что эта женщина — обвиняемая, Лайза Треммел?

— Ее фотография висит в служебном вестибюле и в хранилище. Кроме того, три месяца назад ее фотографию показывали всем служащим банка.

— Почему это было сделано?

— Потому что ей был выдан судебный приказ, запрещающий приближаться к банку более чем на сто футов. Нам показали ее фотографию и велели докладывать начальству немедленно, если заметим ее на территории, прилегающей к банку.

— Вы можете назвать присяжным время, когда вы увидели Лайзу Треммел идущей по тротуару в восточном направлении?

— Да, я точно знаю, когда это было, потому что, как я уже говорила, я опаздывала и постоянно смотрела на часы. Было восемь пятьдесят пять.

— Итак, в восемь часов пятьдесят пять минут утра Лайза Треммел двигалась на восток в направлении от банка, правильно?

— Правильно.

Фриман задала еще несколько вопросов, добиваясь, чтобы свидетельница еще раз подтвердила, что Лайза Треммел находилась всего в полуквартале от банка через несколько минут после того, как на номер 911 поступило сообщение об убийстве. Она закончила прямой допрос Скейфер в 11.30, и судья спросил, не возражаю ли я против того, чтобы пораньше объявить перерыв на ленч и начать перекрестный допрос после него.

— Ваша честь, я думаю, мне понадобится всего полчаса, поэтому я предпочел бы допросить свидетельницу до перерыва. Я готов.

— Очень хорошо, мистер Холлер. Тогда прошу вас.

Я встал и подошел к свидетельскому боксу, расположенному между прокурорским столом и ложей жюри, с блокнотом и двумя дощечками. Я держал их лицом друг к другу, чтобы не было видно, что на них изображено. Прислонив их к барьеру свидетельского бокса, я сказал:

— Доброе утро, миссис Скейфер.

— Доброе утро.

— В своих показаниях вы упомянули, что опаздывали на работу из-за пробки, возникшей в результате аварии, так?

— Да.

— Вы проезжали мимо места аварии?

— Да, она случилась к западу от бульвара Ван-Нуйс. Миновав это место, я поехала без задержек.

— По какую сторону Вентуры случилась авария?

— В том-то и дело. Она случилась на той стороне, которая едет на восток, но и по моей стороне движение замедлилось, потому что все глазели.

Я сделал пометку в блокноте и сменил тему:

— Миссис Скейфер, я заметил, что прокурор забыла спросить вас, был ли у миссис Треммел в руке молоток, когда вы ее увидели. Не заметили ли вы чего-нибудь подобного?

— Нет. Но у нее в руке была большая хозяйственная сумка, в которую вполне мог уместиться молоток.

О хозяйственной сумке я слышал впервые. В материалах следствия она не упоминалась. Скейфер, и так бывшая для меня полезным свидетелем, теперь давала новый материал. Во всяком случае, я так считал.

— Хозяйственная сумка? Вы когда-нибудь в беседах с полицией или прокурором упоминали об этой сумке?

Скейфер задумалась.

— Не уверена. Может, и нет.

— Значит, насколько вы помните, в полиции вас не спрашивали, было ли что-нибудь в руках у подсудимой?

— Кажется, нет, не спрашивали.

Я пока не знал, что из этого можно извлечь и можно ли извлечь хоть что-нибудь, но решил до поры оставить сумку в покое и еще раз сменить направление допроса. Свидетеля следует держать в неведении относительно того, куда вы повернете в следующий момент.

— А теперь скажите, миссис Скейфер, когда вы утверждали несколько минут назад, что находились в трех рядах движения от тротуара, на котором якобы увидели обвиняемую, вы ведь обсчитались, не так ли?

Вторая резкая смена темы и сам вопрос смутили ее.

— Почему?.. Нет, не обсчиталась.

— На каком перекрестке вы стояли, когда увидели ее?

— На пересечении с Сердос-авеню.

— В этом месте бульвара Вентура в восточном направлении идут две полосы движения, так?

— Да.

— А вы в этом месте должны были повернуть на Сердос и, следовательно, стояли в крайнем ряду со своей стороны, правильно?

— Да, правильно. Получается три.

— А как же еще одна полоса — для парковки вдоль тротуара?

У нее на лице появилось выражение, словно бы говорившее: «Ой, да бросьте вы».

— Это же не полноценная полоса.

— Но это пространство, располагавшееся между вами и женщиной, которая, по вашим словам, является Лайзой Треммел, не так ли?

— Ну, если вы так хотите… Я думаю, это называется придираться.

— Вот как? А я думаю, это называется быть точным, разве нет?

— Наверняка большинство людей сказали бы, что между мной и ней было три полосы.

— Видите ли, парковочная зона, назовем ее так, имеет ширину, равную по меньшей мере длине автомобиля, а на самом деле она шире, правильно?

— Ну ладно, если вам хочется цепляться за мелочи, можете назвать это четвертой полосой. Я ошиблась.

Она явно была недовольна тем, что приходилось нехотя сдаваться, и я надеялся, что присяжным ясно, кто на самом деле здесь цеплялся за мелочи.

— Значит, теперь вы утверждаете, что, когда вы увидели предполагаемую миссис Треммел, вы находились от нее на расстоянии четырех полос движения, а не трех, как утверждали прежде, правильно?

— Ну, правильно. Говорю же: ошиблась.

Я снова сделал пометку в блокноте, которая на самом деле ничего не значила, но, по моей задумке, должна была навести присяжных на мысль, что я веду какой-то счет. После этого я наклонился, взял свои дощечки, разъединил их и выбрал одну.