Пыльные окна
Шрифт:
«Я расскажу тебе о страхе…»
Холодок коснулся моих висков, растрепал волосы.
«Может тебя и научили ловить силу и воображать будущее. Тебе это не поможет. Страх — это то, что ты не можешь вообразить!»
Его бесцветное, размытое лицо вдруг сделалось необычайно четким. Две мерцающих точки — горящие зеленоватым светом зрачки, впились в меня. Я почувствовал, как поплыл окружающий мир, и начал набирать силу хор беззвучных голосов…
«Верим, верим, верим».
Лидер Уруту подчинял меня, опутывал невидимым коконом, не давая отвести взгляда.
В
Я успел поймать ее.
Она раздвоилась, рассыпалась мельчайшими осколками, песчинками. И они зароились, заплясали, множась и множась. Кружась, словно в танце, стали собираться в густое облако света.
На миг я увидел призрачные нити, тянущиеся от замерших на берегу людей к моему противнику. Через них он вытягивал энергию.
«уступи, уступи, уступи».
Светящееся облако превратилось в ровную мерцающую плоскость. Она растянулась за спиной у Уруту, высветила его фигуру силуэтом, будто вырезанным из черной бумаги.
Плоскость двинулась сверху вниз, как лезвие гильотины рассекая нити, связывающие моего врага с его энергетическими донорами.
И рассыпалась пылью.
Уруту коротко вскрикнул, падая на песок.
И разом над поверхностью воды разнесся многоголосый хор удивленных возгласов. Люди приходили в себя, ошарашено озирались, обнаруживая вместо теплых постелей и уютных комнат — пустой мокрый пляж и ночное небо с нависшими тяжелыми тучами.
Двое или трое из этой разношерстной толпы повели себя не как другие. Их растерянная реакция выразилась в том, что они потащили из-под плащей пистолеты. Это, должно быть, были охранники лидера Уруту, которых он для верности тоже «подключил» на себя.
Приходящие в себя люди сделали по нескольку шагов каждый. И вдруг начали валиться на песок. Как будто кто-то пропустил над пляжем длинную-длинную леску, и теперь тянул за нее, одну за другой подсекая под ноги стоящие фигуры.
Все эти люди, на миг пробудившись, снова продолжали спать.
Плавно опускались на землю, поудобнее сворачивались, подкладывая руки под головы.
Уруту медленно поднялся с песка. Стряхнул с рукава песок.
— Нарушаешь кодекс. — проскрипел он, кривя рот. — Не умеешь стадом управлять, а лезешь на пастуха! Смотри, проводник, как бы кто из моих куколок пневмонию из-за тебя не подхватил…
Сил на мысленный разговор у него сейчас не было. Впрочем, как и у меня.
— Это ваш кодекс, не мой. А из-за тебя они не только пневмонию подхватить могли. Кукловод хренов.
— Ну прекрати. — улыбнулся он. — я очень бережно отношусь к человеческому ресурсу. И очень не люблю, когда на мои котлеты лезут какие-то левые мухи.
Лицо у него свело яростной гримасой.
— Зажрался ты, любезный. — сказал я спокойно. — Я пожалуй тебе пропишу диету. Побудешь вегетарианцем, шлаки выведешь, жирок сбросишь.
— Я тебя не выпущу. — пообещал он, приближаясь. — Прямо здесь зарою. У меня на сегодня запланированы дела поважнее, чем разбираться с таким щенком, как ты.
Мне стало тоскливо.
— Да зачем вы к нему прицепились, вы все? Оставьте
мальчишку в покое.— О чем ты? — проскрипел серый человек с каким-то даже недоуменным выражением. — А, понятно… Нет, мальчик, я здесь не из-за вашего Вектора. Для меня он бесполезен.
— Почему? — я даже удивился.
— Я не смогу его ни в чем убедить. Впрочем, я полагаю, как и вся ваша контора.
— Тогда в чем дело?
— В тебе. — серый человек остановился, развел руками. — Ты прервал противоборство с Каскавеллой. Помешал нам, нарушил традицию. Впрочем, это неважно. Я бы и так сломал его. Но ты вклинился, ты смешал карты.
— Чего ты от меня хочешь?
— Бейся со мной! — он сделал шаг навстречу. — Я всегда чтил традиции! Бейся!
Он скоро, наверное, начнет ногой песок рыть, как бык на корриде.
— Как хочешь. — я пожал плечами. — Если я выиграю — ты проваливаешь из города. Вместе со всей своей бандой. Устроит?
— Ты не сможешь.
Его крутило. Оборвав подпитывающие его нити человеческих эмоций, я наверное случайно повредил пару шестеренок у него в голове.
— Уберешься из Краснорецка, как миленький. — сказал я. — Вместе с нукерами. Таковы правила.
— Зачем тебе город? Ты же не Пастырь, ты Проводник!
Он не понял. Решил, что я хочу занять его место. Было бы забавно. Сидел бы тут как паук, ко мне бы приезжали всякие хмыри со всей страны. Начальник курорта.
— Хватит разговоров. — я сделал шаг по направлению к нему.
Он легко скользнул мне навстречу. Он был в хорошей форме, этот серый невзрачный тип средних лет, с лицом без особых примет.
На всякие фокусы сил у него уже не хватало, поэтому он коротко пнул меня ногой в живот.
Такого я не ожидал. Втягивая воздух, согнулся пополам.
Он ухватился лапой за мое плечо, ударил кулаком, снизу вверх.
Тут я уже сориентировался, смог увернуться. Его убийственный удар лишь прошел вскользь. Зацепил меня костяшкой за губу. Я ударил его носком ботинка по голени.
Уруту крякнул, теряя равновесие. Уже в падении я добавил ему прямым в лицо.
Он шлепнулся в песок.
Я качнулся, чуть не упав следом. Губу саднило, я почувствовал солоноватый привкус крови. Сплюнул.
Серый человек ворочался на песке, как жук. Уцепился за мою штанину, махнул кулаком.
Я поддал ему носком ботинка под ребро. Он взвыл.
— Уймись! — зашипел я, сплевывая кровь.
Он меня вывел. Очень захотелось разделать его под орех, выбить из него дурь. Я начал терять контроль.
Я от души вмазал ему ногой.
А потом еще и еще. Я едва не падал, перед глазами гуляли багровые круги. Но я продолжал пинать его ногами, с радостью, с нечеловеческим наслаждением слушая бессильный хрип.
— Больно?! — закричал я. — Говори, больно?!
Каково ему? Тому, кто привык жить за счет чужой боли. Кто привык воровать чужую радость, чужую любовь, чужие сны. Оставляя вместо ярких цветных пятен болезненную серую пустоту. Может ли он сам почувствовать боль?
Я все таки потерял равновесие, споткнулся, упал на песок рядом с ним.