Пытка любовью
Шрифт:
И самое главное, что это будущее будет счастливым будущим уже для всех людей на Земле и для всех последующих поколений, а не для какой-то лишь "избранной кучки" самообманутых негодяев, проживающих в сытой роскоши за счёт узаконенного обмана других людей. И это прекрасное будущее возможно уже при жизни большинства сегодня живущих людей! Ведь я же это уже доказал себе! Я же тогда, после этого, как чумной ходил недели две или три. Всё проверял и перепроверял. И всегда оказывалось, что это именно так, а не иначе. Что это именно так и есть, логически правильно и непротиворечиво. Что это не сказка или фантазия, когда можно выдавать желаемое за действительное.
Но знаю это пока лишь я один. Да к тому же я ещё и зэк. Чёрт побери! Да почему всё
"Почему" да "почему". Хватит уже об этом. Потому, что они казённые философы и социологи. И работают они на все эти государства. И лишь ради денег, а не ради открытия социальных истин. Философы и социологи в кавычках. Умники хреновы. Умники для дураков и полудурков. Они и оправдывают в своих работах эти заср...е государства и пытаются их сделать "хорошими для всех", чего вообще никогда не было, и быть не может. Потому-то такие "умники" и в почёте у государств. За это государства и платят им хорошие деньги, и присваивают им научные звания и учёные степени. Да ещё и премии различные. За это и издают их "научные труды" для дальнейшего оболванивания людей.
Нужно мне как-то вырываться из зоны и доказывать новые социальные истины в книге. Для того чтобы люди могли познавать эти истины и применять их в жизни. Правда, для полного доказательства их другим, у меня есть ещё незначительные пробелы в теории. Но на воле я же их быстро восполню. Найду для этого нужную литературу. Это здесь её не найдёшь. Да и моя книга, когда я её напишу, долгое время ещё будет лишь подпольная и самиздатовская.
Но затем она должна будет захватить умы всего Человечества. И сделает это. Иначе и быть не может. Систематизированные истинные знания просто так не пропадают. Не смогут пропасть, если их целеустремлённо распространять первое время, пока их не осознает хотя бы тысяча человек. А затем распространение новых знаний по планете уже невозможно будет остановить никому.
А сроки до наступления новой эпохи будут зависеть лишь от скорости распространения этих новых знаний по нашей планете. Это и будут первые шаги на пути к новой эпохе. К эпохе социального счастья для всех людей. И для этого потребуется времени всего лишь каких-то тридцать лет. Может быть, тридцать два или тридцать три. Но это же будет, практически, при жизни большинства из живущих сейчас на Земле людей!
Ведь это в эпоху цивилизации люди постоянно желают друг другу счастья, потому что его у них в жизни просто нет. В эпоху цивилизации счастье на длительные периоды в жизни просто невозможно ни для кого. Ни для богатых, ни для бедных. Ни для власть имущих, ни для бесправных. Могут быть лишь некоторые удачи, которые некоторые идиоты принимают за счастье. Или бывает короткое счастье для истинно любящих друг друга людей. Но потом это счастье зачастую просто разбивается о семейные житейские будни эпохи цивилизации или о нравственные пороки, которые до поры до времени влюблённые скрывали друг от друга.
А счастье каждого человека должно быть неотъемлемой частью его жизни. Гарантией его полноценной жизни. Только лишь тогда человек сможет с удовлетворением творить в жизни блага для людей и ощущать жизнь жизнью, а не просто существованием. Пусть даже и сытым существованием двуногого животного в человеческом обличии. Сытым существованием современного цивилизованного раба.
–
Кто-то из "дедков" тихо кашлянул под одеялом. Это заставило Игоря вновь подумать о лагерной жизни. Ему вспомнились первые времена, когда он пришёл в зону. Вспомнилось и то, что любая мелочь, на которую на воле он даже и внимания не обращал, здесь становилась уже проблемой, вызывающей новые проблемы.
Игорь вспомнил, что первое время у него не было тапочек. А ходить в отряде в сапогах зэкам запрещается, кроме завхозов отрядов и, иногда, бугров. Ещё менты или козлы могут приходить в сапогах с проверками. Все зэки оставляют свои сапоги в сушилках или в других спец. местах, где и переобуваются в тапочки, у кого
какие есть. Игорю приходилось первое время ходить в носках по относительно грязному и холодному полу барака. А он был чистюлей на воле.Носки рвались за два-три дня. А их у Игоря было всего три пары. Нитки, которые у него были ещё с тюрьмы, быстро закончились на зашивание дыр в носках. А холод зоны и грязь зоны он ощущал в то время ещё сильнее через холод и грязь ступней своих ног, которые он часто мыл в холодном и относительно грязном умывальнике, но чистыми от этого они были лишь до тех пор, пока ему вновь не приходилось побывать в бараке в одних носках.
Игорь старался в редкое свободное время как можно меньше находиться в бараке. Он старался найти на работе, на промке, хоть какой-нибудь кусок резины от старой шины автомобиля или от транспортёрной ленты, чтобы сделать себе хоть какие-то шлёпки. Но этого ему не удавалось. В те редкие минуты, когда в обед или при разводе на работу или при съёме с работы можно было хоть как-то попытаться посмотреть, есть ли это на территории промки, он ничего подобного нигде не видел. А "просто так" разгуливать зэку везде запрещено. К тому же Игорь был тогда ещё и "щеглом".
Все же дней через десять Игорю удалось сделать для себя деревянные шлёпки из дощечек разбитого деревянного ящика, украдкой от начальства обточив их кое-как в цехе на наждачном станке, и прибив к ним скобками из заточенных кусков остатков от тонких сварочных электродов какие-то старые промышленные ремни. Но и в таких шлёпках он старался как можно меньше находиться в бараке, потому что некоторые зэки бросали Игорю свои недовольные реплики из-за их громкого стука по полу. Домашние тапки он получил в первой бандероли от своих "стариков" лишь через месяц или полтора. Они прислали ему тогда ещё и пару носков и нитки. Более не поместилось в килограмм веса бандероли.
Ходить бриться в зоновскую цирюльню Игорю пришлось больше года, до следующей бандероли, в которой его "старики" выслали ему простенькую электробритву. Ходить в цирюльню можно было лишь два раза в неделю. Зэк-цирюльник записывал в журнал всех щеглов, которые к нему приходили бриться. Зэков со стажем он мог и не точковать в этом журнале. Им он мог и продать новую "мойку" (лезвие для безопасной бритвы) или целую пачку этого "мойла" за чай или за сигареты. Поэтому щеглам, как правило, он выдавал для бритья уже не раз использованные мойки, говоря, что лезвие даётся одно на двух человек.
Выпускаемыми тогда в Союзе калёными разовыми лезвиями "Нева", человек мог нормально побриться лишь один раз. После этого оно считалось, да и на самом деле было уже тупым. А бриться ещё раз или два таким лезвием, - это почти то же самое, что тереть себя по лицу наждачной бумагой.
Умываясь по утрам, Игорь чувствовал руками свою небритую физиономию. Умываться холодной водой летом было ещё неплохо. Это как-то бодрит. А холодной сибирской зимой, когда вода быстро леденит руки, и от этого холод проникает уже и в кости и в нутро, умывание ледяной водой в холодном бараке - дело не из приятных. Но умываться необходимо, чтобы не превратиться в чухана. Ногти на руках, которые невозможно полностью остричь толстыми и тупыми ножницами в цирюльне, заканчиваются серой каймой, из под которой приходится кое-как вычищать грязь своими же ногтями.
В столовой отвратительный запах. А от алюминиевых шлюмок исходит уже тошнотворный запах общей посудомойки. Горы гнилой чёрной свеклы и гнилой картошки из баланды выбрасываются зэками, и тобой в том числе, из шлюмок на середины длинных общих столов, обитых клеёнками. Ни в баланде, ни в каше нет даже и следов жира или масла, но ты должен это есть, потому что больше есть нечего. Иначе зачахнешь и сдохнешь.
Не умрёшь, а именно сдохнешь, потому что ты уже не человек. Ты - зэк. Мерзкое существо, которое хуже любого животного и для лагерной администрации и для тех вольняг, которые работают в зоне. И весь твой отвратительный внешний вид убедительным образом говорит им об этом.