QueenSnake

– Мне не нужна постоянная работа, которая будет сковывать меня, предопределять дальнейшие шаги, – объяснял он. – Я хочу сохранить свободу. Да, платить за это приходится хреновыми и нерегулярными заработками, но свобода всё же важнее. Что скажешь? Ты не согласна? Что об этом думаешь?

– Ну, я тут с тобой, а не сижу на двадцатом этаже небоскрёба в лондонском Сити, хотя, наверное, могла бы, – ответила она. – Это говорит о том, что я тоже выбрала не деньги.

– Самое ценное в нашей жизни – это реализация мечты. Согласна? Ну, посуди сама. Здесь, в современной Америке, перед нами уже не стоит проблема выживания. У нас есть крыша над головой – дом родителей, просто какая-нибудь съёмная хибара, или брошенная развалина, в которую можно залезть без спроса. Тут нельзя умереть с голода – в конце концов, тебя накормят даже бесплатно, здесь есть немало мест, где раздают пайки для бездомных. С работой тоже нет проблем. Да, это может быть дешёвая, тупая, скучная работа, даже унизительная, но всё же работа, и на её поиски не потратишь много времени. В конце концов, если смотреть на жизнь под определённым углом, разница между такой работой и работой получше, за пятьдесят тысяч долларов в год, не так уж велика. Все эти вещи доступны каждому, поэтому не представляют большой ценности в нашем мире и совсем не возбуждают.

– Что же представляет?

– Я и говорю. Возможность реализовать свою мечту. Ведь это нечто уникальное. Всё остальное доступно всем, словно дешёвая, мусорная еда из забегаловки. Ты ешь её только для того, чтобы было чем набить рот или убить время. Мечта же только твоя. К тому же, нет никакой гарантии, что ты до неё доберёшься, а это усиливает остроту. Только следование за мечтой делает тебя подлинно свободным. Мысль не то, чтобы новая, но прочувствованная на своей шкуре.

– Ладно, допустим. Только я бы сказала, что люди делятся на тех, кто готов жертвовать многим ради мечты, и тех, кто этого никогда не сделает. От чего это зависит? Понятия не имею. Мама считала, что это наше древнее наследие. Кто-то следует парадигме земледельцев, а кто-то кочевников и охотников-собирателей.

– Никогда не думал об этом с такой стороны.

– Итак, выходит, что ты отринул материальное и выбрал мечту?

– Выходит, что так. Я послал своё резюме в университет под давлением матери, но проучился лишь год и бросил это дело. Кочевал по бойцовским залам в Калифорнии, параллельно подрабатывал в разных местах. Сначала меня грело желание стать настоящим бойцом, но, к сожалению, меня побили несколько раз, доказав, что с серьёзными ребятами мне не тягаться. Я был не дурак и сразу понял, что не стоит биться головой в эту стену. Понимаешь, я проанализировал себя как бойца объективно, без эмоций, и пришёл к выводу, что мои данные не годны для чемпиона.

– Не многие способны на это.

– Однако я не долго горевал, ведь это был вовсе не повод отказываться от мечты. Если верить в эволюцию, нашими давними предками были такие обитавшие в воде древние членистоногие твари, которые наверняка умели отращивать откушенные конечности. Я смотрел по телеку. Так же и мы. Отращиваем новые надежды на месте тех, что погибли при столкновении с реальностью. Нельзя быть бойцом, так почему не быть промоутером, тренером, просто парнем, что держит лапы? Поначалу мне казалось, что это будет негодная замена, ложный хвост на месте настоящего, но очень быстро сожаление ушло, а надежда укрепилась. Окончательно всё изменила встреча со Скайлер.

– Кто такая Скайлер?

– Так не пойдёт, – возразил он. – Я тебе рассказываю всё о своей жизни без утайки, но ты так мало открываешь о себе. Я так не играю. Хочешь продолжать, так расскажи мне что-нибудь о себе. Давай такое правило – я историю, и ты историю.

– Нам уже пора собираться в зал.

– Не отговаривайся.

– Ладно, но только одну. У нас нет времени.

– Давай. Расскажи, как ты была плохой девчонкой. Сама же говорила.

– Ту историю про стрельбу в ночном клубе?

– Да, именно эту. Когда ты мельком упоминала, мне уже хотелось услышать. Откуда, кстати, у тебя взялся ствол?

– Это тоже был подарок. Исторический артефакт. В Греции во время Второй мировой много чего происходило, знаешь ли. Страна была оккупирована нацистами, орудовали партизаны, союзники сбрасывали оружие с воздуха для оснащения местных сил, потом была ещё гражданская война. Короче, осталось немало схронов, да и на руках у людей незарегистрированные стволы имелись. Греки не слишком-то спешили с ними расставаться. Они скорее припрячут на чёрный день, чем будут сдавать властям.

– Полезное свойство.

– У одного из моих друзей по футболу был отец, который коллекционировал оружие времён войны. У него был не то чтобы музей, а просто подвал, в котором валялись грудой винтовки, пистолеты, гранаты без запалов, противогазы, флаги, ещё какая-то рухлядь. Друг сказал, что, если он возьмёт один пистолет, отец и не заметит. Их, якобы, никто толком и не считал. Так он мне и подарил «Браунинг» модели 1903 года с одним магазином на семь патронов. Хороший был пистолет. Тяжёлый, металлический, а не пластиковый как современные, плоский, что было удобно для ношения под одеждой, чёрный как смоль.

– За что такой щедрый подарок?

– Не важно. Наши футбольные дела… Короче, я до того вечера только один раз выстрелила из него, чтобы попробовать, что он вообще работает. Он был в прекрасном состоянии, учитывая больше восьмидесяти лет жизни. Короче, я стала его носить повсюду с собой, и в том баре он тоже был у меня за поясом. Всё тогда началось из-за футбола…

– Ты была болельщицей? Как в том фильме про фанатов?

– Что ты вообще знаешь о футболе?

– Я видел его по телеку, – пожал плечами Тайлер.

– Нет, я не об этом говорю. Я о настоящем футболе. Представь, что ты на стадионе, что тысячи людей движутся в едином ритме, вздымаются как волна, что гул тысяч их голосов мечется как эхо в горах. Представь, что вокруг тьма, и в этой тьме начинается огненное безумие. Сотни файеров, фейерверки сплошным дождём, дым застилает всё, будто это поле сражения, гул и взрывы, фигуры людей едва различимы в мареве. Такие огненные шоу, как делали греческие фанаты, мало где увидишь.

– Звучит впечатляюще.

– Ты хотел историю, так вот тебе история. У меня в детстве было мало подруг среди девчонок. Нам просто не о чем с ними было говорить, ведь меня больше интересовали тачки, спорт, особенно футбол. Поэтому я крутилась в основном среди парней. Мы все тогда в Афинах объединялись вокруг того или иного клуба. Я болела за «Панатинаикос», самый популярный клуб страны. Все мои друзья за него болели, к тому же у него была история, все эти легенды. У меня была куртка в бело-зелёной раскраске, цветах клуба. Нас называли «Gate13», и у нас, как и положено войску, были свои символы, кричалки и песни. На наших флагах был такой череп с крыльями. Как у меня на татуировке. Она в честь клуба сделана. И главными нашими врагами были фанаты «Олимпиакоса» из Пирея, «Gate7» или «красно-белые». Битвы с ними всегда были самыми принципиальными.

Видел бы ты те битвы. Видел бы, как наши зелёные черти устроили погром на стадионе во время матча с «Олимпиакосом», как облачённые в тяжёлое снаряжение бойцы спецназа волнами наступали на них по полю, будто в древнем сражении, а с амфитеатра трибун на этих легионеров обрушивался град снарядов, и всё тонуло в дыму. Эта война идёт уже много лет. В девяносто седьмом году «Панатинаикос» играл против «Олимпиакоса» при горящих трибунах. Вот это было зрелище. Жаль не могла видеть вживую. В Греции футбол – это огонь, и часто я возвращалась домой с матчей вся прокопченная, будто выскочившая из пожара, почти оглохшая от фейерверков, что взрывались на трибунах, не долетая до поля. Много всего там было… Как мы выскочили на поле во время матча, чтобы украсть флаг соперников с их трибун. Как бились в подтрибунных помещениях с фанатами «АПОЕЛа». Как носились с огненными кадилами на цепях, раскручивая их над головой.