QueenSnake

– Развлекались там по полной, похоже.

– Да, это были весёлые годы. Но я обещала тебе одну историю.

– Про тот бар.

– Верно. Я ходила тогда с друзьями из фанатской тусовки в разные клубы Афин. Тот клуб… это был скорее бар, в котором включали иногда спортивные трансляции по телеку, и люди сидели за столами, накачивались алкоголем, а в воздухе стояла запах сигарет. Ну, и как-то раз я оказалась там с парой друзей. Они тоже были из спорта, мы вместе тренировались. Короче, вошли мы туда, а там сидит полтора десятка фанатов «Олимпиакоса». Несколько резких слов… мы бесстрашно встали перед ними даже и в меньшинстве, они начали подниматься со стульев, кто-то кого-то толкнул, кто-то запустил первый удар.

– Трое против пятнадцати?

– Да. Мы сразу поняли, что внутри нас сомнут числом, поэтому выскочили наружу и заняли позицию у входа. Там был узкий коридор, прямо Фермопилы, где спартанцы удерживали орды персов, и мы встали в этом проходе. Они появлялись сначала поодиночке, и мы лупили их, валили как чёртовы кегли в боулинге. Кто-то катался по земле, другие уползали обратно в бар. Поначалу всё шло хорошо, но скоро они поняли свою ошибку, и изнутри полезли уже с оружием – отломанными ножками столов, стульями и прочими подручными средствами. Стало ясно, что нам надо убираться. Но нельзя было просто побежать – они бы нас погнали. Тогда я достала пистолет и выстрелила один раз в воздух, чтобы шугануть их, ну, и мы убежали.

– Были последствия?

– Да, но ничего страшного. Меня опознали свидетели из персонала этого бара, и пришлось провести несколько дней в полиции. Они не нашли пистолета. Я сразу же запрятала его в одном месте на природе, под корнями большого дерева. Наверное, он до сих пор ещё там. Не нашли и гильзу. Я сказала, что не было никакого ствола, а звук им послышался, просто глушитель у тачки хлопнул. Короче, через несколько дней от меня отвязались.

– Мне бы так, когда калифорнийские копы брали меня с марихуаной, ещё до легализации, – усмехнулся Тайлер. – Почти месяц мурыжили.

– Помогло ещё и то, что никто из фанатов «Олимпиакоса» не давал показаний. В футбольной среде есть что-то вроде кодекса чести. В разборки друг с другом не привлекают полицию. Короче, никто тогда серьёзно не пострадал. Всё кончилось хорошо… чего не скажешь о том, что потом было в Лондоне.

– А что случилось в Лондоне? Тебя же тогда лишили Олимпиады.

– Там всё было куда хуже.

– Расскажешь?

– Нет, это другая история. Нам пора идти.

V

– Привет. Что стряслось? – спросила она, нажав на осветившийся экран телефона.

Согласно иконке на дисплее, это был Дмитрий. Звонил он поздно. Уже спустилась ранняя ночь, и она как раз выехала на работу, ожидая первых заказов.

– Прости, что звоню в такой час. У меня проблемы, Алекс, – сказал он как всегда по-русски, и она сразу поняла, что он чем-то серьёзно выбит из привычной колеи.

Она старалась давать свой номер как можно меньшему числу людей. Для работы у неё был другой смартфон, который использовала для получения заказов в такси, также на него шёл и весь спам от кампаний – различные официальные уведомления, напоминания о продлении тех или иных регистраций, коммерческие предложения из тех, что никогда не запоминаешь. Иное дело её личный телефон. Его знали только Тайлер, тренер Робертс, представители организации, в которой она билась, ещё несколько человек. Она предпочитала сама придти к нужному человеку, а не ждать, когда он позвонит. Очередная черта, выдававшая в ней охотника-собирателя, согласно теории матери. Также она не любила пускать случайных людей в свою личную жизнь.

Тем не менее, Дмитрию, единственному из таксистов, она свой телефон всё же дала. Ей самой было не просто объяснить, почему это сделала. Просто каждый раз, когда они встречались в русском ресторане или других местах, разговоры с ним доставляли ей больше удовольствия, чем с другими. Он казался родственной душой из-за того, что сам недавно приехал в страну и сохранил ещё свежее восприятие иммигранта. В конце концов, не смотря ни на что, на тот поток, что нёс её, и чувство безысходности, накрывающее как тёмные воды, она всё же хотела найти своих людей в этом мире, тех, кого можно было бы назвать друзьями. Он показался подходящим человеком.

– Что за проблемы? – спросила она.

– Серьёзные… На меня напал какой-то псих. Я сейчас у парка Макларена. Тут нет никого, словно всё вымерло, – его голос звучал сбивчиво. – Ты близко? Я звонил Олегу, но он уже домой уехал. Остальные наши только днём работали. Прости, что беспокою из-за подобного. Такая глупость…

– Я еду, – она сразу приняла решение. – Буду через десять минут. На главной парковке у парка? Бывала там. Ты там дерёшься с ним что ли?

– Уже нет. Всё кончилось… Он стащил у меня ключи от машины, окно разбил… Я его вижу, кажется. Сидит там под деревом. Один боюсь к нему подходить. Он довольно крепкий.

– Местный?

– Да, из местных. Кажется один из сумасшедших, что живут тут на улицах и в парках.

– Почему полицию не вызвал?

– Да я даже объяснить ничего им толком не смогу. Английский совсем из головы вылетел, – оправдывался он. – К тому же, как-то мне сомнительно. Сама понимаешь, я тут чужой, и с документами у меня пока не всё гладко. Зарубят они мне гринкарту, и что тогда делать?

– Ладно. Я сейчас.

Она понимала тот страх, что он, подобно многим иммигрантам, испытывал перед полицией. Даже ей, прекрасно знающей язык и легко способной доказать своё почти американское происхождение, поначалу не удавалось сдержать тревоги, когда мимо проползала чёрная касатка полицейской машины, особенно учитывая сомнительной легальности ствол на поясе.

– Жду, – он испытал явное облегчение.

– Следи за ним, но не подходи близко.

Рассказ Дмитрия не слишком её удивил. Непривычным было лишь место – ей доводилось бывать в парке Макларена, и она помнила, что обычно это тихое местечко на окраине, где бездомные не селились. Любой, кто провёл в Сан-Франциско достаточно времени, знал, что город не зря называют столицей бездомных, обширно раскинувших свои лагеря как в центре, так и в местных парках. Большинством чёрные, но немало и белых, почти все безработные, обычно грязные и не замечающие своей грязи, часто безумные, часто под кайфом. Все они съезжались сюда, убеждённые, что климат тут мягкий, а местные власти проявляют к ним благосклонность, запрещая полиции их гонять и не скупясь на социальные программы.

Местные жители относились к ним с внешним безразличием, словно их право находиться тут было столь прочно как у камней или деревьев, но иммигранты обычно не проявляли такой терпимости. Не один раз ей доводилось слышать об этом от Олега, когда они сидели, по своему обыкновению, под синими зонтиками ресторана.

– Вот нахрена это всё устроили, этот свинарник? – говорил он обычно, обмахиваясь посреди душного утра папкой листов с отчётом из автомастерской. – Разве властям сложно их разогнать? В других городах такого нет в подобных масштабах, только здесь, да в Лос-Анджелесе. Вон, в Сан-Диего куда чище. Вы же видели эти гадюшники. Они срут на улицах, валят мусор, разводят костры. А наркота? Любых наркотиков там как грязи. Героин, марихуана, лёд, метадон… Нахрен им легализация, если можно и так всё достать?

– Ну, это да, – кивал Дмитрий, как обычно не желавший спорить.

– Каждый раз, когда там идёшь, всего передёргивает, – продолжал тот. – То на дерьмо боишься наступить, то шприцы под ногами валяются. Я-то стараюсь там не ходить, но местным приходится, на работу или на парковку. Вы слышали, что власти создали целую службу, которая собирает использованные шприцы по улицам? Каждый день вижу этих мужиков со щупами. Бред же полный. Это самый центр города. Тандерлойн мог бы быть отличным местом для прогулок, если бы не был оккупирован бомжами. Преступность опять же. Только идиот будет отрицать, что из-за них не растёт преступность. Сколько я историй слышал о кражах из машин в центре, и это почти никто не расследует.