Раб и Царь

– Идиот! Не уходи! Мне же страшно! Помоги хоть краску оттереть.

– Зачем же я тогда тебя обливал, чтобы самому потом оттирать?

Видимо, жжение уже прошло, потому что Рита убрала руки от лица и, открыв глаза, посмотрела на Диму.

– А действительно, зачем ты это сделал?

– Чтобы завтра вместо того, чтобы идти на рынок, ты сидела дома и отколупывала краску.

– Дурак! У меня завтра важная встреча. Не могу же я пойти на неё с такой физиономией?

– Я схожу за тебя. Ты объяснишь, что делать надо?

– А правда, для чего ты это сделал? – уже спокойно и без злости спросила Рита.

– Если я скажу, ты всё равно не поверишь. Узнаешь всё завтра.

– Ну скажи, я поверю.

– Я уже сказал одному, а он меня за это выгнал.

– Кто?

– Ибрагим.

Рябой сидел за столом и нервно барабанил пальцами. Напротив него молча смотрели на своего шефа непонимающие глаза его головорезов.

– Что ты так переживаешь? Одним чёрным больше, одним меньше… – решил нарушить молчание, видимо, самый старший из шестёрок.

– Дело не в чёрном. Я хотел тихо всё сделать, а этот дурак вместо того, чтобы с Ибрагимом выпить, взял, и сам всё вылизал.

– Какая разница? Тихо сделать, или громко – важен результат, – посоветовал другой.

– Вам хочется, чтобы здесь менты ползали и вынюхивали всё?

– А то они так не ползают? – поддержал своего подчинённого старший. – У нас там всё схвачено. Да и кто с ними возиться будет? Они же нелегалы.

– Наверное, ты прав, – подытожил Рябой, – будем под скинхедов работать.

– Под кого? – не понял старший.

– Оденетесь во всё чёрное, повязки со свастикой нацепите, ну и вроде бы чёрных громить будете.

– Из меня такой же скинхед, как из тебя балерина, – засмеялся старший, обращаясь к Рябому.

– Маску на рожу надень, – прервал смех Рябой. – Надо будет, и балериной будешь, понял?

– Классно придумано, – вступил в разговор бандит, который до сих пор не проронил ни слова. – Значит, они этих молокососов трясти будут, а мы вроде и не при делах?

– Учись, – сказал Рябой старшему. – Молодой, а просёк сразу, не то что ты.

Задание, которое Диме дала Рита, было простым. С самого утра надо было открыть палатку, расставить товар и начать торговлю. Не случись этого дурацкого инцидента с краской, за прилавком стояла бы сама хозяйка, а Дима подменил бы её часа на два – три. Именно в эти два или три часа должно было произойти главное: хозяйка, заметив представителя поставщика, должна была перехватить его по дороге к конторе рынка и затащить в специально приготовленное помещение с мягкой кроватью и столом с коньяками и закусками. Тем более, что место это было прикормлено. Целую неделю Рита ублажала здесь представителя поставщика, и по её расчётам этот ненасытный кобель не мог проскочить мимо умело поставленного капкана. Всё остальное, как говорится, было делом техники. Договор по оптовым поставкам был бы заключен с ней на самых выгодных условиях, а конкуренты получили бы дополнительную наценку. И это справедливо. Не зря же она целую неделю размазывалась перед этим омерзительным боровом. Именно поэтому, приходя домой с работы, Рита отыгрывалась на таком же беззащитном и бесправном, как и она сама, Диме. Издеваясь над полностью от неё зависимым мужиком, она хоть в какой-то степени поднималась в своих собственных глазах и с наслаждением наблюдала за человеком, которому судьба уготовила испытания ещё более противные, чем ей. Однако в этом она, видимо, перестаралась. Выходка её нового сожителя и работника напомнила ей, что предел есть всему.

Рита конечно же не посвящала Диму в свои планы. Она просто потребовала, чтобы он поторговал за неё целый день. А она, когда он уйдёт, пемзой отдерёт эту проклятую краску, скроет следы косметикой и всё равно осуществит свой гениальный план.

День, что называется, не задался с самого начала. Вместо того, чтобы открыть палатку и торговать, Дима отправился к своему недавнему знакомому Ибрагиму.

– Зачем ты пришёл? – зло встретил его тот. – Я же просил тебя больше не попадаться мне на глаза.

– Я просто хотел предостеречь тебя.

– Меня опять хочет кто-то убить?

– Напрасно ты иронизируешь. Я просто за добро хочу отплатить добром.

– Что ты называешь добром? То, что я принял тебя, накормил, напоил, и на работу пристроил? Или то, что ты за глаза облил грязью моего друга?

– Поверь, я тебе говорил истинную правду. Смерть была предназначена тебе, а не твоему другу. Махмуд принял её вместо тебя из-за своей жадности.

– Видит Аллах, я долго терпел! Убирайся, или я разобью твою подлую голову вот этой бутылкой. – Ибрагим схватил бутылку, попавшуюся под руку и замахнулся.

– Ты гонишь человека даже не узнав, зачем он пришёл к тебе.

– Хорошо. Говори и уходи.

– Ты не разобьёшь мне голову бутылкой. Но если ты немедленно не закроешь свои палатки и не уйдёшь с рынка, твоя голова будет разбита бутылкой.

– Ах вот что ты хочешь? Ты желаешь, чтобы я убрался отсюда? Теперь мне всё ясно. Ты на конкурентов работаешь. Это они тебя подослали.

– Ничего тебе не ясно. Просто я могу знать то, чего другие не могут.

– Убирайся, шакал! – Ибрагим снова поднял своё оружие. – Сейчас мы увидим, чью голову разобьёт бутылка.

Он размахнулся и изо всех сил швырнул её в Диму. Та, просвистев возле самого уха, разбилась о стену. Дима, повесив голову, молча вышел из комнаты.

Уже в который раз Дима убеждался, что никакие уговоры и убеждения не способны изменить судьбу, данную человеку свыше. Убеждался, но, тем не менее, шёл к людям, стараясь предостеречь их от опрометчивого шага, шёл, и всякий раз люди шарахались от него, как от прокажённого, оскорбляя и угрожая расправой. Зачем он это делал? Дима и сам этого не понимал. Видно, и у него была своя судьба, видно, и ему кто-то свыше предначертал нести людям добро, неизменно получая от них за это зло.

Не успела за его спиной закрыться дверь, как во дворе раздались крики, и почувствовался едкий запах дыма.

– Пожар! – кричало сразу несколько голосов.

Ибрагим, как пуля, выскочил из своей каморки и, сбив Диму с ног, выбежал во двор. Во дворе был не только пожар. Парни крепкого телосложения в чёрной униформе и масках с факелами в руках бегали по рынку и, закрыв доской дверь, поджигали палатки. Общий шум кричащих людей как ножом разрезал душераздирающий вопль торговцев, заживо горящих в своих палатках.

– Надо милицию вызвать! – кричали одни.

– Какая, к чёрту, милиция! Пока они приедут, они всех нас уложат! Это же фашисты! Джигиты, за оружие!

Однако, если джигитам надо было оружие где-то раздобыть, то у нападавших оно было наготове. Всякий, кто попадался на их пути, был сражён металлическим прутом.

Даже неопытным глазом можно было определить, что нападение было спланировано заранее. Каждый нападавший имел свою задачу и выполнял её, не мешая своим подельщикам. При этом их жертвами становились не только люди со смуглым цветом кожи. Они громили всех, кто оказывался на их пути. Неожиданно перед бандитами появился стройный ряд кавказцев, вооружённых топорами для рубки мяса. Скинхеды попробовали прорваться сквозь строй, но топор Ибрагима уложил одним ударом сразу двух противников. Бандиты развернулись и начали отступать. Ибрагим отложил в сторону топор и облегчённо вздохнул.