Рабочие Северного Кавказа. Становление социального слоя

Экономика казачьих областей региона имела ряд особенностей в сравнении с центральной Россией. Помимо того, что чернозёмный Юг был традиционно земледельческим, в отличие от нечернозёмного Севера, наличие здесь казачьих войск являлось сдерживающим фактором в развитии промыслов и мелкой промышленности. На казачьи области не распространялась аграрная реформа, община не только не подлежала разрушению, но, напротив, укреплялась.

Эти обстоятельства играли решающую роль в том, что процент казаков среди рабочих был крайне низким. Нельзя сбрасывать со счёта тот факт, что сами казаки обладали сильно выраженным чувством, так сказать, субэтнического самосознания, корпоративности своего общества. Например, в близком малороссийскому наречии казаков существует масса терминов, обозначающих русских, выходцев из центральной России. Характер таковых, вне всякого сомнения, был призван выделить казаков в отдельную подгруппу российского этноса. Промышленное освоение Северного Кавказа связано с волной миграции именно этих русских, проникновения российского капитала, в основном, российский характер городов региона. Казачество, занимающее доминирующее положение в своих областях, сосредоточив в своих руках нити административного управления, всё более замыкалось в рамках традиционного быта.

Неслучаен удивительно низкий процент казаков среди горожан края. Надо полагать, что влияние казачества на ментальность горожанина, в том числе рабочего, была весьма незначительной. Напротив, хозяева земель уютно чувствовали себя в атмосфере веками устоявшегося патриархального быта. Скорее всего, они ощущали некую отчуждённость в быстро растущих промышленных центрах, так как долгое время формировавшиеся стереотипы их мышления и механизмы мотивации плохо вязались с теми требованиями, которые предъявляли человеку обстоятельства капиталистического рынка. Казачья организация, как властная и экономическая структура, неизбежно с течением времени должна была исчезнуть, окончательно превратившись в анахронизм. Однако, в рассматриваемый период казаки пользовались покровительством властей, держали в своих руках административные рычаги, отсюда их известная надменность по отношению к иногородним. Возможно, этим обстоятельством объясняется очень низкий процент казаков среди горожан края.

Население городов по данным вторых экземпляров листов переписи 1897 года состоит почти исключительно из иногородних. В общей сумме городского населения - 157 025 душ обоего пола - казачьего сословия только 5 722 или всего 3,6% Средняя семья горожанина немного менее 5,0 человек, что не достигает размеров средней семьи иногороднего в сельской местности и значительно ниже средней семьи коренных жителей.

В 1904 г. русские преобладали почти во всех городах Северного Кавказа. Как отмечает статистический справочник "Города России", в этот год в городах Переднего Кавказа население главным образом состоит из русских. "В Предкавказье русские составляют почти сплошное население, в котором тонут все остальные народности; сравнительно менее их (В.Ш.: русских) в Армавире (60%), Ставрополе и Моздоке (45%), а в Кизляре они уступают по своей численности армянам... Кроме Кизляра армяне значительны по своей численности в Моздоке (35%) и Армавире (24%). В остальных городах они нигде не превышают 5%, а в огромном большинстве они считаются десятыми долями процента. Немцы выделяются своей численностью лишь в одном населенном пункте (с. Новомихайловском 34%); затем их довольно много в Сочи (15%) и Армавире (8%)".

Длительная близость проживания казаков с горским населением делала их культурно маргинальными. "Как правило,- замечает М. Новикова,- бикультурал жилец "окраины", порубежья или зарубежья державы, этнической территории, культурного региона. Уже по одному этому своему положению (а от него - и по воспитанию и по культурному самочувствию) он редко принадлежит к стопроцентному "своему". Его образ мира под давлением соседей начинает сдвигаться, терять чёткие границы". Отнесение в основной массе источников казаков к "русским" делает практически невозможным определение общего процента и динамики его изменения среди пролетариата Северного Кавказа.

Немаловажным является вопрос о доли рабочих из местных горских национальностей. Например, в одном из наиболее развитых промышленных районах Северного Кавказа - Терской области, горцы составляли 60% от общего числа населения.

К началу пореформенного периода состояние горских обществ можно коротко охарактеризовать как средневековое с почти полным отсутствием пахотных земель.

Натуральный характер хозяйства Дагестана оставался почти нетронутым на протяжении всего пореформенного периода. Тяжёлая экономическая жизнь, связанная с безземельем и малоземельем, низкой продуктивностью скота, толкала часть населения на поиски других источников дохода. В сельском хозяйстве наблюдается избыток рабочих рук, который компенсировался широким развитием кустарных промыслов, основанных на местном сырье и профессиональных традициях.

Х.Х. Рамазанов в диссертационном исследовании, посвященном пореформенному Дагестану, пишет: "Сказывалось и отсутствие в Дагестане фабрично-заводской промышленности, способной удовлетворить потребности горцев в товарах, а так же крупных городов, могущих сделаться местом сосредоточения пром. производства... Рабочих собственно в Дагестане нет в соответствующий период". В целом по Северному Кавказу особенно остро стоял у горцев вопрос малоземелья. Избыточное население составляло у балкарцев - 67%, у осетин - 88%, ингушей - 89%, чеченцев - 90%. В Дагестане 0,8% удобных земель были пригодны для пахоты и покоса, остальные находились под пастбищами и лугами. Стоимость десятины доходила до двух тысяч рублей. У осетин нагорной полосы "надушный" надел составил в среднем 5,6 десятины. В 1911 году в некоторых районах нагорной части Чечено-Ингушетии этот надел составлял от 1,3 до 0,01 десятины. Однако при всём этом горское население не порывало с традиционным образом жизни. По данным переписи 1897 г. доля сельского населения среди кабардинцев - 99,6%, среди чеченцев и ингушей 99,7, 99,2%, осетин - 96%. В Дагестане даже к 1917 году хозяйственную деятельность 2/3 населения (около 70% сельскохозяйственного производства области) можно было охарактеризовать как докапиталистическую. А к систематическому найму рабочей силы прибегали лишь 3,2% дворов. Анализ категорий зависимого населения, освобождённого в результате реформы 1861 г., наводит на мысль о существовании здесь рабства как хозяйственного уклада. В 1867 г. за выкуп освобождены 340 рабов в Дагестане , 822 кавдасарда (тоже рабы) в Осетии, 1 500 унаутов (рабов) в Кабарде, 379 лай (рабов) в Чечне.

Очевидно, что доля горцев среди наёмных рабочих была невелика хотя бы ещё и потому, что "отходничество не было характерно для всех народностей Северного Кавказа, даже для тех, у которых имелся значительный процент малоземельных. Осетины уходили на сезонные работы не только на равнины Осетии, но и в соседнюю Балкарию, и даже в Россию. Среди же чеченцев и ингушей, балкарцев, карачаевцев отход за пределы своих областей был минимален". Натуральное хозяйство, общинное землепользование, крепкие родовые связи с непререкаемой властью стариков, духовенства, племенных вождей - характерные черты горского аула тех лет. В экономической сфере это наличие докапиталистических форм хозяйства; очень низкий культурный уровень, прочность старых бытовых традиций, недостаточная выраженность классового расслоения аулов; сложная система специфических восточных обычаев, установлений и вековых норм, унаследованных от теократического правления Шамиля и более отдалённых времён. К этому нужно добавить резко негативное отношение к горцам, характеризуемым не иначе как "мошенниками" и "бандитами", и мы получим достаточно полный набор оснований, удерживающих нищающего день ото дня крестьянина внутри старых привычных связей.

Вчерашние крестьяне не были готовы трудиться на крупных предприятиях, отказаться от собственнических инстинктов, а фабрики и заводы не нуждались в людях, которые не только не были способны управлять машинами, но часто не владели русским языком. И только крайняя необходимость толкала горцев на работу в промышленность края. Показателен пример Осетии, где с 70-х годов XIX века жители плоскостных районов, вследствие соседства переселенцев с гор, сами стали испытывать недостаток в пахотных угодьях.

В 1880-х годах это привело к категорическому отказу сельских обществ принимать к себе переселенцев, к требованию от администрации немедленного выселения обратно к местам их проживания, всех кто переселился после 1865 г. Наиболее крупными промышленными центрами, где работали горцы, были Алагирский серебро-свинцовый комбинат, Садонский рудник, Мизурский горно-обогатительный комбинат и нефтепромыслы Грозного.

Фото 7. Мизурский горно-обогатительный комбинат (конец XIX в.)

Фото 8. Алагирский серебро-свинцовый завод.

Иные известные случаи их наёмного труда связаны, в основном, с временной, подённой работой.

В 1860 г. среди рабочих Алагирского завода было 30 осетин, в 1872 - 135, что составило большинство, а на вспомогательных работах - 140 чел. С 1864 по 1872 г. численность рабочих Алагирского завода выросла с 293 до 340 чел. В 1860-е годы на этом же заводе большую часть среди рабочих осетин составляли сезонные. На Садонском руднике уже тогда были кадровые рабочие. "Одной из особенностей формирования рабочего класса Северной Осетии явилось наличие значительного числа наёмных рабочих, связанных с землёй, с мелким хозяйством... лишь незначительная часть рабочих местной национальности окончательно порывала все связи с сельским хозяйство". Точные данные о количестве горцев на грозненских нефтепромыслах в литературе отсутствуют, однако известно, что они работали здесь с начала их существования. В одном документе, относящемся к 1905 г., говорится, что из 6 - 7 тысяч рабочих промыслового района около 1 000 человек состоит из чеченцев, ингушей и дагестанцев. При обработке паспортных книг, принадлежащим шести нефтепромышленным фирмам Грозного, М.Ш. Шигабудинов обнаружил следующие данные: из общего числа рабочих 21 916 человек 2 606 (11,8%) составляют горцы. Однако надо заметить, что книги охватывают различные хронологические промежутки, часто не пересекающиеся вовсе: от 1 года до 26 лет, и 11,8%, принятые как средний показатель, колеблется от 0,09% (Северокавказское общество. Книга именных списков второй группы (1912 - 1914гг.)) до 21,9% (Общество Владикавказской железной дороги. Паспортная книга 16 (1893 - 1915 гг.)). Приток чеченцев и ингушей в нефтяную промышленность Грозного усилился в годы Первой мировой войны, что связано с мобилизацией русских рабочих. При этом из аулов прибывали в основном молодые мужчины в возрасте от 17 до 40 лет (93,4%), а старше 50 - менее 2%. "Отсутствие на промыслах женщин и детей из числа горцев объясняется не только, и не столько тяжестью труда и быта рабочих, но и влиянием психологических и бытовых традиций, а так же взглядами чеченцев на работу в промышленности как на явление временное и надежды горца-бедняка возвратиться с "капиталом" в своё хозяйство в ауле... Среди чеченских и ингушских рабочих текучесть кадров была очень велика. Большая часть из них (до 80%) увольнялась, проработав на промыслах меньше года". Анализ найма чеченцев и ингушей на работу, проведённый М.Ш. Шигабудиновым, показывает, что их приток на промыслы увеличивался весной и летом (69,7%) и наоборот ослабевал осенью и зимой (до 30,3%) . Поэтому не нужно переоценивать значение коренного населения в формировании кадров местного пролетариата. В силу указанных причин, умонастроение горца, комплекс его социальных, нравственных ориентиров, система целей и методов их достижения всецело находились в сфере традиционного духовного климата своего народа. Промышленность и торговля связывались в его представлении с чем-то внешним, пришлым, часто, враждебным.

Накануне войны на рыбных промыслах Дагестана, где национальная прослойка была довольно велика, "заработок рабочего-дагестанца, занятого тягой невода, составлял 77,3 - 91,4%, иранских азербайджанцев 28,5 - 40,9% заработка других (надо полагать - русских.- Ш.В.)". И такие примеры нередки.

Некоторое увеличение числа горцев среди рабочих во время Первой мировой войны связано с тем, что они были освобождены от воинской повинности. "По приблизительным подсчётам из 20 тыс. населения старых нефтяных промыслов не менее 3-х тыс. было чеченцев.... прослойка постоянных кадров, думается, составляла около 500 человек". Тем не менее, основной массой рабочих, как во время войны, так и после неё, продолжали оставаться русские, украинцы, татары Поволжья, армяне, немцы. Фирмой "Ахвердов и К" в 1915 г. было принято на работу 166 казаков, что составило 5% по отношению ко всему принятому на работу количеству рабочих. Всероссийская перепись населения 1916 г. в Дагестане установила, что среди постоянных рабочих, местные составили 32%, а с учётом временных до 45%. В то же время на Садонских рудниках работало около 6 тыс. человек, большинство из которых были горцами . Развитие капиталистической торговли и промышленности волей-неволей втягивали горца в рынок свободной рабочей силы. Л.Н. Колосов приводит слова современника событий кон. XIX в.: "...они не брезгают никакой должностью: их (горцев.- Ш.В.) можно увидеть в гостиницах и трактирах, передней барина и на вокзалах, в канцелярии и полиции... У горцев словно разбежались глаза. Почему бы не построить дом под черепицей или железом, чтобы не ударить в грязь лицом перед соседом". Обращает внимание, что не упомянуто ни одной похожей на промышленную специальности. Каков процент горцев, предпочитавших работать на предприятиях, по отношению к остальным, ушедшим из аула, едва ли удастся когда-либо узнать. Однако, если экстраполировать в прошлое современный опыт, можно предположить, что очень невысокий. Если вспомнить качества социальной группы как сферу групповых, различных по степени общности потребностей, то можно утверждать, что горцы, прибегая к работе внаём, вращались, условно говоря, в параллельной сфере. Все их помыслы имели значение только в социокультурном контексте своего этноса. Учитывая при этом религиозные особенности, следует полагать, что такое явление, как совместный наёмный труд, вряд ли было большим объединительным фактором для горца по отношению, допустим, к русскому, нежели степень этнической, религиозной, культурной близости с соплеменниками.