Рабы Парижа

Он взял на рынке фиакр и велел кучеру ехать на Елисейские поля.

Быстро сгущались сумерки.

Андре прикрыл глаза и погрузился в размышления.

Мальчишка прав. Надо быть как можно осторожнее.

Хорошо, что он догадался не называть кучеру кафе, в котором его ждет де Брюле.

Два раза Андре угрожала опасность. И два раза раздавался свист.

Совпадение?

Скульптор покачал головой.

Тут действует не просто шайка, а целая организация с четко разработанной системой охраны и сигнализации!

Дважды его жизни угрожала опасность…

Почему же он до сих пор жив?

По-видимому, объяснение может быть только одно: они хотят выяснить, кто стоит за его спиной…

Точно так же, как он сам выяснял, кто стоит за спиной Генриха де Круазеноа!

Значит, сейчас за ним следят?

Андре выглянул в окно.

Уже достаточно темно, чтобы попробовать ускользнуть…

Опустив переднее стекло наемной кареты, он дернул кучера за одежду.

— Что вам угодно? — спросил тот.

— Не останавливайтесь и слушайте меня.

— Слушаю.

— Прежде всего возьмите плату. Вот пять франков, держите.

— За что так много?

— Слушайте же! Вместо того, чтобы ехать прямо на Енисейские поля, гоните в предместье Сент-Оноре. Там поверните на улицу Матиньон и при этом придержите лошадей, а затем снова гоните галопом. На повороте я выскочу. А вы, доехав до Елисейских полей, отправляйтесь, куда хотите.

Кучер засмеялся и стегнул лошадей.

Колеса застучали громче.

— Вас ловят и вы хотите удрать, — сказал он. — Угадал?

— Да.

— Так вот что я вам скажу. Выскакивайте не на самом повороте, а после него, так безопаснее.

Выпрыгнув из фиакра, Андре быстро спрятался за выступом ближайшего дома и стал ждать.

Но напрасно он напрягал зрение и слух: за его фиакром никто не гнался.

После пяти минут ожидания он сердито проворчал:

— Неужели я ошибся?

Теперь надо было в темноте добираться до места встречи пешком.

…Когда он наконец подошел к маленькому кафе на Елисейских полях, на аллее все еще стоял экипаж де Брюле.

Барон прохаживался рядом.

— Простите за опоздание, — проговорил Андре, тяжело дыша после долгой и быстрой ходьбы.

Де Брюле протянул ему руку.

— Только что-нибудь важное могло вас так задержать. Признаюсь, я уже начал волноваться. По-моему, Генрих способен на все.

— Вы правы.

— Погуляем немного. Не хочется сидеть в душном кафе.

— Давайте пройдемся, если вы так хотите.

— Нет. Мы проедемся.

Брюле-Фаверлей усадил скульптора в свой экипаж и сел рядом.

Карета понеслась в темноту.

— Если за нами следят, — сказал он, — то пусть побегают. Говорят, это очень полезно перед ужином. А теперь рассказывайте.

Андре подробно описал другу все, что произошло за день.

— Похоже, эти подлецы крепко взяли за горло семью Мюсиданов, — сказал де Брюле, выслушав его до конца. — Генриху нужны деньги графа. Состояние, унаследованное им от своего брата, Жоржа де Круазеноа, он давно уже прокутил. Слухи о том, что он богат, распускает сам Генрих, чтобы не потерять кредит. Приготовьтесь: сейчас будет улица Шоссе д'Антен, мы выйдем из кареты, быстро затеряемся среди многочисленных прохожих и прекрасно поужинаем у меня.

Выпрыгивая из кареты, барон заметил мелькнувшую на запятках тень, которая тут же исчезла в толпе.

Де Брюле выругался.

— Вместо того, чтобы заставить шпиона побегать, мы целый час возили его с собой! — воскликнул барон.

Он снял перчатки, обошел карету и стал ощупывать ее металлические части.

— Мне не почудилось, — сказал он подошедшему Андре. — Вот доказательство: железо еще сохранило тепло его рук.

— Теперь я понимаю, почему не обнаружил за собой слежки, — отозвался скульптор. — Когда я выпрыгнул на ходу, шпион поехал дальше.

За ужином Брюле-Фаверлей сказал:

— Видимо, вы правы. Против нас действует не просто шайка, а большая, хорошо налаженная преступная организация.

Несмотря на отличное вино и превосходные закуски, ужин прошел невесело.

39

Когда нахально улыбающийся Батист Маскаро сообщил мадам Диане, что ее переписка похищена, она не сразу решилась сказать об этом мужу.

Сначала она обратилась за помощью к Норберту, поскольку он был бы тоже сильно скомпрометирован, если бы его тайны стали известны всему Парижу.

Ее письмо вернулось нераспечатанным.

Такая же участь постигла и второе.

Третье вернулось в другом конверте.

Диана с трепетом распечатала его — и прочла двенадцать слов, написанных рукой герцога де Шандоса поперек ее просьбы: "Орудия пытки, приготовленные вами для меня, теперь обратились против вас. Бог справедлив".

Подписи не было.

Диана обезумела от страха.

Она поняла, что Провидение вынесло ей приговор устами человека, чью жизнь она превратила в ад.

Впервые ее мучила совесть.

Она молилась и плакала.

Она просила Бога о чуде, которое вычеркнуло бы из ее судьбы совершенные когда-то преступления.

Поздно раскаявшаяся грешница забыла, что даже Бог не властен изменить прошлое.

Боясь, что разоблачение придет со стороны и станет оттого еще ужаснее, несчастная графиня де Мюсидан сама призналась во всем мужу и сообщила, чего требуют от нее шантажисты.

Конечно, Диана передавала содержание писем, с присущей ей ловкостью мешая правду с ложью.

Но она не смогла совершенно скрыть от графа свою причастность к смерти старого де Шандоса и Жоржа де Круазеноа.

Октавий де Мюсидан в оцепенении смотрел на жену и слушал ее страшные откровения.

Он недоумевал, как под такой прекрасной внешностью может скрываться настолько испорченная душа.

Граф вспомнил Совенбург.

Какой чистой, неземной, почти святой казалась ему тогда невеста!

А она в те самые дни была вдохновительницей и соучастницей отцеубийства…

Но еще больше потрясла Октавия другая мысль. Он знал, что до замужества Диана был любовницей Норберта де Шандоса. Но она, оказывается, продолжала оставаться его любовницей и после свадьбы!