Ради безопасности страны

— Мишья, у вас много-много книг. — Она подошла к тахте и развалилась на ней.

Михаил подвез столик. Ее светлые колени засветились на темно-бордовом ковре; он даже удивился, что у таких маленьких ножек такие огромные колени. У такого маленького лица такие большие темные глаза... У такого хрупкого тела такая неудержимая грудь...

— Мишья, вы мечтаете, да?

— О жизни парижского математика, — вставил Андрей.

— Угощайтесь, — буркнул Михаил.

Журнал «Мадемуазель» она вроде бы и не заметила. Альбом с ужасами брезгливо отодвинула. Рыбу с крабами лишь попробовала. Но коньяк пила и зефир ела с видимым удовольствием. Андрей, незаметно взявший хозяйские бразды, подливал всем исправно.

Михаил включил одолженный проигрыватель.

— Что за музыка, Мишья?

— Саксофонист Джон Колтрейн, — не утерпел он от гордецы в тоне.

— О, давно-давно старый. Он не есть популярный.

— А кто же популярный?

— Чик Кореа, фортепьяно. Гэрри Бэртон, виброфон...

— К нам они дойдут лет через пять, — сказал Андрей, от коньяка становясь безмятежным.

Михаил оглядел комнату. Купленный торшер — такие стоят в каждом гостиничном номере... Пять лет не меняемые обои... Проигрыватель, взятый напрокат и, видимо, давно устаревшей марки... Ресторанная еда... И этот дурацкий саксофонист, который кривляется и орет, как мартовский кот во дворе.

Михаил налил полную рюмку и выпил залпом.

— Мишья, я думала... национальный быт, а?

— Не совсем понял, — признался он, смелея.

— Рыба, лангусты, коньяк... Это мы каждый день...

— А чего бы вам хотелось?

— О, русской экзотики. Водка, клюква, квас... Картошка в амуниции, да?

— В мундире, — поправил Андрей.

— Я не догадался, — буркнул Михаил.

А ведь как бы все упростилось... Достаточно было сбегать на рынок. И купить бутылку «Столичной». И кислой капусты.

— Мишья, а ничего такого... не будет?

Она пошевелила в воздухе пальчиками, а ее взгляд плутовато пробежался по сумрачным углам комнаты.

— Чего? — не понял он.

— Изюма, а?

— Изюминки, — опять поправил Андрей.

Михаил не ответил, соображая про эту изюминку. Но Жози приблизила лицо, бесплотной грудью коснулась его плеча и спросила почти шепотом:

— Скелет не выйдет, нет?

— Откуда? — Он пожал плечами.

— Крокодил из ванной не ползет, нет? А марихуаны не покурим, нет? А мини-стриптиз, нет?

Михаил видел перед собой темные распахнутые глаза; каким-то нижним краем глаз видел белевшие груди; дышал неизвестными, но уже знакомыми ее духами... И молчал, оцепеневший от всего этого.

— Скучно у вас. — Она отодвинулась от Михаила.

— Жози, вы не в Париже, — сказал Андрей.

— Да-да, но маленький Париж всегда можно?

— Даже для маленького Парижа нужны деньги.

Теперь говорил Андрей, ибо Михаил, парализованный желанием иностранки видеть крокодила и стриптиз, сидел одурманенно.

— Но почему вы не делаете деньги, а?

— Как? — усмехнулся Андрей.

Жози вдруг сбросила туфли, мягко спрыгнула на ковер и семенящим бегом подскочила к полкам. Почти наугад, почти на ощупь выхватывала она тома и швыряла их на ковер, под ноги сидящих мужчин. Одну книгу, вторую, третью, десятую... И только когда их образовалась груда, как ссыпанная телега кирпичей, Жози вернулась на тахту. Дышала она сильно и часто, отчего грудь вздымалась неуемно.

— Дайте сигарету...

Андрей протянул пачку и щелкнул зажигалкой.

— Эти книги можно сделать франки, доллары, фунты...

— Как? — спросил Михаил, ибо книги были его. — Отправить в Париж, к месье Делорму. Он скупает русские книги.

— Но книги не антикварные. Тут есть и посредственные писатели, — удивился Михаил.

— Делорм покупает, — почти сердито бросила Жози.

— А это... не контрабанда?

— Мишья, вот та иконка есть контрабанда. Неценные книги свободно туда-сюда.

— Но как я их отправлю?

— Их я отправлю, — сказала Жози торжественно, обдавая его сигаретным дымом.

Минуту сидели они молча, разглядывая сваленные книги. Тогда Михаил вопросительно глянул на Андрея — тот пожал плечами и осторожно спросил:

— Жози, а вы... не ошибаетесь?

— А мы проверим! Как это... ребьята... — Она трижды хлопнула в ладоши. — Давайте большой саквояж...

Нашлась емкая коробка.

— Выпьем за юного бизнесмена Мишью!

Пара дьяволов! Я не могу выбросить его. Не могу оставить себе. Не могу продать. Даже не могу никому подарить... Я говорю о трупе, который скорчился в моем багажнике. О’кэй!

Нежданная жиличка днем в квартире почти не бывала, бегая по музеям, достопримечательным,местам, универмагам... Но вечерами сидела дома — чаще всего на кухне, где у нее тихонько пело радио и позвякивала посуда. Михаил вдруг поймал себя на том, что ему эта гостья не только не в тягость, но чем-то даже приятна. Казалось бы, мешает; казалось бы, тревожит намеком на сестру... Он задумался удивленно. Неужели все-таки привык к семейной жизни и душу умиляет живой человек на кухне? Патриархальщина какая-то...

Михаил непроизвольно представил Жози на своей кухне. И усмехнулся зло — Жози в пятиметровой кухоньке, у стандартной мебели, у обшарпанных конфорок... И усмехнулся еще раз, еще злее — он талантлив, он молод, он хочет работать, он хочет быть обеспеченным. В конце концов, черт возьми, быть богатым. Но руки скованы, а разум дремлет. Разве он виноват?

В дверь комнаты постучали неуверенно. Михаил отозвался. В малую щель Валя спросила:

— Хотите чаю?

— Конечно, хочу.

А на кухне он уточнил:

— Только не чаю, а кофе.

— Ой, сейчас вскипячу, — засуетилась она.

— Кофе не кипятят, а варят.

— Ну сварю...

На ней был простенький рыжий халатик, вроде бы из бумазеи. Тапочки, уже им где-то виденные. Маринины? Светлые волосы, освобожденные от берета, оказались волнистыми и неуемными — укрупнили голову невероятно. Движения сильные и быстрые, привыкшие к простору.

— Хотите, угощу вас кумысом? — спросила она неуверенно.

— Привезли из Кок-Сагыза?

— Вы нарочно перевираете мой Кокчетав?