Ради безопасности страны

— Не дашь? — выдохнул Михаил ему в лицо. — А про Ольгу забыл?

Сухой торс под его рукой сразу потерял свою тренированную крепость, обмякнув. Михаил разомкнул пальцы на сжатом вороте...

Три года назад Димкина жена обреченно заболела. Спасения ждать было неоткуда. И тогда Михаил долгими путями — после и сам не мог понять какими — звонил, ходил, летал в столицу, на юг летал, добился приема у известного вьетнамского врача, гостившего в стране. Ольга поднялась...

Димка глубоко вздохнул и закрыл глаза. Уставшими ногами подошел он к столу, взял папку чистой бумаги и приткнулся на краешке топчана. Шариковая ручка бегала по страничкам, выписывая кривые, формулы и слова. Михаил ждал, разглядывая березку.

В тепле, в удобренной и политой земле, зеленеть бы ей тут и зеленеть... Да и осень стоит негромкая, не пробить ей двойных рам и жара паровых батарей. А пробила, проникла. Зажелтели листочки, готовые осыпаться на паркетный пол.

Димка встал, глянул невидящим взглядом и протянул листки:

— Тут главные результаты. Физик все поймет...

Торопливыми пальцами свернул Михаил бумагу и улыбнулся благодарно, извиняясь.

— А теперь уходи, — приказал Димка бескровными губами.

В полиции крошка оказалась болтливой и упекла за решетку пару ребят. А выглядела красотка на миллион долларов. Поэтому жаль, что какой-то рассеянный тип выплеснул из окна кислоту. Попал в крошку. Теперь ее лицо походит на морду дохлого койота, изъеденную молью. О’кэй.

На следующий день Михаил проснулся затемно, вроде бы раньше Валентины. Приняв долгий душ, он начал работать споро и с удовольствием...

Сделал несколько небольших чертежей на тонкой и плотной бумаге. Расчехлил машинку с латинским шрифтом «Смит-корона», которую по дешевке уступил ему сосед-моряк, и долго пыхтел с учебником и словарем, пока не напечатал пояснительный текст на корявом английском. Синхронный текст отстучал и по-русски — уже на своей чахлой портативке. Димкины шесть листков приколол нетронутыми с короткой пояснительной запиской. Уложив все в емкий конверт, заклеил его и серединку залил сургучом, припечатав донышком серебряной стопки.

Он вздохнул, прислушиваясь, — пропищало два часа. Как споро ни работал, а полдня прошло. Михаил набрал номер Жози...

Она заохала и залялякала, куда-то страшно торопясь. Он уже хотел перенести визит на вечер, но Жози просила опустить пакет в ее почтовый ящик. «Мишья, это надо-надо...» Чмокнула трубку и пропала.

Михаил обескураженно постоял у телефона, — славность минуты была затуманена. И все-таки радостное состояние от выполненного дела и предвкушения чего-то невероятного его не покинуло. Он заказал по телефону такси, оделся, выпил рюмку коньяка, взял пакет и вышел.

Такси уже стояло у дома. Михаил сел в него неспешно, развалясь, — деловые люди энергичны в бизнесе, а едят, играют в гольф, пьют виски и любят женщин не торопясь. Сейчас он был не при деле — ехал всего лишь опустить конверт-пакет. Но как же этот пакет, набитый чертежами и бумагами, пролезет в почтовый ящик?

Такси подъехало к дому Жози. Он вышел, приказав ждать, и тут же увидел у поребрика «седан».

— Мишья, я тут, да-да! — крикнула Жози из машины.

Он подошел. Она проворно взяла пакет, не дав ему ни слова сказать, ни руки поцеловать, — лишь обдала томным взглядом да запахом своих духов.

— Я позвоню, да-да.

И «седан» бросился по улице, похожий на черного заводного жука. Выходит, она поджидала... Но почему такая спешка? Что-то случилось? Михаил сел в такси...

Дома его встретила Валентина.

— Экскурсии иссякли? — спросил он.

— Я сегодня не ходила.

— Что так?

— Да вот простудилась...

И он заметил пуховый платок, видимо оренбургский, укутавший ее шею; заметил теплую кофту домашней вязки; на ногах увидел что-то вроде обрезанных валенок.

— Осень, — философски изрек он.

— К вам приходили.

— Кто?

— Высокий молодой мужчина в зимней шапке...

Жорка Дрын. Зачем? Приносил импортягу?

Михаил ушел в свою комнату, чувствуя, как легкое, прямо-таки птичье настроение тяжелеет. Куда-то странно торопилась Жози... Приходил Жорка... Почему именно сегодня, в тот день, когда передавался пакет? Опять совпадение?

Он потянулся за коньяком. И ощутил противную тоску от того, что выпьет рюмку один, в тишине, молчком. Он взял бутылку и пошел на кухню.

Валентина лечилась травами, отчего на кухне растекся запах пара, малины и березового веника.

— Принес хорошее лекарство...

— Что вы, я не пью.

— За компанию, — почти просительно сказал он.

— Нет-нет.

Михаил извлек из. буфета крупную рюмку, налил полную, с верхом, и осушил торопливо, словно жиличка могла помешать.

— Теперь выпейте чаю и поешьте, — посоветовала она.

Он покорно взялся за чашку. Валентина подала все быстро и услужливо, как мужу, пришедшему с работы. В ее круглых глазах грустная задумчивость сменялась жалостью, которую она пробовала скрыть. Михаил усмехнулся откровенно, чтобы распугать это ненужное сострадание. Уж не считает ли, что он запил из-за ее сестры?

— У вас что-то случилось? — спросила Валентина, задетая его внезапной усмешкой.

— У меня ежедневно что-нибудь случается. А у вас?

— Бывает, как и у всех.

— Спорим, что я угадаю все ваши кокчетавские неприятности?

— Угадайте, — согласилась она, отпивая чай из глиняной кружки, из которой торчали какие-то ветки и корни.

— Купили жилистого мяса, у Васи низкая успеваемость, не хватило денег до зарплаты, муж пришел хмельной в дерюжку, поехали колготки... не так ли?

— Почему вы презираете простые человеческие заботы? — нерешительно спросила она.

— А почему человечество носится с этими простыми заботами? Почему не измыслит чего-нибудь посложней, поинтересней, позанятнее, а? Почему?

— Вы... измыслили?

— Да я все свои тридцать лет мыслю. И что?

— А что?

— Что видите. Ни яхты в лагуне, ни красотки в салуне.

Валентина тихо засмеялась. Ее волосы, перехваченные ленточкой, мелко задрожали. Взгляд перестал быть сочувствующим, осветившись внезапным весельем.

— Вы чего? — спросил он угрюмо.

— У вас нитка в усах.

— А у вас солома в чашке.

Бутылка с коньяком вдруг собрала весь кухонный свет и заиграла призывно. Он налил еще рюмку, опять полную, опять с верхом, и выпил, как вылил в сухой песок. В бутылке осталось чуть-чуть, с полрюмки. Он и это допил под встревоженным взглядом Валентины.

— Спасибо за компанию, — буркнул Михаил, покидая кухню...

В своей комнате он заходил большими кругами, в центре которых раскинулась тахта. Коньяк, поначалу было умиротворивший, теперь возымел обратное действие. Беспокойство приливало, как ярая вода в ураган. Михаил обратился к логике, — он же математик... Нужно выстроить числа, то бишь события, в четкие ряды и проанализировать каждое...