Радогощь
Шрифт:
Лера права, я, действительно, как белая ворона, выделяюсь среди них всех в своем худаке и джинсах. Но мне всё равно. Никто может быть из-за этого и не подсаживается ко мне на ковер, занимают другие, там уж и мест свободных нет, но ко мне не идут. Это и к лучшему. Мне привычнее одной, рядом с незнакомыми мне неуютно. И тут я обращаю внимание, что давно уже не слышу запах полыни, не машут больше вонючими вениками передо мной, и не выгоняют из меня злых духов. Хороший ли это признак?
Вдруг сзади доносится громкий удар в барабан и когалы махом замолкают, обрывается музыка, песни и говор. Все замерли и ждут. И я жду. Не знаю, чего, но мурашки уже ползут по моей спине в предчувствии чего-то неизвестного и будоражащего.
«БУМ-БУМ»
Удар повторяется
Между расстеленными коврами оставлен широкий проход, вот по нему-то и движется странная процессия. Впереди шествует высокий шаман в волчьей шкуре, он важно вышагивает, властно и грозно посматривая на окружающих. Его черные глаза сверкают из-под густых бровей, от этого мне становится не по себе, слишком злым он мне кажется. Это он бьет в большой барабан, чинно взмахивая длинной палкой с круглым шарообразным наконечником. От каждого удара у меня сжимается мое беспокойное сердечко. За ним следуют другие шаманы тоже в волчьих шкурах. Но они не вышагивают так важно, как старший, они прыгают, извиваются, ударяя в бубны, звенят бубенцы по краям их музыкальных инструментов. Время от времени Кащ рычит, подражая звукам грозного зверя, а другие подвывают подобно волкам. Это мне кажется таким диким и страшным, что я невольно обнимаю свои лодыжки и прячу лицо в колени, но не зажмуриваюсь, мой взгляд прикован ко всему, что происходит.
Позади них идут ещё несколько человек, они тащат носилки на которых возвышается что-то белое, как треугольная крыша. Это мне почему-то напоминает гроб, а вся процессия похожа на похороны. Судорожно сглатываю.
Они останавливаются возле помоста, откидывают палантин и оттуда выходит девушка, укутанная во всё белое. Её лицо прикрыто, и я не могу понять, кто передо мной: Олеся или опять та незнакомка, что недавно в шатре невесты выдавала себя за мою подругу. Её берут под руки, помогают взобраться на помост и ставят спиной к старому дереву.
Вдруг опять сзади раздается неясный шум и крики, я снова оглядываюсь и вижу новую процессию. Теперь тащат не носилки, а что-то вроде деревянного стакана, в котором сидит женщина. Она размахивает метлой, не то будто бы подметает землю, не то пытается оттолкнуться и взлететь. Время от времени она кричит, грозя своей метлой.
– Мать жениха! – раздается со всех сторон восторженный возглас.
То ли все разом заговорили на русском, то ли я внезапно стала понимать когальский. Прислушиваюсь, но больше никто не произносит ни слова.
Носилки также оставляют возле помоста, помогают старой женщине выбраться. Она опирается о костыль и ковыляет к невесте на деревянной ноге. В руке у неё уже нет метлы, она держит что-то другое, присматриваюсь – серп.
Немой крик застревает в моем горле, неужели они опять собрались убивать Олесю? Уже второй раз. Но, может быть, та девушка не Олеся?
Старуха подбирается к самой девушке, поднимает руку с длинными костлявыми пальцами и вдруг резким движением сбрасывает с её головы платок. Теперь я вижу лицо девушки и узнаю её – это моя Олеся. Вздрагиваю и напряженно выпрямляюсь. Солнце светит ей прямо в спину и от этого кажется, что она озаряется в закатных багрово-золотистых лучах. Да и всё дерево охвачено красноватым свечением, будто снова объято пламенем, даже белые ленточки кажутся алыми. Горит и сталь на серпе старухи, мое сердце замирает, и я со страхом ожидаю, что же будет дальше. Всё мое тело, все мои мысли словно заморозились. Я не смею соскочить со своего места, вбежать на помост и может быть успеть предотвратить очередную трагедию.
Олесины волосы прибраны, заплетены в толстую длинную косу, старуха дотрагивается до них, гладит, затем вдруг резко дергает на себя и взмахивает серпом. Я вскрикиваю… но на сей раз с шеей моей Олеси всё в порядке, старуха срезает лишь косу и размахивает ею словно победным флагом.
Смотрю на Олесю, мне жалко
её волосы, которые она всегда берегла, так тщательно ухаживала за ними, у меня даже срывается слеза и скатывается по щеке. А Олеся похоже вовсе и не огорчена, улыбается.– Готова ли ты воссоединиться со своим мужем? – спрашивает Кащ.
– Готова! – улыбается Олеся.
Кащ делает широкий жест и на помост поднимается не тот красивый парень, а старый мужчина с рыжеватой бородкой, у которого в Радогощь должна была появиться третья жена. Я судорожно сглатываю.
Волчий шаман берет Олесю под руку и отводит к жениху. Я всё надеюсь, что Олеся очнется, рассмеется и скажет, что это всё шутка, а я глупенькая поверила, но ничего такого не происходит. Шаман вручает её жениху и теперь уже он ведет её под руку.
Я вижу, как оборачивают их руки вышитым полотенцем, надевают на их головы венки, сплетенные из осенних листьев, поздних цветов и ярко-красных ягод. Шаман говорит им что-то на когальском, женщины поют, покрывают головы жениха и невесты льняным полотном, ведут их под руки к большому шатру, украшенному цветными ленточками и пучками трав. По дороге бросают в них пшено целыми горстями, ягоды и что-то ещё, похожее на мелкую монету. Всё это время я сижу, как в воду опущенная, не понимая, что происходит и что мне следует предпринять.
Солнце скрывается за кромкой леса и мгновенно темнеет. То ли я, находясь в какой-то прострации, не замечаю, как проходит время, то ли ещё что, но ночь наступает уж очень как-то быстро, будто кто-то набрасывает на землю темный платок. Холодно, пронзительный ветер гуляет по лугу, ежусь, обнимаю себя за плечи. На поляне разгораются костры, повсюду слышится смех, визги. Возобновляется барабанная дробь, выстукивая какой-то ритм и крики становятся громче. Кто-то касается меня, слегка задев по спине. Оборачиваюсь – но никого уже нет – держась за руки стайка молодых парней и девушек пробегает мимо.
Иду к костру. Я не вижу людей, я могу разглядеть лишь только мечущиеся тени. Не сразу соображаю, что они прыгают через пламя. Огонь роняет красноватые отблески на их обнаженные тела, но вместо человеческих лиц я вижу большие звериные маски. Из темноты доносятся недвусмысленные стоны, подвывание, звериное рычание и хрипы. От этого мне становится так жутко, так дико, что я падаю в траву, сжимаюсь в комок и прячу лицо в коленях. Кто-то накрывает меня черным платком и вновь наступает тьма…
Просыпаюсь от громкого удара в барабан.
«БУМ-БУМ»
Ощущение, что бьют около самого уха. Дергаюсь и открываю глаза. Непонятно: то ли светлая ночь, как бывает в начале лета; то ли серое утро. Тишина вокруг, но в голове всё ещё эхом гудит мембрана барабана. Я снова в шатре, не помню, как оказалась здесь. Выползаю из-под одеяла, открываю двери, смотрю на свинцовые тучи, медленно затягивающие небосвод. Странно – дымом не пахнет, а черный пепел всё также продолжает висеть в воздухе. Смотрю на небо и не могу понять сколько времени. Часов у меня нет, а смартфон сдох уж давно.
Надеваю кроссовки, завязываю шнурки и всё же пытаюсь вспомнить, как я вчера вернулась сюда и легла спать. Но как ни напрягаюсь, так и не могу припомнить. Единственное, что осталось в памяти, это дикие звуки и сплетение голых тел в темноте.
Выхожу из шатра, смотрю по сторонам – пусто, тихо, словно все вымерли или спят. Костры прогорели, только угли иногда вспыхивают, над ними витают сгустки черного пепла. Гляжу на лес и кажется мне, что там за елками стоит какой-то великан. Вижу могучую спину и гигантскую голову. Сердце испуганно делает стук и замирает. Или это так причудливо сложились облака? Сквозь серую дымку толком и не разглядеть. Вот он поворачивается и уходит, растворяясь в туманной завесе. И тут же поднимается ветер и подхватывает листья, мельчащие частицы пыли, пепел, шевелит тонкие стены шатров. Отворачиваюсь, не хочу, чтобы мне попало в глаза. Вижу вдалеке какого-то человека, присматриваюсь… вроде бы это Игорь. Игорь? Но он же вроде свалил вместе с Кириллом и Аней. Не могу точно определить он это или не он, бегу в его сторону.