Радогощь
Шрифт:
– Ты это, Дарин, – смущенно произносит он, – иди домой.
– Что? – непонимающе смотрю на него. – Мы же собирались до леса дойти!
– Я сам с Русланой поговорю, узнаю у неё всё, а ты иди пока к Серафиме Трофимовне, – говорит он и не смотрит мне в глаза, мнется.
– Ладно, – вздыхаю я.
Будь я посмелее, я бы попыталась прочистить ему мозги, но я не могу ничего поделать. Покорно одеваюсь и выхожу из дома. Игорь закрывает за мной дверь.
На улице стало ещё как будто холоднее, дует пронзительный ветер несся с собой капельки дождя. Кутаюсь в ветровку, выхожу за калитку. И тут же от Русланиного забора отлепляется тень и бросается прямиком
Глава 11. Остров мертвых
Возвращаюсь одна к Серафиме Трофимовне. Только захожу за порог, как она уже меня встречает в коридоре с большой корзиной пряжи.
– А где Игорь? – интересуется Серафима Трофимовна.
– Так… задержался… попозже придет, – неопределенно бурчу я. Не хочу рассказывать, что он остался в доме у Русланы.
– Это хорошо, что ты вернулась, не раздевайся, поможешь мне, – говорит она.
Я уже успела расстегнуть верхнюю пуговку ветровки и замираю от неожиданного предложения.
– Мне нужно навестить Акулину Моревну и отнести ей пряжу, давно обещала, да всё никак руки не дойдут. Одной мне не справиться, не утащить тяжелую корзину, вот ты мне и поможешь, – объясняет она.
– Хорошо, – соглашаюсь я, застегиваясь обратно.
Серафима Трофимовна одевается, кутается в полушубок, берем с двух сторон за ушки огромную корзину и тащим на улицу. Идем сначала также как мы шли с Игорем вперед, но не доходя примерно домов трех до Русланиной избушки, сворачиваем по переулку на другую улицу. Корзина тяжелая, громоздкая, но Серафима Трофимовна довольно бодро шагает, как будто ей не трудно, я еле-еле поспеваю, чтобы идти с ней вровень.
– Серафима Трофимовна, а почему у вас дома в поселке все такие запущенные, дряхлые, никто не ухаживает за ними? – спрашиваю её.
– Почему запущенные? нормальные дома, – сердито произносит она. – А ты как будто во дворце живешь?
Немного опешиваю от такого ответа. Неужели она не видит разруху повсюду? Даже вот этот дом, возле калитки которого мы остановились. Забор и сам дом когда-то были выкрашены в зеленый цвет, но краска со временем облупилась, облетела, посерела и выцвела. На ржавой табличке едва читается название улицы «Болотная». И улица вполне соответствует своему названию – сразу за забором землю уже развезло и в ямках поблескивает вода, затянутая ряской.
Заходим во двор, втаскиваем громоздкую корзину на крыльцо.
– Кики, матушка моя, открывай, – стучится Серафима Трофимовна. – Где ты там ходишь?
Смотрю в огород через низкую изгородь, а там сплошь всё тиной затянуто, камыши торчат и даже белые кувшинки видно. Что же там может расти в таком запущенном огороде?
– Кики? – продолжает долбится Серафима Трофимовна.
Вдруг сама по себе брякает калитка между огородом и двором и на крыльце появляются мокрые босые следы. По спине пробегает противный холодок, и я судорожно сглатываю. Дверь распахивается, и я вижу темный коридор, уходящий вглубь дома и больше никого.
– Ну, наконец-то! Кикимушка ты моя болотная, – вскрикивает Серафима Трофимовна и входит в дом. – Не достучишься до тебя. Опять на болоте пропадала?
Я слышу, как Серафима Трофимовна с кем-то обнимается и громко целуется.
– Ох, Фимушка, долго же я ждала тебя, ты ж ещё летом обещала прийти ко мне, – раздается старческий голос. – А не одна что ли ты пришла?
– Не одна, – отвечает Серафима Трофимовна. – Студенты ночью в лесу заблудились, к моему
дому вышли, я и приютила. А куда деваться, не на улице же их бросать?– Нельзя на улице, – соглашается невидимый голос. – Так и волки загрызут.
От этих слов у меня мурашки бегут по спине.
– Вот и я говорю, – кивает Серафима Трофимовна. – Вот Дарину взяла с собой подсобить.
– Так пусть заходит тогда.
Серафима Трофимовна оборачивается ко мне и машет рукой.
– Дарина, входи, – зовет она. – И корзину не забудь.
Подхватываю корзину за обе ушки и с трудом втаскиваю в дом. Пока разуваюсь и вешаю ветровку на крючок, за корзиной уже приходит Серафима Трофимовна, зовет меня в гостиную. Прохожу в большую комнату и наконец-то вижу саму хозяйку.
Она сидит в кресле-качалке, длинные густые темные волосы с редкими седыми прядками спускаются по её плечам, наверное, если она встанет, то они достанут ей до самых пяток. Сбоку над ухом воткнута заколка – белая кувшинка на зеленом листе. С минуту разглядываю её, напрочь забывая о приличиях, как-то мне не приходилось видеть старушек с распущенными длинными волосами.
Хозяйка дома без умолку болтает, не переставая вязать, с её коленей спадает вниз и тянется по полу длинное шерстяное полотно травянистого цвета. Серебристый крючок так и играет в её пальцах, очень быстро строчка за строчкой выползает из-под её умелых рук вязаное изделие.
Оглядываю комнату – тут всё застелено вязанными вещами изготовленными самой хозяйкой – коврики на полу, сидушки на стульях и табуретках, плед и подушки на диванах. Догадываюсь, что все вязанные половички в доме у Серафимы Трофимовны и у Русланы – это всё подарки Акулины Моревны. Ярко-салатовые салфетки укрывают все горизонтальные поверхности – подоконники, полки, комоды и даже скатерть на столе тоже вязанная. Похоже и ковер над диваном во всю стену, на котором белеют большие кувшинки на темно-зеленом фоне, тоже связан хозяйкой. Ощущение, что я попала в музей или на выставку рукоделия. И всё было бы вполне уютно, если бы не странный запах напоминающий вонь от болотной тины тянущийся с задней половины дома.
Заметив новую пряжу, хозяйка мгновенно откладывает свое вязание.
– Доставайте, быстрее же! Давайте сматывать в клубки, – распоряжается она.
Оказывается, с доставкой корзины моя миссия не заканчивается. Меня усаживают на пол, на большую вязанную подушку, и накидывают мне пряжу на вытянутые руки. Серафима Трофимовна сматывает клубки. Так сидеть неудобно, мышцы вскоре затекают и руки начинают болеть, ещё и пряжа из чистой шерсти, колет кожу, но отказаться неудобно, нас всё же приютили, накормили. Хотя так нечестно: я отрабатываю, а Игорь там развлекается. От души надеюсь, что он всё же вызнает, как нам выбраться в более-менее нормальную деревню, где хотя бы ходят автобусы.
Когда, наконец, шерстяная пытка заканчивается, поднимаюсь, складываю клубки в корзины. Вдруг один из них выскакивает у меня из рук и как мячик скачет в коридор. Ссыпаю смирные клубки в корзину и устремляюсь вслед за беглецом. Он катится по темному коридору, оставляя за собой длинную нитку. Чем дальше я иду за ним, тем сильнее чувствуется запах болотной гнили. Сердце начинает бешено стучать, и я сама не понимаю из-за чего.
Клубок скачет по половицам и вдруг юркает в щель приоткрытой двери. Подхожу ближе, распахиваю пошире дверь, чтобы войти, но замираю на пороге. Тут темно, помещение напоминает кладовую или чулан, очень уж тесно и нагромождено всякого. И почему-то страшно сделать шаг.