Радуга Над Теокалли

Амантлан, покинув жену, не испытывал разочарования, нечто подобное он и предполагал. Она не изменилась, точнее, внешне Иш-Чель еще больше похорошела и приобрела даже какую-то загадочность. А, может быть, это была игра света в очаге? Ему было все равно. Женщина не хотела его подпускать к себе, ему нужно было ждать или брать ее силой. Но на стороне жены был закон, да и насилие ему претило. Он даже не хотел завоевывать женщину, ухаживая за ней, оказывая знаки внимания, как он это делал с девушками из знатных семейств.

Поведение Иш-Чель отбивало всякое желание. Оставалось убраться из загородного дома в Теночтитлан и, долечив раны, отправляться в очередной поход. Подальше от города, да и от нее. Он утешил себя, что еще не его время. А, что ему еще оставалось делать? Он никогда бы не признался себе в том, что страдает, если бы не горечь одиночества — прошло достаточно времени, но женщина не изменилась. Она по-прежнему считала его чужим и недостойным своего доверия. Амантлан подумал, что ночной визит слишком поспешен, однако отогнал эту мысль, как совершенно чуждую и не отвечающую истинному положению вещей. Огорчало его то, что он, скорее всего, просто проиграл. Это унижало его, как мужчину, и показывало, что стратег он тоже никудышний. И первое, и второе было одинаково тяжело и унижало его гордость.

В тревожных раздумьях он утром навестил Тлакаелеля. После долгого разговора, во время которого Амантлан несколько раз ответил совершенно невпопад, мудрец, без долгих раздумий, припер товарища к стенке, напрямую спросив, что его мучает, и чем он обеспокоен. Откровенный ответ Амантлана его потряс:

— Моя жена не хочет и близко меня подпускать к себе, она все так же меня ненавидет!

— Она законопослушная женщина…

— О да! Неужели я не могу отличить боязнь что-либо нарушить и ненависть в глазах женшины, которой неприятно даже твое прикосновение!

— Прошло слишком мало времени…

— Я ничего и не требую! Но… — Амантлан попытался подобрать правильные слова, чтобы объяснить свои чувства и горечь разочарования и натолкнулся на грустный, но понимающий взгляд друга. Тот огорченно пожал плечами и усмехнулся:

— Ты ведь стремился просто уберечь эту женщину, даже просто… сохранить для себя редкую рабыню… получить наследника. Ты добился своего. Ведь в твои планы совершенно не входило… — Тлакаелель внимательно посмотрел на поникшего Амантлана и осекся. На последнюю фразу тот ответил таким горящим взглядом, что были отброшены последние сомнения. Амантлан был болен своей женщиной. Болен настолько, что помочь ему было уже поздно.

— Это ужасно! Друг мой, ты любишь эту женщину?

— Люблю?.. Значит, вот как это называется? 3начит, когда мужчина видит одно и тоже лицо перед собой, когда ему все время чудится везде, где бы он ни был, её голос, когда его ноги сами несут туда, где она может быть, когда он готов на все ради женщины, это называется любовь?

— Да и в самой тяжелой форме.

— Вот как…

— Тебе не кажется, что ты сходишь с ума?

— Может быть… Но только от бессилия…

— Видно ты ей совершенно не нужен, Амантлан, пойми же, наконец, истину!

— Истину? А, что такое истина, Тлакаелель? Ты — мудрец, с тобой все держат совет, как же быть мне? Я живу, словно вокруг меня разверзлась земля, и нет нигде даже… травинки, чтобы уцепиться! Дай мне совет: ты не нужен, но она нужна тебе!.. Мне все равно с кем она, где она, кого любит и о ком мечтает. Я знаю одно — я хочу, чтобы она жила. Я, который защищает интересы Анауака, не могу ничего с собою сделать!

Пусть я в твоих глазах… да что там в твоих глазах, в глазах всего мира — безумец, но я люблю ее, люблю потому, что люблю. Для меня нет ничего важнее этой любви! Я выполняю свой долг, но перед глазами — она — Иш-Чель… Ночью всходит луна, а я думаю о том, как она спит… Воздух, вода, земля мне нужны только оттого, что воздухом дышит Иш-Чель, воду пьет Иш-Че ль, именно она ходит по той же земле, что и я… Иш-Чель, что я без неё, без своей любви? Я, наверное, прозрел и увидел мир только с её появлением. Именно она открыла мне, что птицы поют, что заря будит на рассвете, что можно терпеливо ждать просто улыбки любимой женщины! А какая у нее улыбка!.. Тлакаелель, знаешь ли ты, что такое женская улыбка? Нет не та, что пытаетеся тебя прельстить, а та, что подтверждает доверие, которое не купишь ничем! Да, я — безумец, глупец, но мне нет жизни без неё!

— Ты действительно безумец! Вокруг полно женщин, которые сделают для тебя все, что угодно! Ты — воин и умираешь из-за какой-то бывшей рабыни, позор, возьми себя в руки, друг мой!

— Очевидно ты, никогда не любил и не страдал!?

— Мужчина не должен страдать!

— Да, я страдаю, но я живу этим страданием и никому не докучаю! Я стал другим человеком, хотя это не приблизило меня к ней ничуть. Жизнь моя, я прожил как во сне: иди — убей, иди — возьми! Но нет, есть нечто другое, более сильное и неподвластное приказу. Я не могу приказать ей любить меня, считать меня своим мужем, хозяином, нет, она выше меня своей стойкостью, своей преданностью. Она заставляет себя уважать, видеть в себе, прежде всего равного мне человека! Мне не нужно ее смирение и покорность, да я его никогда и не получу!

— Найди себе хорошую замену!

— Тлакаелель, что такое замена? Ты шутишь! Как можно заменить этот вягляд или поворот головы, а речь? Я просто смотрю на себя и думаю, как же быстро я схожу с ума, и надолго ли меня хватит? Ведь я никогда и никого так не любил. Понимаешь, я впервые почувствовал, что я — живой человек!

— Амантлан, я верю, что это у тебя просто всплеск эмоций, ты еще не пришел в себя от ран. Думаю, скоро все уладится. Новый поход тебя полностью излечит от тревожных мыслей…

— Разумеется, ты прав, как всегда. Лучше мне отправиться в него как можно быстрее. Какие там планы у нашего тлатоани на этот месяц?

— Ммм… — Тлакаелель почесал гладкий подбородок и хитро глянул на друга, подмечая, как к нему возвращается его спокойствие и уверенность, более присущая ему.

Амантлан действительно внешне уже был абсолютно спокоен, только глубоко внутри еще дрожала маленькая частичка его души. Она отдавала крохотной болью, как от маленькой занозы или укуса пчелы. Но это было уже совсем пустяком, по сравнению с той огромной волной обиды, которая буквально накрыла его совсем недавно. Амантлан не ожидал от себя такого всплеска. Успокаивало то, что рядом был Тлакаелель, а не кто-то из близкого окружения. Привыкший держать себя в руках — он не мог допустить, что бы кто-то чужой видел его, не контролирующим свои чувства.

С малых лет любому ацтекскому мальчику внушалось, что он должен, прежде всего, контролировать свои эмоции. Это воспитывало волю и терпение, выдержку и сдержанность, так необходимые настоящему воину. Потеря лица, то, что произошло только что у Тлакаелеля, принесло бы ему кучу неприятностей. Нет ничего хуже военачальника, не умеющего подавлять свои страсти. Разве он сможет правильно оценить ситуацию в бою или при осаде? А как можно доверить ему жизни стольких воинов?

Тлакаелель не раз видел, как рушаться самые грандиозные планы из-за чьей-то несдержанности, но Амантлан потряс его чистотой и глубиной своего чувства. "Если это так серьезно, то Амантлан рано или поздно, но добьется любви этой женщины. Никто не сможет устоять перед такой силой чувств!" — подумалось мудрецу, но сейчас ему нужно было отвлечь друга и настроить его на будущий поход, который они с тлатоани запланировали начать через неделю. Ицкоатль не рассчитывал, что Амантлан сможет так быстро подняться после ранения, но он лучше кого-либо знал земли постоянно бунтующих отоми, а, следовательно, был лучшей кандидатурой возглавить воинов.

Недели складывались в месяцы, а месяцы стали лететь особенно быстро, когда Иш-Чель смогла переехать в Теночтитлан. Положение жены одного из военачальников Анауака раскрывало перед ней двери домов и обеспечивало почетнее место в женских компаниях. За чашкой горячего чоколатля с перцем Иш-Чель получала столь необходимую женскому сердцу информацию. Чаще всего она посещала дом своей приемной матери Зеленой Ягоды, у которой собирались самые болтливые женщины Теоночтитлана. Именно там женщина познакомилась с перечнем ацтекских праздников, когда и как они проходят, в какой последовательности. Где идут войны. Скоро ли вернется мужчина, которого наказали за пристрастие к игре патолли. Словом, Иш-Чель постепенно вошла в жизнь ацтеков, не заметив, как привыкла и к многочисленным религиозным праздникам, и воинам-ягуарам попадающимся на улицах, и огромному количеству рабов на шумных рынках. Она почти перестала говорить с рабами на родном языке, с каждым днем все дальше и дальше уходя от того дня, когда впервые попала в ацтекскую столицу.