Радуга Над Теокалли
Шрифт:
— Я никогда бы не позволил тебе стать его женой, как не позволю этого сейчас! Буду объяснять тебе это так долго, как это потребуется, — указал на плетку Ицкоатль, — Пока не вышебу из тебя твою дурацкую любовь!
— Чтож, если таким образом ты получаешь удовлетворение, я — твоя покорная подданная, и ничего не остается, как подставлять свое тело! Если ты по-другому не можешь его использовать!
— Мне не нужно твое тело, мне нужно, чтобы ты не нарушала моего договора с человеком, которого я уважаю!
— Ну, скажи, почему ты не хочешь меня отдать ему в жены, из ревности или любви ко мне, почему ты столько лет меня мучаешь и держишь
— Потому что ты единственная из сестер, которая способна подбить своего мужа на измену. Потому ты до сих пор не отдана ни одному правителю.
Шочи растерянно посмотрела на брата, такие мысли бродили в её взбалмошной головке, но как он смог их узнать?!
— Вот видишь, я прав. Не мучься вопросом, откуда мне это известно, просто я хорошо тебя знаю, любимая сестрица… — рассмеялся Ицкоатль:
— Ты не успокоишься, и не убедишь меня в том, что через тебя твой муж может претендовать на власть, а я не хочу видеть изменником Амантлана, и искренне рад, что этот человек рассмотрел тебя и устоял перед твоими прелестями! Шочи зашипела, она готова была накинуться с кулаками, но Ицкоатль вовремя поднял плетку, которую продолжал держать в руке. Этот жест удержал Шочи на расстоянии, тогда она пыталась подобрать слова, чтобы пообиднее уколоть брата, а он все веселее улыбался, наблюдая за нею:
— Я обещаю, что найду тебе достойного мужа.
— Ты просто трус! — Ицкоатль поднял плетку, а Шочи в запальчивости слишком близко подошла, что и не замедлило сказаться — на её руке заалел еще один удар от хлыста.
— Я научу тебя уважению мужчины и правителя!
— Прости, Ицкоатль, ты, что не видишь: я ослеплена от горя! — Из глаз ее лились настоящие слезы, но тлатоани знал об умении сестры их проливать, как никак росли вместе, были детьми от одного отца.
— Ты хочешь от меня покорности, я согласна на всё, что ты захочешь! Хочешь, я стану снова твоей и… — Шочи изменила и тон, и свое поведение. Чтобы выиграть разговор с братом, она, изображая робость и надежду, подошла к Ицкоатлю и опустилась у его ног, но была прервана громким искренним смехом того, кого пыталась соблазнить.
Тлатоани смеялся от души, понимая, что его веселость будет воспринята сестрой, как издевательство, он поближе придвинул к себе плетку и смотрел девушкее прямо в глаза.
— Нет, Шочи, не хочу. У меня много дел и много жен. Я знаю, чем это может закончиться. Ты меня не проведешь! — он оттолкнул ее довольно резко, поднялся и отошел в центр комнаты, стараясь прекратить разговор, как можно быстрее. Потому что не знал, чем он может обернуться, задержись он с сестрой еще дольше. Уже направляясь к выходу, отдал последнее распоряжение:
— Ты никуда не будешь выходить из этой комнаты, и оставишь Амантлана в покое, не заставляй меня принимать более жесткие меры, поняла? У твоей комнаты я оставлю охрану, они будут докладывать о каждом твоем шаге и отвечать за тебя и то, что ты делаешь, своей головой. Когда ты образумишься, я смягчусь и подумаю о твоем замужестве, но только при твоем хорошем поведении, которое не будет бросать на меня тень! Если ты покоришься, то все будет хорошо, если нет — я научу тебя послушанию. Поверь, я найду способ, чтобы тебя наказать.
Шочи схватила глиняную вазу и со злостью запустила ею в брата, но промахнулась. Тлатоани, спокойно взглянул на осколки, потом на сестру и вышел, утвердившись в своем решении держать сестру взаперти, без всяких поблажек. Он не сомневался, что она не одумается,
а придумает еще что-то, что принесет ему дополнительные хлопоты.Совет старейшин и военачальников Анауака, всегда впечатлял своей пышностью. Созванные на него приходили в самых лучших своих одеждах, на серебристых волосах колыхались головные уборы из ярких птичьих перьев, загадочно поблескивали украшения из драгоценных камней. По огромной зале расходился легкий дымок табака — мужчины в ожидании тлатоани курили свои трубки. Каждая из них представляла собой настоящее произведение искусства, вершину мастерства, изготовившего её ремесленника. Теплый воздух от жаровен, стоявших в углах зала и в центре, согревал вождей в этот прохладный вечер.
Народу собралось слишком много, то тут, то там мелькали жрецы. На служителях Уицилопочтли поверх белоснежных одежд были наброшены переливающиеся плащи из перьев колибри, являющейся птицей-символом бога-покровителя города Теночтитлана. Жрецы Кецалькоатля стояли обособленной группой, окружая старца, на голове которого возвышалась высокая шапка из шкуры ягуара, она была выше многих плюмажей из перьев самых уважаемых старейшин. Представители Тлалока блетели своими черными телами, на фоне которых выделялись ярко красные кривые палки-жезлы — символы молнии и змей, которые они держали в руках. На голове главного жреца бога дождя возвышалась золотая зубчатая корона. Сморщенное лицо его едва проглядывало, заслоненное змеиными завитками головного убора, расположенными перед крупным носом, очень похожим на орлиный клюв.
В дверном проеме появился виднейший деятель государства — Сиуакоатль или Женщина-Змея — помощник тлатоани и его мудрый советник Тлакаелель в белоснежной набедренной повязке и пестрой накидке тилматли, массивных золотых браслетах на руках и ногах, олицетворяющих змей. Его также сопровождали жрецы в белых одеждах, в руках они держали человеческие черепа. Войдя в зал, сопровождающие советника присоединились к жрецам Уицилопочтли — они были и его служителями. Тлакаелель внимательно оглядел присутствующих и, завидя Амантлана в его одежде из шкуры ягуара, быстрыми шагами направился к нему.
— Сейчас, мой друг, мы станем свидетелями того, как быстро пишется история! — шепнул Тлакоелель, увлекая Амантлана в сторону. Поговорить друзьям не удалось, потому что появился Ицкоатль. Ясный и уверенный взгляд был устремлен поверх голов собравшихся, подчеркивая тем самым свое превосходство. По взмаху его руки пилли, жрецы, предводители кварталов кальпулли и главы семейств мейкаотлей, командующие военными отрядами, к которым относился Амантлан, неспеша чинно расселись на свои места, освобождая центр зала. Каждый занял свое место в соответствии с рангом и положением в обществе. Ицкоатль не стал делать паузы, а начал Совет с короткой, но впечатляющей речи:
— Старейшины и жрецы страны Анауак, мои храбрые воины и мудрейшие из мудрых! Пришло время рассказать себе и нашим потомкам о той значимости, о том величии духа нашего народа, которыми именно нас наградили боги! Наши предки, которых мы почитаем, взывают к нам, своим преданным потомкам, чтобы мы освятили их тяжелейший путь. Наши предки в своих странствиях терпели голод, их обнаженные тела мерзли от холода, умирали дети, гибли женщины и смелые воины, но они все шли и шли, в поисках нашей прекрасной земли. Одни страдания и беды стояли на пути нашего народа, на пути в прекрасную обетованную землю.