Рантье

– Хорошо, - смиренно кивнул Буряков.

– Вот и замечательно, а на счёт запаха...
– Ерёмина оглянулась, подошла к серванту и вытащила из него пустой хрустальный штоф с широким горлышком.
– Вот, смотрите, - она осторожно вынула переливающуюся искрами гранённую массивную пробку и вынула из-за корсажа маленький кружевной платочек, - здесь мой запах, я его вам дарю!
– Она кинула платочек внутрь штофа и плотно закрыла пробкой. Полюбовалась на дело рук своих, поставила обратно в буфет.
– Достаточно, чтобы пережить неделю?

Буряков кивнул и медленно подошёл вплотную, так же медленно наклонился к её губам, она не отстранилась, он поцеловал, быстро обхватил женские плечи, намереваясь стремительно прижать их к себе, но Ерёмина тихо дёрнула плечами и чуть оттолкнула его от себя.

– Лев Михайлович, будем считать это авансом, но не более.

– Извините, Алла Владимировна, я, кажется, окончательно в вас влюбился.

– Так быстро?

– Это как тайфун! Простите меня.

– Простить?! За то, что я с вами чувствую себя женщиной, а не разъярённой директрисой? Вот что, - она взяла его за руку, - давайте перед десертом оденемся и погуляем по вашему участку. Я сверху видела там замечательные дорожки.

– С удовольствием.

Позже, ворочаясь без сна в постели, Буряков вновь и вновь вспоминал этот чудесный день, переживая каждый момент, когда соприкасался с этой блистательной женщиной. Перебирал скудные сведения о ней и её жизни, полученные в ходе разговоров. Она приехала из Екатеринбургского филиала в головную компанию директором по рекламе. Детей у неё нет, замужем была один раз, четыре года назад, с тех пор все силы уделяет карьере. Их знакомство выбивалось из логики её жизни, но она с интересом наблюдает сама за собой.

– Я тоже, - вторил Буряков, ведя её по дорожкам своего участка.

Позже прощаясь на пороге дома Ерёминой, он попросил ещё один поцелуй и получил его, терпкий, влажный, одурманивающий. Буряков целый час ходил потом по пустым улочкам посёлка, выгуливая себя, и всё равно не мог заснуть. Последней его мыслью был вопрос: "Неужели у меня ещё есть шанс изменить свою жизнь?".

Утром Буряков горячо поблагодарил Варвару за шикарный обед и в прекрасном настроении прошёл в гостиную к завтраку, однако очень скоро почувствовал себя неуютно. Сегодня Варвара, вместо того, чтобы как обычно уйти на кухню, торчала в гостиной, делая вид, что занимается делами. Она так усердно сопела за спиной, что Буряков не выдержал.

– Варвара Ильинична!

– Что, Лев Михайлович?
– невинно переспросила Варвара.

– Ты чего у меня за спиной дежуришь?

– Так ведь, - начала женщина, медленно выходя на средину комнаты, - вдруг ещё блинчиков захотите?

– Ты меня раскормить хочешь?
– Буряков заулыбался, строгость его вдруг растворилась.

– Как же, раскормишь вас! Опять свои железки три часа будете тягать в подвале?

– Конечно! Холостой мужчина должен быть в форме.

– Т-а-к!
– протянула Варвара и всплеснула руками.
– Ну вот, я так и знала!

– Что знала?

– А то, что втюрились вы, Лев Михайлович, в нашу новую соседку.

– Фу, как грубо.

– Зато точно!
– Варвара сказала это так весомо, словно печать на документ поставила.

– Ну, а если просто влюбился?

– Нет, так быстро не бывает, - покачала женщина головой, - втюрился, оно точнее подходит.

– Значит, ты меня осуждаешь?

– Да как я могу?
– вздохнула Варвара.
– Жалко мне вас просто, Лев Михайлович, добрый вы и доверчивый.

– Да?!
– удивлённо вскинул брови Буряков.
– А я думал, что я строгий.

– Строгий, строгий, - хитро заулыбалась Варвара, - пойду я на кухню.

Буряков долго сидел над остывшим кофе, позвякивая красивой ложечкой по полупрозрачным стенкам чашки. Он уже забыл разговор с Варварой и опять поминутно вспоминал вчерашнее свидание с Аллочкой. Так теперь он про себя её называл. Тихо, но назойливо забубнил мобильный телефон. Определитель высветил: "Берия Саша".

Буряков удивлённо качнул головой и представил себе звонившего. Александр Петрович Гучкин, его бывший зам по безопасности, худощавый, невысокого роста, лысоватый, с остатками чёрных волос, с хитрыми пронзительными глазами под круглыми очками в тонкой оправе. Кличка "Берия" к нему прилипла с лёгкой руки Бурякова, Гучкин знал об этом, но не обижался.

– Слушаю.

– Лев Михайлович, сердечно приветствую, как жизнь?

– Привет, привет, Александр Петрович, и как это ты обо мне вспомнил?

– Михалыч, ты что, обиделся?!

– Так ведь больше полугода прошло.

– Ну не сердись, погряз я в делах.

– А поздравить в 50-летний юбилей слабо было?

– Чёрт! Михалыч, прости, сам знаешь, профессия у меня хлопотная.

– С этим спорить не буду. Так что тебя подвигло вытащить меня из забвения?

– Не поверишь, просто соскучился!

– Не поверю.

– Ладно, колюсь, есть у меня заветная и корыстная мечта, повторить мартовское мероприятие.

– Это когда вы мне полсервиза расколошматили?
– хмыкнул Буряков.

– Михалыч, мы ж тебе новый предлагали, ты сам отказался!

– Да, ладно, я не о стекляшках, так припомнилось, ... весело было.

– Вот, и я о том же! Мой шеф в Сургут на неделю отбыл, вот я и подумал, а не взять ли мне с собой Петра и Даниила, да и нагрянуть в твою шикарную берлогу, бильярдик погонять, пульку расписать, водочки попить?

– Хм, я как-то не готов, - после некоторой паузы, отозвался Буряков.

– Да, ладно, экспромт, это лучшее в мужской жизни!

– Нет!
– твёрдо сказал Буряков. За короткое мгновение перед его внутренним взором мелькнуло их мартовское "мероприятие", после которого он три дня в себя приходил.
– Как-нибудь в другой раз, Саша.

– Ты не заболел?
– удивлёно-участливо спросил Гучкин.

– Не знаю, возможно, это можно назвать болезнью.

– Да ты что?
– озаботился Гучкин.
– А по подробнее старому другу?

– Саша, пока не знаю, что и сказать, женщина тут появилась, хороша, как Афродита...
– Буряков смущённо поперхнулся.
– Короче, мне пока не до преферанса.

– Ну, ты блин даёшь!
– восхитился Гучкин.
– И что, прям серьёзно всё?

– Для меня, да, а как сложится, не знаю.

– Так, срочно перешли мне на почту все данные на свою пассию.

– Чего ради?
– удивился Буряков.

– Как это, чего ради?! А если жениться надумаешь! Я тебе друг или не друг?

– Друг, конечно.