Рапсодия в тумане

— Если заменить чай вином, получится глинтвейн. Мой любимый рецепт, — он улыбается, на этот раз по-настоящему, искренне, что меня радует. Я хотел увидеть что-то настоящее, живое. И, отлипнув от стойки, говорит: — Браво. Откуда такие познания? Работали ранее с чаем?

— Нет. Моя профессия очень далека от чая и каких бы то ни было напитков. Просто хорошо развиты вкусовые и обонятельные рецепторы. А теперь расскажи мне, сладкий, что-нибудь о себе.

— Что именно было бы вам интересно?

Хм-м… Я думал, он сам решит это, но раз меня спрашивают, то могу выбрать. Обычно люди, когда их просишь рассказать о себе, либо не говорят ничего путного, либо начинают расхваливать свои «добродетели», которые даже не всегда имеются. Последнее особенно печалит, потому что никакой искренности в том нет.

На вид мальчишке около двадцати, явно не больше, значит, спокойно можно брать возраст до восемнадцати лет. Поэтому я задаю свой вопрос:

— С чем у тебя ассоциируются твои шестнадцать?

— С фотоаппаратом. Я тогда смог себе купить именно тот, о котором мечтал, он до сих пор со мной. Пожалуй, лучший мой год.

Даже и не знаю как реагировать на такое. А о чем бы вспомнил я? Чем мои шестнадцать отличались от пятнадцати? Да ничем, тогда все было более-менее похоже. Учеба, мелкие попытки сотворить что-нибудь новое.

— Так ты фотограф? А какого стиля придерживаешься?

— Я бариста, — с улыбкой говорит мальчишка. — Но коплю на колледж, хочу пойти на криминальную журналистику, вот и учился делать движущиеся кадры. С людьми получается, с трупами не очень, у меня, к сожалению, их нет, зато есть… ой ! Извините, мне явно не стоит болтать с гостями.

И, стушевавшись, хватает тряпку, чтобы начать усердно натирать и так чистую стойку. Забавный.

— Очень печально. А то, если б мы говорили, я бы сказал, что могу тебе с этим помочь.

Подобных связей у меня не имеется, но помочь и вправду могу.

— Найти труп? — он пораженно распахивает глаза, но через мгновение в них уже пылает надежда. А вот последнее удивляет. Очень интересный мальчик.

— Можно и найти, а можно забраться в морг, — пожимаю плечами и отпиваю чуть остывший чай.

— Не думаю, что воровать людей, хоть и мертвых, хорошая идея. Мне бы бесхозного… — вздыхает и принимается стаканы протирать, меня этим развеселив.

— Где же ты хранить его будешь, сладенький? За ним уход нужен. Не проще ли посещать морг?

Я чувствую очень знакомый запах — солоноватый, как морской бриз, и овевает свободой. И он все ближе и ближе.

— Хранить — не проблема, а вот находить время, чтобы на другую часть города в морг ездить — да. Но, так явно лучше, чем вообще без. У вас там знакомые?

— Нет, но я могу договориться…

Дверь позади открывается и заходит вчерашний рыжий похититель янтаря. Пират одноглазый.

— Раф, с собой, без имени, — говорит он с порога, на что мальчишка-бариста очи к потолку закатывает, но заказ делать начинает. А я оборачиваюсь и, заглянув в ярко, даже неестественно-зеленый глаз, что расширяется при виде меня, усмехаюсь.

— Ты, — коротко утверждает.

И для чего это было сказано? Я должен подтвердить или отнекиваться? Какая глупость. И так же все яснее ясного.

Отворачиваюсь от пирата и смотрю на татуированные руки, что ловко и быстро делают раф.

Рыжий, вместо того, чтобы просто дождаться свой кофе или вообще уйти, садится рядом на соседний барный стул и пялится. Ему понравилось, что ли? Или это шок? Так и хочется удлинить клыки и улыбнуться, пусть это и совсем какая-то глупая шутка. Но я этого не делаю, чтобы не напугать мальчишку, что мечтает о собственном трупе.

На стойку опускается стаканчик с рафом, но пират его не берет, вместо этого спрашивая у меня:

— Сколько хочешь за информацию по той штуке, для парализации?

Смотрю на него как на повредившегося умом. Головой его, что ли, роняли часто?

Я ничего ему не отвечаю, отвлекаясь на звук стремительно приближающейся к кофейне машины. Музыка так громко орет, что оглушает, но я уже понимаю траекторию «болида» и успеваю перебросить пирата через стойку. И сразу же в стеклянную стену, занавешенную бежевыми плотными шторами, влетает машина. Окно в дребезги и грохот неимоверный. Музыка, сигналка — все орет, лишая слуха. Осколки стекла впиявились в щеку и ладонь, а ногу прижало к стойке.

«Долбаная пьянь», — зло смотрю на темноволосого водителя, что выходит из тачки, пошатываясь, и говорит:

— Двойной эспрессо, будьте добры. Без сахара.

Я вытаскиваю из себя осколки и, отшвырнув на пол, толкаю ногой бампер, чтобы вытянуть из плена свою вторую конечность. Бариста ойкает, а пират с любопытством пялится. Что-то подсказывает, что я знаю, как он лишился своего другого глаза, скрытого черной повязкой.

— Сладкий, не делай ему кофе, лучше с органами свяжись, — советую я, теряя хорошее настроение и снова ощущая так опостылевший голод. Любая травма и все, снова-здорово. Даже, если это царапина. Только вот пить этого горе-водителя я не хочу. У него слишком горький запах: табачный дым, кофе и виски. Он вообще хоть что-нибудь кроме этого употребляет? Еду, например?

— А мне кажется, проще сделать, — задумчиво тянет пират. — Это ж Ниррай, сын местного управленца. Что? Я его фото по визору видел.

Этот Ниррай, увидев барный стул, поднимает его, чуть сам от этого не падая. На это даже смотреть противно. Может, из него труп сделать и мальчишке подарить?

— Бля, че у вас музыка так орет? Ааа… звиняюсь, — говорит внезапный посетитель и идет, хрустя осколками стекла на полу, убавлять громкость в машине.

Мальчишка тем временем поднимается и, отряхнув фартук, берет новенький стаканчик, принимаясь делать кофе.

На улице вдобавок начинает орать тетка с гавкающей, мелкой собачонкой. Все, это перебор. Я сейчас кого-нибудь убью тут.

Вылетаю на улицу через чудом сохранившуюся дверь, снеся по дороге стул с Нирраем, и, только оказавшись в безлюдном сквере, выдыхаю спокойно. Ноги сами привели меня сюда, хотя надо бы домой, там браслет и янтарь. Но как подумаю, что придется пройти мимо этой вакханалии, так аж всего передергивает. Я так и зависаю, просто стоя в тихом месте и разглядывая туман, стелющийся по траве, пока не чувствую приближение пирата.