Расколотый рыцарь

У тебя нет выбора.

Женевьева должна была вернуться домой. И я точно не мог позвонить кому-то, чтобы он приехал и помог. Сколько бы вопросов это вызвало? Почему я не могу отвезти жену с работы, когда она больна?

Я проглотил желчь, поднявшуюся в горле, и втянул кислород, прогоняя панику. Затем я обошел грузовик по одному шагу за раз и забрался внутрь, сосредоточившись на каждом отдельном действии.

Я закрыл дверь. Я пристегнул ремень безопасности. Я хотел повернуть ключ зажигания, но вспомнил, что грузовик уже заведен. Я поставил ногу на тормоз. Я переключился на передачу.

Шаг за шагом.

Я сосредоточился на вождении. И ни разу не взглянул на Женевьеву. Когда она переключилась, я заблокировал движение краем глаза. Я следил за дорогой. Я держал обе руки на рулевом колесе.

И у единственного знака Стоп по дороге домой я сидел, проверяя, что происходит слева и справа, затем справа и слева, чтобы убедиться, что никто не проскочит перекресток.

Наконец, когда мы въехали на парковку и я занял ее место у офиса, я вздохнул. Я моргнул. Я оторвал пальцы от руля и заглушил машину. Потом, только потом, я посмотрел на Женевьеву, которая прислонилась к двери, почти заснув.

— Почему тебе было трудно? — прошептала она.

Потому что ты — это ты.

Она была важной. Она была особенной и драгоценной.

И у меня была сила уничтожить ее.

Я избежал ответа, сбежав в пронизывающий холод. Я обогнул капот и открыл ее дверь, поймав ее, когда она чуть не вывалилась наружу. — Вау.

— Извини. У меня немного закружилась голова. — Она покачнулась, когда встала на ноги. Она никак не могла подняться по лестнице.

Я подхватил ее и обнял. — Я держу тебя.

— Я могу идти.

— Лгунья, — поддразнил я.

Она опустила лоб на мое плечо. — Я ненавижу это.

— Быть больной? — спросил я, дергая подбородком, когда увидел Пресли в окне офиса.

— Нет. Быть лгуньей.

— Я пошутил, куколка.

— Я знаю. Но это все равно правда.

На верху лестницы мне пришлось опустить ее, чтобы достать ключи из кармана и открыть дверь, потом я снова поднял ее на руки.

Я позволил всем оговоркам вылететь в окно, когда нес ее к кровати. Я усадил ее на край и встал на колени, чтобы расстегнуть молнию на ее сапогах. Я помог ей вылезти из юбки и влезть в мои треники. Я стянул ее свитер через голову, оставив лифчик на ней, взял футболку из шкафа и натянул на ее волосы.

— Я собираюсь пойти и принести тебе лекарства. — Я откинул одеяло и провел ее под него.

— В ванной есть NyQuil. — Она прижалась к подушке, на которой я спал прошлой ночью. — Под раковиной. Он, наверное, просрочен, но сойдет.

Я засуетился, чтобы найти его. Срок годности был просрочен на месяц, но это было лучше, чем ничего. Я вернулся и помог ей сесть, чтобы сделать глоток.

— Блех. — Она высунула язык. — Воды.

— Давай. — Я принес ей стакан и помог выпить. — Что еще?

— Ты ляжешь со мной? — Ее глаза были закрыты. Она отключилась бы через несколько минут.

— Конечно. — Я скинул ботинки и стянул с себя толстовку. От нее пахло металлом из гаража и ветром снаружи. Затем я лег поверх одеяла, когда она зарылась под него.

— Спасибо, что приехал за мной.

— Без проблем.

— Надеюсь, ты тоже не заболеешь. Я, наверное, заразная.

— Я буду в порядке. — Я заправил прядь волос ей за ухо. — Спи.

Она кивнула. — Я рада, что мы друзья.

— Я тоже. А теперь спи.

— Ты мой лучший друг. — Она говорила с закрытыми глазами, почти как во сне. Она определенно бредила от жара. — У меня не было лучшей подруги с пятого класса. Ее звали Мэнди. У нас были ожерелья из латунных сердец. Знаешь, когда у одного человека половина сердца, а у другого — другая половина.

— Да. А теперь спи.

— Кто твой лучший друг? — болтала она.

— Ты, — признался. Может быть, если я отвечу на ее поток безумных вопросов, она заснет.

— Нет, до меня.

— Кейн.

— Твой брат не считается. Он член семьи. Иначе я бы сказала мама. Кто еще?

Я сглотнул. Правда повлекла бы за собой еще больше вопросов, но я не стал бы лгать — только не ей. — Шеннон.

Женевьева подняла ресницы. Эти темные глаза, такие красивые, погрузились прямо в мою душу, пробуждая чувства, которые, как я думал, были похоронены в Бозмане. — Кто такая Шеннон?

— Спи, куколка. Пожалуйста?

Она кивнула и закрыла глаза. Вопросы прекратились. Ее дыхание выровнялось. И когда я понял, что она отключилась надолго, я переместился на кровать, чтобы устроиться поудобнее.

Я достал свой телефон и написал Пресли сообщение, что на сегодня я закончил. Она ответила, что засечет время и сообщит Дэшу.

Женевьева, вероятно, проспит несколько часов. Она будет в порядке, если я пойду в гараж, но я не оставлял ее одну. Не сегодня. Поэтому я закрыл глаза и позволил себе заснуть.

Мне снилась женщина с темно-каштановыми волосами и великолепной улыбкой, которой она не часто пользовалась. Мне снилось, как она шептала в темноте, что я ей нужен.

Я мечтал о своей жене.

Пока этот сон не превратился в кошмар, в котором Женевьева сидела, прихрамывая, на пассажирском сиденье автомобиля, а кровь стекала по краю ее рта.

И эти выразительные глаза, которые я любил, потеряли весь свой свет.

ГЛАВА 15 ЖЕНЕВЬЕВА

Я смотрела в окно хижины, любуясь окружающим лесом. Вечнозеленые деревья возвышались над нами. Пол леса был покрыт тонким слоем снега. И хотя я не могла видеть его сквозь деревья, я представила себе озеро вдалеке, длинное, широкое и темно-синее.

Город был меньше, чем Клифтон Фордж. Уютнее. Приезд сюда был тем побегом, в котором я так нуждалась. Здесь не было мотоциклетных банд — ни бывших, ни нынешних. Здесь воспоминания об убийстве моей матери казались более далекими. Здесь, возможно, Исайя наконец-то откроется мне о том, что беспокоило его на протяжении нескольких недель.

— Напомни мне, почему ты выбрал Клифтон Фордж? Потому что Ларк Коув великолепен. — Типа, я хочу жить здесь, а не там.

— Я поехал туда, где есть работа. — Исайя опустил голову, изучая кофейный столик. Зрительный контакт за последние три недели практически отсутствовал.