Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Шрифт:

— А вот носильцик, холосий носильцик, кому носильцик! — кричал он на бегу.

8

Большой и богатый поселок находился всего в четырех километрах от городка. И, как мы уже говорили, Мейра каждые утро и вечер, кроме субботы, бегом покрывал это расстояние. Что и говорить, четыре километра не бог весть какая даль, и, наверное, поэтому поселок всегда поддерживал с городом теснейшие связи. Трикотажная артель, возникшая в поселке около двадцати лет назад, превратилась в крупное предприятие, на котором в две смены работали женщины из окрестных деревень, она именовалась теперь ткацкой фабрикой. С раннего утра до полуночи на фабрике стучали станки, и этот шум, особенно по вечерам, далеко разносился окрест. Со всех уголков Грузии сюда шли заказы на хлопчатобумажные

и шерстяные изделия, и фабрика давно уже снабжала не только свой район, но и всю республику. Помимо фабрики, поселок был знаменит своими кооперативами, и за многим, что невозможно достать в городе, приезжали в поселок. А то, чего не оказывалось в поселковых магазинах, непременно можно было купить на базаре у частников.

В центре поселка стояла красивая каменная синагога. По второму этажу ее был пущен широкий балкон в грузинском стиле с колоннами, откуда превосходно обозревался просторный зеленый двор, дорога, ведущая на базар; а по ту сторону дороги огромное, заботливо ухоженное кладбище с железными воротами и высокой каменной стеной. Возле ограды — мясная лавочка. На задах лавочки резали скот в присутствии хахама [44] и парное мясо раскладывали на прилавке. Надо сказать, что некоторые жители поселка всячески старались придерживаться древних традиций и веры. На улицах часто можно было встретить длиннобородых стариков, направляющихся в синагогу в сопровождении мальчиков, несущих под мышками священные книги. На балконе часами сидели старики, громко распевая псалмы.

44

Хахам — священнослужитель (евр.).

Раньше синагога была самым примечательным зданием в поселке, а сам поселок состоял из десяти серых хибар. Но потом он так разросся, такие хоромы отгрохали себе некоторые, что приезжие даже не замечали синагогу среди этого великолепия. Особой пышностью выделялся дом у самой дороги. Построил его Абрашка Ботерашвили, который, как говорили, греб деньги лопатой. Младший брат Абрашки Рафаэль Македонский слыл за поэта и проживал теперь в Тбилиси. Прежде и Рафаэль носил фамилию Ботерашвили, но потом, когда получил высшее образование и стихи и поэмы его стали появляться на страницах журналов, он выбрал себе сей псевдоним. Нельзя сказать, чтобы псевдоним был плохим. Наверное, он напоминал Рафаэлю далекую Элладу, царство муз. В своих произведениях Рафаэль Македонский отражал жизнь тбилисской интеллигенции, и жители поселка надеялись, что вскоре их земляк станет совсем знаменитым. Рафаэль редко наведывался в родные места, но сейчас гостил у брата. Между прочим, его брат был тем самым Абрашкой, который подарил Мейре шапку, именно ту шапку, которую около трех месяцев назад, в первый день приезда Вамеха, сорвали с головы Мейры дружки Шамиля, она-то и послужила невольной причиной столкновения Вамеха с Шамилем…

К сожалению, отдых Рафаэля Македонского омрачился досадным происшествием. Именно в тот день, когда он прибыл к брату, на Абрашку свалилась ревизия, и в поселке распространился слух, будто дотошные ревизоры копнули так глубоко, что тому не миновать отсидки. Абрашка выглядел, как говорится, краше в гроб кладут.

— Донесли! — поднимали палец жители поселка.

— Не сойти мне с места, погиб Абрашка! — качали головами поднаторевшие в торговле люди.

Уйма народу сбежалась к дому Абрашки, в нижнем этаже которого находился магазин. Все галдели, и любопытные, и соболезнующие, и, конечно, довольные завистники. Легко представить, в каком состоянии пребывала вся семья Ботерашвили, на глазах у которой ревизоры копались в товарах и составляли акт, семья, которая видела своего убитого горем кормильца и понимала, какая пропасть разверзлась у них под ногами. Что и говорить, такой оборот дел коробил поэтическую натуру Рафаэля Македонского, но куда денешься? Поэт стоял на балконе, невидящими глазами уставясь в пространство…

Все это случилось в пятницу, а по пятницам множество народу стекалось в поселок из городка и ближайших деревень. Леван, сын доктора Коции, приехал с женой. Хотя поселок гордился доморощенным поэтом, но художником не мог похвастаться, Леван, тем не менее, знал, что здесь

можно достать необходимые ему краски и кисти. Он оставил свою полуторку у сельсовета и вместе с Розой направился к базару. Они миновали синагогу, прошли еще немного, но тут дорогу им преградила толпа, запрудившая улицу против дома Абрашки.

— Что случилось? — удивился Леван. Какой-то юнец, издали узнавший его, в нескольких словах сообщил, в чем дело. Левана совершенно не интересовали обстоятельства падения Абрашки, и он, расталкивая толпу и ведя за собой Розу, с большим трудом пробился сквозь многоголосую ораву, выбрался на свободу, но тут кто-то окликнул его.

— А, Лейла! — сказал, обернувшись на зов, Леван.

Лейла выходила из магазина.

Кого только не встретишь по пятницам в поселке?!

Лейла знала Левана с детства, очень уважала его отца, и сейчас, на правах старого знакомства, бесцеремонно разглядывала Розу, которую еще не видела, но о которой была наслышана, а поэтому весьма заинтригована. Сегодня как раз представлялся подходящий случай познакомиться с ней. Лейле уже рассказали, что Роза была дочерью ночного сторожа, и хотя она, подобно Алисе, Ясону и многим другим, осуждала недостойный выбор Левана — она осуждала его не только за это, но и за многое другое, в частности за уход из семьи, — Роза сразу понравилась ей, а врожденная искренность и непосредственность не позволили скрыть свой восторг — совершенно, впрочем, противоречащий как ее мнению о Леване и его жене, так и ее взглядам на жизнь, — она подбежала к Розе и горячо расцеловала ее.

— Как только тебе доверили такую красавицу?! — по обыкновению громко воскликнула Лейла, прижимая Розу к груди.

У Розы был вид испуганной лани, она ничего не могла понять, растерянная и довольная одновременно.

— Ты почему не познакомил нас с женой?

Леван промолчал.

— А с отцом ты познакомил ее? — бесцеремонно спросила Лейла, и, не дожидаясь ответа, повернулась к Розе: — А ты, милая, знаешь свекра?

— Да, издали, — застенчиво ответила та.

Лейла грозно уставилась на Левана и воскликнула:

— Убить тебя мало, убить!

Она не стала объяснять, за что его надо убить. Леван терпеть не мог, когда вмешивались в его личные дела, но сейчас он даже не подумал рассердиться на Лейлу, он никогда не принимал ее всерьез.

— Лейла, а ты похудела, — с улыбкой заметил Леван, стараясь перевести неприятный разговор на другое и зная, что его слова доставят женщине удовольствие.

— Ха-ха-ха, да ты смеешься надо мной?! — расхохоталась Лейла. — Какое там похудела, я на четыре килограмма поправилась за лето. Не всем же быть такими стройными, как твоя жена! — Лейла тепло улыбнулась Розе и взяла ее под руку.

Втроем они пошли дальше, мимо кирпичных двухэтажных домов, с обеих сторон обступивших дорогу.

— Что тебя привело сюда, Лейла, материал собираешь для своей газеты?

— Нет, на днях день рождения Алисы, ищу ей подарок. А вы зачем?

— Краски хочу купить, — ответил Леван.

— Слушай, ты бы хоть показал одну из твоих картин, до нашей редакции дошли слухи, что ты начал рисовать.

— Верно.

— Чего же ты скрываешь? Или уже не считаешь интеллигенцию нашего города интеллигенцией?

— Ты права, в нашем городке нет настоящих интеллигентов.

— Кроме тебя, разумеется?

— Я ничего собой не представляю, — едко отозвался Леван, — но и вы не лучше. Лезете вон из кожи, а сами как были мещанами, так и остались.

— И отец твой мещанин? — вызывающе спросила Лейла.

— А кто же еще?

— Вот, имей такого сына! — останавливаясь, воскликнула Лейла. — По-твоему, и Вахушти мещанин? Тебе наплевать, что человек знает три языка…

— Почему бы нет?

— Да, я же забыла, ты ведь гений! Правда, пока еще подпольный… И дружков выбрал себе под стать. Один косоглазый Дзуку чего стоит!

— Дзуку лучше всех нас.

— Чем, скажи на милость, чем?

— Непосредственностью. Вы же, корча из себя интеллигентов, все время оглядываетесь, как бы чего не вышло, только и способны, что антимонии разводить.

— Я лично не считаю себя интеллигенткой, но желаю тебе добра. Всем обидно, что ты с алкоголиками водишься. Тебе следует выбирать друзей из своего круга.

— Я выбираю друзей по душе, — ответил Леван, взглянув на Розу. — Это кто же мой круг?

— Мы, — гордо заявила Лейла, — я, Алиса… Тебе что, всех перечислить?

Поделиться с друзьями: