Рассказы и повести

– За что же десять лет?
– Мишка подошел к Мещерякову.
– Когда летчик цел, и вертолет чуть помялся...

– Какой вертолет?
– не понял Мещеряков.

– Ну тот. С тыквой... Сколько дадут?

– Пять, - сбавил Мещеряков.

Из сарая тем временем вышел угрюмый Николай. Из дома - Танька и Вероника. На Таньке было зимнее пальто, застегнутое на все пуговицы, а Вероника - в мужской рубахе с засученными рукавами.

– Михаил, а ты чего стоишь?
– сказал дед Егор Мишке.
– Тащи гитару! Играть будешь.

– Чего это я буду играть? Это ж самодеятельность.

– Ну и что?
– не понял дед.

– А за самодеятельность не платят. Я бесплатно вкалывать не буду. Так что сами пойте. Пока.

Мишка повернулся и пошел.

– Что это с ним случилось?
– удивился Мещеряков.

– Ничего с ним не случилось, - спокойно объяснила Танька.
– Он всегда такой и был, жлоб несчастный...

Мишка обернулся на оскорбление.

– Иди, иди...
– напутствовала Танька.
– Без сопливых обойдемся.

И запела звонко, на весь свет:

– "Три месяца лето, три месяца осень, три месяца зима, и вечная весна..."

Птицы замолчали и замерли в одинаковых позах: "Танька поет..."

Травы и колосья привстали на цыпочки и потянулись к солнцу: "Танька поет..."

Коровы на ферме прибавили надой молока. А доярки сидели и слушали, и лица у всех становились похожими.

Уже темнело, когда бабка Маланья вылезла из автобуса.

Мишка отделился от своего мотоцикла, подошел к соседке.

– Садись, - предложил Мишка.
– Подвезу до дому.

– О нет!
– категорически отказалась старуха.
– Я этой технике не доверяю.

– А я тебе подарок приготовил.
– Мишка протянул подарок.
– Померь.

– Чего это?
– не поняла Маланья.

– Куртка. Водонепроницаемая.

Мишка накинул на плечи Маланьи куртку. Она была легкая, на пластмассовой "молнии", простеганная ромбиком.

– Чего это ты?
– Маланья просто обомлела от Мишкой щедрости.

– А я подумал: на базаре стоять - то холодно, то дождь...
– смущенно оправдывался Мишка.

– А тебе чего?
– прямо спросила Маланья.

– А мне ничего не надо, - бескорыстно отказался Мишка.

– Как это "ничего"?
– Маланья задумалась.
– Вот! Я тебе открытку дам! Японскую! Вот так держишь: в платье.
– Маланья показала ладонь.
– А так, она чуть повернула ладонь, - одна срамота.

– Не надо, - отказался Мишка.

– Бери, бери, - расщедрилась Маланья.
– Мне-то она зачем?

Маланья собралась было идти, но Мишка задержал ее:

– Баба Маланья, у меня к тебе просьба...

– Ну.

– Если тебя спросят: когда ты шла к автобусу, Мишку видела? Говори: не видела. Трактор стоял, а его не было.

– А разве ж я тебя видела?
– удивилась Маланья.

– А то нет?
– удивился Мишка.
– Ты еще спросила: который час, я сказал - три...

– Не помню, - созналась Маланья.
– От старость - не радость. А за куртку спасибо.

Маланья повернулась и пошла.

Мишка провожал глазами свою куртку на Маланьиной спине.

– А рукава-то длинные!
– крикнул Мишка.

– Это я подошью, - успокоила Маланья.

Танька сидела за швейной машинкой и строчила платье-макси из двух белых скатертей. Перед ней в обрезках лежал журнал мод. В нем была изображена японка в белом платье а-ля рюс с белыми кружевами.

Танька оглядела дело рук своих, потом подошла к кровати, присела на корточки и отодрала кружевной подзор, тяжелый не то от пыли, не то от собственного веса. Вернулась к машинке, стала приспосабливать кружева к белому льну. В это время вошла Вероника и сообщила:

– Тань! Тебя Мишка зовет!

Танька вышла из дома.

В небе стояла полная белая луна. А посреди двора возвышался Мишка Синицын в ватнике и с рюкзаком. Как новобранец.

– На! Пластинки ваши. Три штуки. И клещи деду Егору отдашь. Я у него брал.

Танька взяла пластинки и клещи.

– А я, значит, поехал. Пока.

– Куда это ты поехал?
– удивилась Танька.

– На Землю Франца-Иосифа!

– Чего?

– На заработки. Машину куплю. Новый дом поставлю.

– А я?
– тихо спросила Танька.

– Выходи за летчика. За Валерия Ивановича.

Танька молчала.

Мишка посмотрел в ее приподнятое лицо. Отвернулся. Сказал небрежно:

– Некогда мне глупостями заниматься. Мне надо деньги зарабатывать.

– Мишка... Все-таки какой же ты...
– тихо, как бы дивясь своему открытию, проговорила Танька.

– Ну, какой, какой?

– Голый материалист!

– Не голый, а диалектический. Дура.

Он пошел прочь по знакомой тропинке. А Танька осталась стоять на крыльце. И ничего не поменялось в мире. Ничего не сдвинулось. И равнодушная природа продолжала красою вечною сиять.

– А где щетка?
– спросил сержант Ефимов.

Рядовой милиционер заметался в поисках и очень скоро нашел щетку на подоконнике.

– Вот она.

– Ведь как удобно, когда вещь лежит на своем месте. Каждый подошел, почистил сапоги, положил обратно. Другой подошел, почистил, положил обратно. Никто времени не теряет.

В отделение милиции вошел Мишка.

– Вот!
– Мишка положил на стол бумагу.

Ефимов сел за стол, прочитал:

– "Я, Михаил Синицын, официально заявляю, что устроил преднамеренную аварию вертолета путем забивания овощами выхлопной трубы ввиду несознательной ревности и пережитков. При выборе меры наказания прошу учесть мое добровольное признание, а также характеристики".

– Значит, официально заявляешь?
– Ефимов пронзительно посмотрел на Мишку.

– Официально, - не сморгнул Мишка.

– А вот летчик Журавлев официально заявил, что авария произошла по его вине: не учел при взлете направления ветра. Кому верить?

– Ему!
– сказал Мишка.

– А почему не тебе?

– Он старше. Ну, я пошел. Пока!

Мишка заторопился к двери.

– Постой!
– велел Ефимов.
– Поди-ка сюда...

Мишка приблизился.

– Чего?
– беспечно спросил он.