Рассказы из сборника 'Отступление'

– Все танцуют, - объявил Фланаган, а я приношу извинения за своего друга. Обещаю, что он никому больше беспокойства не доставит.

Оркестр рванул "Дипси Дудл", и гости заведения, вернувшись к жизни, задвигали ногами.

Фланаган отнес Гурске к столику и, усадив на стул, сказал:

– Ну, хорошо. Давай закончим дискуссию. Раз и навсегда.

– А больше ничего не хочешь?
– спросил, впрочем, без всякого энтузиазма Гурске.

– Юджин, - сказал Фланаган, - подойди ко мне.

Гурске приблизился к Фланагану, который сидел боком к столу, широко расставив ноги.

– Итак, что ты скажешь о тех профессиональных боксерах, достоинства которых мы сравнивали недавно?

– Из этих двоих я ставлю на Демпси.

Фланаган взял Гурске за руку и легонько потянул на себя. Гурске упал на колени приятеля лицом вниз и задницей кверху.

– Ты похож на старую шарманку, - осуждающе произнес Фланаган и принялся размеренно и размашисто шлепать Гурске по мягкому месту. Оркестр на некоторое время умолк, и смачный звук шлепков разносился по всему заведению.

– Ой!
– пискнул Гурске на седьмом ударе.

– Ох!
– ответили ему дружным вздохом многочисленные зрители. На девятом ударе барабанщик из оркестра поднял палочку и басовый инструмент принялся отсчитывать удары, отвечая на каждый взмах безжалостной и неутомимой ладони.

– Итак, мистер Гурске, - спросил Фланаган, - что вы теперь скажете?

– Я ставлю на Демпси.

– О'кей, - произнес Фланаган, и возобновил экзекуцию.

Гурске сломался лишь после тридцать второго удара.

– Хорошо, Фланаган, - со слезами в голосе выдавил он.
– Достаточно.

– Я рад, что вопрос решился к обоюдному удовлетворению, - сказал Фланаган, ставя приятеля на ноги.
– Теперь садись и выпей.

Гости зааплодировали, оркестр вновь заиграл, и танцы возобновились. Фланаган, Флора и Гурске сидели за своим столиком, потягивая "Старомодный".

– За выпивку плачу я, - объявил Фланаган.
– Поэтому пейте от души. Итак, на кого же ты теперь ставишь, Юджин?

– Я ставлю на Луиса, - ответил Гурске.

– В каком раунде он выиграет?

– Во втором, - ответил Гурске. Он тянул "Старомодный", а по его щекам катились слезы.
– Он выиграет бой во втором раунде.

– Вот теперь я вижу, Юджин, что ты, - настоящий друг.

ПЕРЕСТАНЬ ДАВИТЬ НА МЕНЯ, РОККИ.

Мистер Гензель аккуратно обматывал знаменитую правую Джоуи Гарра шестью футами клейкой ленты. Джоуи сидел на краю массажного стола. Он покачивал ногами, с мрачной задумчивостью глядя на своего менеджера.

– Осторожность, - произнес мистер Гензель, продолжая работу. Запомни: "осторожность и деликатность" - вот два ключевых слова.

– Ладно, - буркнул Джоуи и громко рыгнул.

– Всему есть предел, Джоуи, - сказал мистер Гензель.
– Экономность может завести тебя слишком далеко. Ты - человек не бедный, и на твоем банковском счете денег не меньше чем у голливудской актрисы. Скажи, почему ты предпочитаешь питаться в забегаловках за тридцать пять центов.

– Прошу вас, не говорите так много, - пробурчал Джоуи, протягивая левую руку.

Мистер Гензель приступил к обработке знаменитой левой Джоуи Гарра.

– Язва...
– продолжал он.
– Скоро я буду иметь боксера с язвой желудка. Блестящая перспектива. Этот человек почему-то предпочитает питаться отбросами. Отбросами с кетчупом. Будущий чемпион в полусреднем весе. Динамит в каждом кулаке. Рыгает сорок раз на день. Побойся Бога, Джоуи.

Джоуи, не обращая внимания на причитания менеджера, покосился на свое изображение в зеркале, чтобы ещё раз полюбоваться своими аккуратно прилизанными, напомаженными волосами. Мистер Гензель вздохнул и, потрогав языком зубной протез, закончил бинтовать руку.

– Позволь мне когда-нибудь, - сказал он, - угостить тебя настоящей едой. Один доллар пятьдесят центов за порцию. Чтобы ты мог почувствовать вкус.

– Экономьте деньги, мистер Гензель, - ответил Джоуи.
– На безбедную старость.

Распахнулась дверь, и в помещение вошел МакЭлмон. Его сопровождали двое высоких, широкоплечих парней с плоскими лицами и покрытыми шрамами губами, сейчас скривившихся в дружелюбном оскале.

– Рад видеть вас, парни, - сказал МакЭлмон. Подойдя к боксеру он потрепал его по плечу и спросил: - Как чувствует себя мой маленький Джоуи?

– Нормально, - ответил Джоуи, растянулся на массажном столе и закрыл глаза.

– Он все время рыгает, - пожаловался мистер Гензель.
– В жизни не встречал боксера, который рыгал бы так много, как Джоуи. Такого я не видывал за все тридцать пять лет пребывания в этом бизнесе. Как поживает твой парень?

– Рокки в отличном состоянии, - ответил МакЭлмон.
– Хотел зайти к вам вместе со мной, чтобы убедиться в том, что Джоуи понял все правильно.

– Я все отлично понимаю, - раздраженно ответил Джоуи.
– Тот ещё Рокки! Тоже мне - скала. Больше всего он боится, что кто-нибудь, когда-нибудь его, как следует, ударит. Тот ещё боец!

– Я бы на твоем месте не стал его осуждать, - назидательно произнес МакЭлмон.
– Ведь он знает, что если Джоуи захочет, то он уложит его так, что Рокки не поднимется с брезента до самого дня Благодарения.

– Одной рукой, - мрачно подтвердил Джоуи.
– Тот ещё боец, этот ваш Рокки.

– Ему ни о чем не стоит беспокоится, - возник мистер Гензель.
– Все всё понимают. Всё всем кристально ясно. Мы держим его на ногах целых десять раундов.

– Послушай Джоуи, - произнес МакЭлмон, склонившись над массажным столом, над лицом боксера, - сделай так, чтобы он выглядел пристойно. Здесь в Филадельфии у него имеются поклонники.

– Я сделаю так, что он будет выглядеть классно, - устало сказал Джоуи.
– Он будет смотреться не хуже, чем военно-морской флот Великобритании. Ведь я всю жизнь тревожусь только о том, чтобы Рокки не потерял в Филадельфии своих поклонников.

– Мне не нравится твой тон, Джоуи, - с ледком в голосе произнес МакЭлмон.

– Ну и что?
– спросил Джоуи, переворачиваясь на живот.

– Так, на всякий случай, - жестко продолжил МакЭлмон.
– Позвольте мне представить вам мистера Пайка и мистера Петроскаса, которую способны принести мне неоценимую пользу, если один из участников договора вдруг забудет о содержании соглашения.