Рассказы о капитане Бурунце
Шрифт:
Он оглянулся, заслышав позади шаги. Его догонял председатель.
— Забыл сказать… Ведь как раз у этого деда, у Семена, поселился Норайр… Сто пятьдесят в месяц платит…
— Норайр живет у деда? — Катарьян остановился и щелкнул пальцами.- Вот это интересно… Вы мне деда не спугните. Пусть постукивает молоточком. А если вдруг захочет пройти в секцию, которая ограблена,- пожалуйста, пусть идет! Не мешать!
Председатель колхоза попросил:
— Вы лишь только эту пропажу мне найдите.
Катарьян снисходительно усмехнулся:
— На милицию как будто наше население
Дуся отпросилась с работы у заведующего производством. Колхозницы сообщили ей, что Норайр сидит взаперти в сельсовете. Не стесняясь людей, она уже и слезы лила и пальцы ломала. Прибежав на секунду домой, еще всплакнула. Но на это нельзя было тратить много времени. Ее отпустили только на час.
Покойная мать всегда говорила: «Какая ни случись беда, а мужика первым делом кормить надо». В магазине Дуся купила полкило хлеба и двести граммов колбасы. «Пойду моего покормлю»,- доверительно сообщила она знакомому продавцу и побежала к сельсовету.
В комнату, где сидел Норайр, ее не пустили. Тогда она зашла с другой стороны и бросила камешек в стекло. Норайр распахнул окно.
Он мог бы давно убежать. Просто смешно было, что они караулили дверь и никого не поставили возле окна. Но он не хотел. Зачем? От какой вины он должен бегать?
Увидев Дусю, он вспыхнул,,
— Лови! — крикнула девушка.
Норайр подхватил сверток. Благодарить он не стал. Все обстоит так, как и должно быть. Он попал в беду. Девушка не отступилась от него. Принесла поесть. Ничего особенного…
— Хлеба маловато,- сурово сказал он.
— А я, Норик, еще расстараюсь…
Дуся ни секунды не верила, будто он виноват. Ведь она так хорошо его знала! Мало ли что было в прошлом. А уж ее-то Норайр не станет обманывать.
Осторожно спросила:
— Ты что-нибудь знаешь, Норик?
Он покачал головой. Что он может знать, если его держат под замком!
— А ты?
Дуся рассказала все, что было ей известно.
— Ночью ограбили, понимаешь? — твердила она.- Ночью! А мы с тобой почти до самого утра гуляли. Разошлись — уже светало. Честное слово, я в свидетели запишусь!
Норайр усмехнулся. Как же, большое значение будут иметь ее показания! Он стал расспрашивать о подробностях грабежа. Еще раз усмехнулся, когда узнал, что всю вину люди валят на него.
— Бурунца разыщи! — приказал он.- Этот приезжий лейтенант меня закопает.
Узнав, что Бурунц еще не вернулся в село, он загрустил:
— В райцентр позвони. В милицию и всюду…
Она смотрела на него снизу, подняв голову. Волосы выбились из-под платочка, нос распух. Губы вздрагивали и беззвучно шевелились, глаза наполнились слезами.
Норайр вдруг вскочил на подоконник и одним махом спрыгнул вниз.
— Норик! Взбесился!
— Молчи! — Он взял ее за плечи.- Ничего не бойся.
— А что с тобой сделают?
— Ничего не смогут. Ты мне будешь верить?
— Ну как же! Норик!
Он смотрел ей в глаза, хмурясь и улыбаясь. В этих глазах ничего сейчас не было, кроме веры и преданности.
Направляясь
к сельсовету вместе с председателем колхоза, Катарьян сразу увидел их.Но и Норайр тоже заметил лейтенанта. Ловко уцепившись за какой-то выступ, мигом оказался на подоконнике.
— Плохо караулите,- небрежно бросил он и захлопнул окно.
Галустян напустился на Дусю:
— Тебе что здесь надо? Иди на свое место!
Лейтенант коротко спросил:
— Кто?
Его не поняли.
— Ты кто?-начальственно переспросил он у девушки.
Сбиваясь, Дуся начала объяснять, что почти до утра гуляла с подозреваемым. Может пойти свидетельницей, если надо…
— Кто такая? — обратился Катарьян к председателю колхоза. И, не дожидаясь ответа, закричал: — Общение с задержанным! За это что бывает, а? Кто позволил?
Дуся сначала опешила, даже всхлипнула. Но ее смятение быстро прошло.
— А у вас ордер на него есть? — яростно наступала она.- А вы можете его сажать? А по какому закону?
Лейтенант только рукой махнул и пошел в сельсовет.
Норайр ждал его, сидя на табуретке у обшарпанного письменного стола. Неторопливо дожевывал хлеб с колбасой.
— Видишь, какой наглый? — с неожиданным добродушием подмигнул Катарьян председателю колхоза.
— Даже и не встанет при виде властей. Хотя бы, сукин кот, звание уважал!
— Он ничего не уважает — ни звание, ни возраст,-готовно отозвался Галустян.- Такого ничем не проймешь.
Лейтенант мирно пообещал:
— Научим, научим уважать!
Они так говорили о Норайре, как будто его здесь не было. Лейтенант сел за стол, разложил бумаги.
Норайр тихонько поинтересовался:
— Я арестованный?
— Пока нет. Но против тебя есть сильное подозрение.
— А тогда зачем меня заперли? Вы все ж таки будьте со мной поосторожнее. Я законы знаю!
Председатель с возмущением хлопнул одной ладонью о другую:
— Видишь, куда устремился? Не скажет: «Я виноват». Или хотя бы для смеха: «Я не виноват». Он нас законом пугает! — Галустян гневно повернулся к Норайру.- Щенок! Пойди, у любого в селе спроси: «Кто ограбил птичник?» И почти всякий на тебя покажет. Вот какого народ о тебе мнения!
Нижняя губа у Норайра чуть заметно вздрагивала. Он отложил недоеденный кусок и встал.
— Садись,- приказал лейтенант.
— А я, если хотите знать… Это не я… Не я ограбил, хотя люди на меня думают…
— Отказываешься? — с угрозой спросил Катарьян.
Но Норайр и не взглянул на него. Он видел сейчас только председателя колхоза и обращался только к нему:
— Вот вы, говорят, хороший человек… А все же вы несправедливый…
Ему казалось, что он может сказать многое. Но дыхание перехватило, он умолк.
Галустян ждал. Глухая враждебность в его глазах словно дрогнула. Мелькнуло что-то иное: смущение, а затем на секунду — бесхитростное человеческое любопытство.
— Вы по прошлому судите,- угрюмо выдавил Норайр,- а я от этого ушел.