Рассказы о капитане Бурунце

Майор Габо Симонян пригласил в свой кабинет следователя и запер дверь. Затем он кивнул Бурунцу: можно начинать.

Бурунц сказал:

— Я, конечно, в ход следствия не вмешиваюсь. Хочу только высказать свои соображения. Пригодятся — буду рад.

Он выложил на стол листочки из Уголовного кодекса.

— Свое преступление Воронцов готовил долго и начал издалека. Это, можно сказать, дело его жизни. Сперва был спектакль насчет потери и находки десяти тысяч. Об этом есть у нас показание бывшего кассира Согомона Меграбяна. Вернув деньги в артель, Воронцов добился, что его стали считать честнейшим человеком. Ведь так и называли: «Честный Воронцов!» Дальше. Он предугадывает, что его позовут в колхоз. Осуществилось и это его желание. Заметьте, его почти силком перетягивают с почты, Сусанна Ростомян хлопочет вовсю. В дальнейшем и это обернется против нее, Воронцов спросит: «Почему председательница колхоза так настойчиво переманивала меня к себе работать?» Но вот новый счетовод начал действовать в колхозе «Заря». Подделку чеков он задумал самую грубую. Никаких тонкостей ему и не надо. Потом я объясню — почему. В его планы входит быть пойманным, но он боится, что его раскроют раньше времени и он не успеет похитить, сколько намечено. Что же он делает? Пишет доносы сам на себя. Помните, товарищ майор, вы поручали мне проверку? Три доноса, четыре, пять. И постепенно люди привыкают, что у Воронцова все в порядке. Над доносами смеются. Никто не станет больше проверять Воронцова. Значит, поле для его преступных действий расчищено.

— Постой! — Следователь недовольно усмехнулся.- Что-то ты очень уж прямиком… Все знаешь, словно колдун… Откуда известно, что Ераносян писал доносы сам на себя?

— Пожалуйста! — Бурунц отыскал на столе нужный листок.- Прочитайте, что написано карандашом на полях. Это же точные фразы из первого доноса! Черновик — вот что это такое. Но, конечно, Воронцов слишком осторожный, чтобы своим почерком… И то, что он здесь сочинял, потом было другим человеком переписано. Кем же? Я побывал у него дома и, не раскрывая своих подозрений, установил, что на первом и еще на двух других доносах, поступивших в милицию,- почерк его жены. Остальные как будто переписаны с черновиков сыном Воронцова. Тут же скажу, что, по моему глубокому убеждению, ни жена, ни тем более сын ничего не знали и не понимали, а только выполняли приказ хозяина…

— Это еще нуждается в проверке,- прервал Габо Симонян.

— Вступив на преступный путь, Воронцов приобретает в магазине Уголовно-процессуальный кодекс. Никаких книг до этого он никогда не покупал. Почему вдруг такой повышенный интерес к законам? А потому, что он и не мыслит спасаться от наказания! У него нет в уме — скрываться или там бежать. Семья, дом… Он отлично знает, что наказание понести придется. И вот он изучает пункты закона, ищет лазейку, чтоб как-нибудь снизить себе кару. Видите, листочек, где наказания за растрату,- он больше зачитан, чем другие. Книжка совсем свежая, и лишь только этот листок захватан пальцами.

Габо Симонян спросил:

— Почему преступник держал эту книжку-улику в своем доме?

— А он и не хотел держать, товарищ майор! Жена подвела по своему незнанию. Жене, как показывает парикмахер Шагэн, было.приказано книжечку уничтожить. Она и вырывала по листочкам, вместо того чтобы сразу. Чуть не полкниги отдала парикмахеру. Из чего как раз я и заключаю о ее непричастности.

— Дальше давай, Бурунц,- попросил следователь,- Неужели, по-твоему, Воронцов такой глупый? Знает, что не избегнет кары,- и все-таки ворует? Понимает, что попадется, и сам облегчает работу розыска — создает такую грубую подделку чеков! Согласись, тут у тебя не проходит!

— Так ведь именно в этом все дело! — Бурунц от возбуждения вскочил, потом, подчиняясь взгляду майора, снова сел.- Тут дело основано прямо-таки на арифметическом расчете. Деньги все он забрал один. Все сто пятьдесят тысяч. Вина же будет разложена на троих. Никто не поверит, что преступление в данном случае обошлось без бухгалтера. Самая грубость подделки говорит против Алексана. Без его, мол, участия это было бы невозможно. Да и Сусанне Ростомян нелегко оправдаться. Вот и получается, что честнейший Воронцов — вспомните-ка историю о возвращенных в артель десяти тысячах! — был соблазнен, сбит с толку негодяями. А еще — чистосердечное признание Воронцова и упорство других! А еще- добровольная отдача почти всего полученного лично Воронцовым, то есть пятнадцати тысяч рублей! Значит, можно рассчитывать, что Воронцову присудят не более пяти лет. За хорошую работу наказание еще подсократится. Он так и обещает жене: «Вернусь года через два»… Теперь смотрите! — Бурунц снова поднялся на ноги.- Через два — три года человек возвращается, отбыв свой срок наказания, а дома его ждут чистенькие полтораста тысяч… Ну, скажем, долой пятнадцать, которые вернул… Немало! И ведь еще не такой старый Воронцов, может развернуться…

Начальник кивнул:

— Бывает это. У рецидивистов есть такое понятие: «Продать свободу».

— Но это же только версия, Бурунц! — не соглашался следователь.- Пусть даже остроумное, но всего лишь предположение. Как это доказать?

Бурунц тихо проговорил:

— Знаете, раньше на вокзалах объявляли: «Граждане, берегите карманы!» И пассажиры тут же обнаруживали, где у них что особо ценное лежит: в кармане — так за карман хватались, в чемодане — за чемодан. Вот и Воронцов — он перед нами сам себя обнаружит…- И мягко добавил:- Есть один план. Попробуем доказать. Но помощь ваша будет нужна…

Следователь вызвал к себе Ераносяна. Попросил сесть. Предложил папиросу.

— Кончено, Воронцов! — благодушно объявил он.- Теперь в суд дело твое пойдет. Что ж, надо признать, ты все-таки помог нам докопаться до правды.

Ераносян с достоинством наклонил голову:

— Сделал, что совесть моя велела.

— И знаешь, сейчас я, пожалуй, мог бы дать тебе свидание с родными. Как смотришь?

Счетовод неопределенно шевельнул пальцами:

— А на что? Недавно виделись… Только лишнее расстройство будет.

Следователь его не слушал:

— Обычно в таких случаях мы приглашаем родственников сюда. Но жена твоя, кажется, заболела немного. Простудилась, что ли…

В глазах Воронцова следователь уловил настороженное выжидание. И неожиданное сопротивление. Неужели что-то почуял, мерзавец?

— Поправится.- Счетовод равнодушно опустил голову.

— Ну, как хочешь. Дело твое… Тут Бурунц говорил, что твоя жена, по слухам, намеревается продать дом со всем участком…- Следователь продолжал свое, будто ничего не замечая.- Стыдно ей перед соседями. К своим родственникам собирается уехать…

На этот раз счетовод резко вскинулся, в глазах мелькнула тревога, пытливые огоньки в зрачках угасали медленно…

— Ну, ступай, Ераносян. Теперь долго с тобой не увидимся.

Воронцов, однако, не торопился. Он размышлял и что-то про себя решал, даже беззвучно шевелил губами.

— Гражданин следователь, все же закатают меня… И надолго… Когда еще с семьей встретишься! Тем более, говорите, что жена недомогает. Если б возможно побеседовать с нею напоследок…

— Отчего ж, это возможно. Мы тебя на машине туда отвезем. Надо же нам с тобой закончить по-дружески… Собирайся, Воронцов!

Он первым полез из машины. Но порядок он теперь понимал хорошо и потому стал ждать, когда выйдут следователь и сопровождающий милиционер. Потом взглядом испросил разрешение и двинулся по знакомой дорожке, чуть согнувшись и выставив углом левое плечо. Милиционер опередил его. Следователь шел почти рядом. Откуда-то вынырнул и присоединился к шествию Норайр. Воронцов не стал обращать на него внимание. Очень нужно! Мало ли зевак на свете!

Привычно свернул к дому. Но милиционер приказал:

— За мной!

И, беспомощно оглядевшись, уже чуя что-то недоброе, Воронцов шагнул за ним в сад.

И сразу в испуге остановился.

Земля в саду была беспорядочно перекопана. Тут и там высились насыпи. Куст виноградника был повален. Что искали люди в его саду?

А на топчане, том самом топчане, на котором любил после обеда отдыхать Воронцов, сидел человек в соломенной шляпе и считал деньги.

В ту же секунду Воронцов понял — это его старый знакомый Согомон Меграбян. Почему он здесь? Как это плохо!