Рассказы о капитане Бурунце
Шрифт:
— Зачем же от всего отказываться? — Он снисходительно улыбнулся.- Нельзя же так… Вот у меня будет вопрос: склоняли вы меня пить с вами или нет?
— Не склонял,- тихо отозвался Алексан,- но уговаривал, это верно. Потому что как сам пьяница поганый, то всегда искал компанию.
— А что я отвечал на эти уговоры?
— Отказывался.
— Правильно. А почему?
Алексан подумал и с отвращением объяснил:
— Тогда еще ты человеком прикидывался, хотя уже весь прогнил насквозь.
— Ну вот, опять вы…
Вмешался следователь. Было приказано не оскорблять друг друга.
— Нет, я на старого не обижаюсь. Что же обижаться,
Алексан несколько раз глотнул воздух, прежде чем успокоился и смог ответить:
— Говорил, что счетоводу не положено пить с бухгалтером, Но все-таки, подлец, выпил, когда я поднес!
— Верно! — Ераносяна такой ответ явно обрадовал.- И когда я с вами начал пить? Первый раз когда выпили вместе?
Старик не мог понять, почему его враг радуется. Неохотно буркнул:
— В марте, кажется…
— Верно! Теперь пусть гражданин следователь посмотрит, от какого числа был подделан первый чек. Не Трудитесь даже смотреть: это тоже произошло в марте! — Воронцов всем корпусом потянулся к столу, за Которым сидел следователь.- Теперь я заявляю, что именно в марте они с председательницей меня обработали. За этой именно выпивкой все и решилось. Уговорили Воронцова отстать от честной жизни. Златые горы обещали.
— Врешь! — Алексан заколотил дрожащей рукой по колену.- Все ты врешь! Хотя бы председательницу не Путай!
— Пусть старик ответит, — спокойно попросил Воронцов,- может ли бухгалтер не заметить подделку чека, особенно когда подделка такая грубая?
— Доверял я тебе, подлецу!-с Отчаянием воскликнул Алексан.
— А между тем бухгалтер — должность недоверчивая! — отрезал Воронцов. Холодно сообщил следователю: — Больше вопросов не имею.
Следователь попросил его назвать, когда, где именно и при каких обстоятельствах он передавал бухгалтеру деньги. Воронцов стал перечислять даты, суммы:
— Один раз дал прямо в конторе- и для него и для председательницы. Это было, когда из города вернулся после продажи мяса… Всех случаев, конечно, не помню. В другой раз завернул деньги в газету — тысяч, что ли, двадцать — и к нему домой принес. Сумма была, так сказать, с доставкой…
Алексан скорбно мотал головой, шептал;
— Нет… Нет…
Следователь наклонился к нему:
— Хотите что-нибудь заявить?
— Что ж заявлять? Не было этого. Да все равно вы мне не поверите…
Воронцов усмехнулся.
С Сусанной Ростомян он держался совсем иначе.
— Когда бухгалтер во время выпивки, в марте месяце, объяснил мне, что все такое будет делаться с ведома председателя,- показал он на очной ставке,- я, прямо скажу, не поверил! Как можно! Товарищ Сусанна — уважаемый человек, все ее знают. Про ее жизнь, как я слышал, даже в школах учат. Видный человек. Но потом бухгалтер разъяснил, что именно из-за авторитета председателя все у нас сойдет безнаказанно. Тогда я поверил.
Сусанна внимательно и строго смотрела на него. В ее взгляде не было ни волнения, ни беспокойства. Лицом к лицу против Воронцова сидела пожилая женщина, много видевшая в жизни, никогда не просившая снисхождения и сама не умеющая щадить.
Она спросила:
— Ты лично мне передавал деньги?
Она подчеркнула слово «лично». И Воронцову на секунду показалось, что он ее понял.
— Как можно! — торопливо отозвался Воронцов.- У
меня с председателем не было личного общения. Деньги передавались через бухгалтера. Алексан назначал: из пятидесяти тысяч — тридцать председателю, пятнадцать бухгалтеру, пять счетоводу Воронцову. Я брал свою пятерку, остальные сорок пять вручал Алексану. А уж как он там дальше распоряжался, меня не касалось. Может, товарищ Ростомян этих денег никогда и не видела и ничего о них не знала. Не берусь утверждать.— Так это уже что-то новое! — подхватил следователь.- До сих пор вы заявляли, что председатель колхоза Сусанна Ростомян получила восемьдесят тысяч от вас.
Он придвинул бумагу, чтобы записать показание.
— От меня,- смиренно согласился Воронцов,- но не из рук в руки. Через бухгалтера. Если, конечно, бухгалтер отдавал…- Помялся и осторожно добавил: — Что сомнительно, как я теперь понимаю…
Сусанна остановила пишущую руку следователя:
— Хотя для меня это удобно.- лазейку мне дает,- я все же заявляю, что по-прежнему не верю насчет Алексана. Он пил, правда, и сильно пил, с тех пор как у него единственный сын погиб на войне, но воровать не мог.- Она усмехнулась: — Воронцов меня выгораживает ради своего интереса. Одного Алексана ему удобнее будет проглотить.
Воронцов опять встретился с ней глазами, первый отвел взгляд в сторону и поднял руку, как школьник на уроке:
— Может быть, председатель скажет, зачем она держала при себе пьяницу-бухгалтера?
— Хорошо работал.
— А для чего я понадобился? Почему меня переманили с почты?
— Считала тебя честным, Воронцов, но ошиблась.
— А Может, для того, чтобы впоследствии было оправдание перед колхозниками? Чтобы свои грехи Воронцовым прикрыть? Вот, мол, все Воронцову верили, и мы поверили, а он всех обманул!
Сусанна спокойно подтвердила:
— Да, Воронцов, так и есть, ты всех обманул…
Норайр стоял у калитки. Ноги он расставил широко. Руки сунул в карманы лыжных брюк. Красно-зеленая ковбойка с короткими рукавами и расстегнутым воротом чуть смягчала свирепый его загар. Он задорно улыбался, поглядывая на подходящего к дому Бурунца.
Бурунц делал вид, что не замечает юношу. Глядел под ноги и все-таки по временам тоже улыбался — не мог сдержаться.
Парень сильно вытянулся в последнее время, раздался в плечах. Его широкая спина загораживала проход. Бурунц приблизился и наподдал плечом. Бывало, от такого толчка Норайр отлетал в сторону, как мячик. Теперь он напружинился, быстро выставил (навстречу удару правое плечо. Бурунц почувствовал сопротивление и ухватил его за пояс. Норайр тут же вцепился обеими руками в брючные карманы противника. Поочередно приподнимая друг друга, слегка встряхивая и переставляя на шаг вперед, они очутились во дворе. Мальчишка был на полголовы повыше Бурунца, и поднимать его было нелегко.
— А все ж не пройдет номер,- запыхтел Бурунц и, подержав Норайра в воздухе, аккуратно уложил на разворошенное у конюшни сено.
Парень тут же вскочил.
— А сами-то как дышите! — закричал он.
Бурунц действительно с трудом переводил дыхание,,
хотя очень старался скрыть это.
— Мало ты еще каши ел! — подзадоривал он мальчишку.
— Посмотрим годика через два! — весело возразил Норайр.
— Будет то же самое.
— Значит, вы никогда не постареете?
— Я? — переспросил Бурунц.- Никогда. А зачем мне стареть?